https://wodolei.ru/catalog/mebel/Aquanet/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Но я понял, что у Люси есть, что сказать мне.
Двор был занесен снегом, мир волшебно преобразился, облачившись в белые пуховые одеяния. Видимо, даже слякоть прониклась рождественским духом и решила приветствовать наступление зимы настоящими сугробами.
Когда есть машина, быстро отвыкаешь от пальто.
– Мы замерзнем, – сообщил я Люси.
– Плевать на нее, – прошипела Люси и потащила меня под заснеженные ветви большого дерева.
Снег падал большими мохнатыми хлопьями, украшая собой мир, но не согревая.
– Прижмемся? – предложила Люси.
– Было бы здорово.
Мы обнялись и прижались друг к другу. Она уткнулась мне в грудь. Я невольно положил ладонь ей на затылок.
Она подняла голову.
– Бедненький, – сказала она и крепко поцеловала меня в губы.
Я ответил таким же сильным и продолжительным поцелуем. Свет в здании приюта постепенно стал меркнуть, окрестности огласились собачьим лаем. Низкая луна светила, точно медная пуговка на темном плаще ночи.
– Не ожидал, – пробормотал я.
Люси рассмеялась как-то удивительно возбуждающе. Так сдержанно смеются сотрудники конторы, открывающие забавную электронную почту, когда за спиной у них появляется шеф.
– Да уж, – сказала она. – Ты единственный, кто этого не ожидал. Думаю, нужна была собака, чтобы довести все до логического конца.
– На самом деле… – начал я.
Но она снова подставила губы, и мы слились в поцелуе. Губы у нее были теплые, а нос холодный. У собак это является признаком здоровья, отметил я, но воздержался от комментариев.
– Можно тебя спросить? – обратилась ко мне Люси.
– Говори.
– Как ты мог столько терпеть эту стерву?
– Не знаю, – ответил я, – но временами она бывала ко мне добра.
– Разве ты не заслужил лучшего? Чтобы к тебе были добры все время?
На это я не мог ответить ничего, а может, просто не хотел. К раз и навсегда сложившимся отношениям привыкаешь, как к джинсам в обтяжку. Стоит их снять – и становится непонятно, зачем с таким трудом в них влезал. Так и самые нелепые отношения, ставшие привычными, кажутся логичными и вполне нормальными, что бы тебе ни говорили друзья.
Когда же в наших отношениях с Линдси пролегла трещина? Хотя, пожалуй, никакой трещины и не было, как не было и никаких отношений. Мы просто сосуществовали, жили бок о бок, такие разные и чужие друг другу люди. Мы всегда были две разные личности, несовместимые и самодостаточные. Наверное, меня это вполне устраивало, все было просто идеально до тех пор, пока я не встретил пса.
Я еще крепче прижал к себе Люси.
– Просто не верится, что ты простила меня за Чартерстаун.
– А почему я должна была прощать тебя? В чем ты виноват? Просто продал дом.
– Я имею в виду… как? – осенило меня. – Ты не знаешь?
– А что я должна знать?
– Что дом продан почти задаром. Я думал, ты из-за этого уволилась.
– Я ушла с работы, потому что увидела кольцо у нее на пальце, – сказала Люси.
– Ну и что?
– Я решила, что вы обручены и у меня нет никакой надежды.
Так вот оно что! Колечко с бриллиантом, купленное Линдси в минуты охватившего ее восторга от грядущего материального благополучия. Да, поистине в жизни не бывает мелочей, каждый предмет в ней может значить многое и даже очень многое – если не для тебя, то для кого-то другого.
– А о чем идет речь? Что там случилось, в Чартерстауне?
И я раскрыл ей глаза на то, какая я сволочь.
– Так во-от оно что, – задорно блеснула она глазами. – Ты теперь, получается, уголовник?
– И, представь себе, не вижу никакого выхода.
– Ну, выход всегда есть. Достать новый паспорт и пуститься в бега. Начать все сначала. Я тебе помогу.
– Но… как же ты? – У меня перехватило дыхание от этого неожиданного предложения. – Как твой курс английской литературы?
– Английской литературы? – переспросила она, словно бы впервые услыхав такое словосочетание. – Честно говоря, устала я от придуманных разговоров вымышленных героев, от никогда не существовавших людей, от высосанных из пальца идей. От всего этого я устала. Ты и собака – это гораздо интереснее. Мы вернем его, не беспокойся.
– Что ты задумала? – тревожно спросил я.
– Взлом, – лаконично отвечала она.
– Взлом? Что ты такое говоришь. Откуда ты вообще знаешь такое слово? Ты что…
– Не беспокойся, – оборвала она. – Мы этим уже занимались.
– Мы? Что значит «мы»?
– Мы с братом в детстве лазили в чужие дома.
– Но зачем? Что вы там делали?
– Валяли дурака. Проверяли содержимое холодильников и устраивали скачки на диванах.
Многие вещи я увидел в эту ночь в новом свете.
Мы стали дожидаться, пока в приюте все окончательно замрет. В девятнадцать лет средняя продолжительность полового акта составляла у меня минуты две. Такое даже «актом» нельзя было назвать – так, скорее «сцена», небольшой кинодубль. Конечно, теперь, и особенно после пары стаканов вина, это может затянуться на несколько часов, пока не будет достигнут желаемый результат, – то есть получается целая сексуальная пьеса, даже эпопея. С годами я стал понимать, что уверенно движусь к эпической трилогии, которая все никак не может кончиться благодаря вялости действия и отсутствию концовки. Однако Дэн оказался тем самым исключением, которые так любят подтверждать правило, и, похоже, не думал покидать сцены.
Мы стояли и мерзли, мерзли и стояли. Ботинки, которые всегда вызывали у меня ощущение удобства и надежности, теперь вели себя как дешевая поделка из искусственной кожи и пластика, какие-то обноски восьмидесятых. Я увидел эти пластиковые мокасины в магазине году примерно 1986-м. Они назывались «Сталлоне», вероятно, перед тем, кто их обувал, все должны были расступиться. Теперь я в них окончательно разочаровался.
Люси все это время прижималась ко мне, излучая животное тепло.
– Мы найдем его, – твердила она. – Обязательно найдем, не беспокойся.
Я еще ни с кем не делился своей тайной, но тут, на погруженной в космический холод стоянке, поведал ей все.
Люси улыбнулась:
– Я заметила, что ты с ним разговариваешь.
– Нет, в самом деле, он отвечает. Наверное, я окончательно спятил, но это так.
– И что же он рассказывал про меня? – прижалась она ко мне.
– Ты ему нравишься. Поэтому и подумал, что он согласится пожить у тебя некоторое время.
– Почему же тогда…
– Он сказал, что, если я откажусь от него, пусть хоть на день, он окончательно потеряет веру в человечество.
Люси посмотрела на меня совсем как Пучок, когда я сказал ему, что могу вести машину куда захочу.
– Чушь какая, – заметил он, точно мальчишка, уверенно заявляющий приятелям, что может забить «хоть сто миллионов голов» в ворота.
– Да уж поверь, – сказал я тогда. – Вот, смотри, сейчас я поверну направо.
Во время поворота пес отрешенно смотрел в небеса, и на морде у него было написано: «Не держите меня за идиота».
– Ты просто вертишь руль туда, куда хочет ехать машина, – сказал он.
– Да нет же, это я управляю ею, а не она мной.
– В таком случае, зачем ты возвращаешься в город?
– Чтобы отвезти Линдси ее вещи.
– И в то же время, – заметил пес, виляя хвостом в манере «разрешите напомнить господам присяжным», – тебе нечего там делать. Не хотел – и все равно сел в машину и меня с собой прихватил, впрочем, последнее я одобряю в любом случае. И вот десять минут спустя ты оказываешься в месте, куда, по собственному утверждению, хотел меньше всего на свете. Что это? Издевательство над собственной личностью? Ты у нее как будто ходишь на поводке. Ведь если бы ты мог влиять на ход событий, то туда бы уж точно не поехал, разве не так? Попробуй-ка возразить.
Ну что тут скажешь? Я сказал:
– Не хочу, но надо.
Пес закатил глаза к потолку.
– А потом еще оставишь меня одного в машине, потому что мне туда, к ней, заходить нельзя. Оставишь мне только щелочку в окошке и уйдешь туда неизвестно на сколько, пока она тебя не отпустит. А потом будешь ждать, пока она не решит впустить тебя обратно. И дверь закрывается, когда ты даже ее не трогаешь! – воскликнул он, точно Эйнштейн, на пальцах доказывающий теорию относительности упертому ньютонианцу.
Хлопья снега опускались на нас с неба, как стружки пармезана на пиццу.
– И вообще, – вспомнил я, – говорит он как вполне образованный человек, только временами на него что-то находит.
– Что?
– Какие-то песни, странные стихи, не то…
– Что?
– Да ну, чушь какая-то. В общем, временами он забалтывается. Но главное не это, понимаешь? Главное – что он говорит. Правда, только со мной. Может быть, пока, но только со мной.
– Интересно, – сказала Люси, но совершенно очевидно имея в виду совсем другое: «Перестань валять дурака, лучше займись тем, что у тебя сейчас в руках».
– Поэтому он и учинил погром у тебя на квартире, – пояснил я, чтобы окончательно замять недоразумение. – Он хотел, чтобы ваше дальнейшее сосуществование стало невозможным.
Люси уперлась в меня взглядом:
– Ты это серьезно – насчет меня?
– Еще бы, – ответил я. – Он и про Джима все знает.
– Что такое он мог сказать про Джима?
– Что вы часто встречаетесь. И кое-чем занимаетесь… после обеда.
Не знаю, зачем я ввернул это «после обеда». Люси отстранилась от меня.
– Ты рехнулся? Джим гей, – сказала она, как будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся.
– В самом деле? – растерялся я. – Но Пучок сказал, будто вы… – Я пытался подыскать верное выражение. Как же он там говорил? – Что вы «прятали сосиску», игра, мол, такая. – Тут меня озарило, и я понял, каким был остолопом, подумав такую ерунду. – Вы случайно не прятали от него еду? В шутку?
У Люси отвалилась челюсть.
– Откуда ты знаешь? В самом деле, просто не хотела тебе рассказывать. Ты ведь так внимательно относился к его диете… Но как, откуда?
– Я же говорил, – торжествовал я. – Он мне все рассказывает. Я даже пробовал лечиться. Но бесполезно, такое не лечится.
Свет в здании погас окончательно, и стало слышно, как Джули с Дэном, поскрипывая снегом, пробираются на стоянку. И хотя Люси была всего в нескольких дюймах от меня, я с трудом различал даже ее в этой внезапно наступившей темноте.
– Представляешь, – разносился в морозном воздухе голос Джули, – сдал собаку, а потом ходит возле ее клетки.
– Да, видок у него… не того, – заметил Дэн тоном эксперта.
– Знаешь, по мне, так это его самого надо было изолировать от собаки, – рассмеялась Джули.
Раздался щелчок распахнувшейся автомобильной дверцы, и салон машины озарился светом.
– Кстати, – сказал Дэн. – Тот тип, что его забрал, тоже с виду не того.
– Но он же психиатр, – возразила Джули. – Ему и полагается таким быть. Ты только представь, с кем он работает. И потом, он хочет предоставить своим детям возможность пообщаться с неуравновешенной собакой. Чтобы они пораньше начали привыкать.
– К чему привыкать? Работать с ненормальными?
– Ну, вроде того.
Открылась вторая дверь, и включились фары.
– А он не боится, что собака их покусает?
– Нет, – ответила Джули. – Он сказал, что это лишь ускорит процесс обучения. В другой раз поостерегутся. Потом он обещал научить их технике сдерживания. Своих детей. В рождественское утро, – подчеркнула она.
– Да-а, – протянул Дэн, – бывает… Раздались два хлопка дверей, и машина тронулась с места. Боже, как холодно.
Они исчезли во тьме.
– Пошли, – поторопила Люси. – Время не ждет.
Она прокрадывалась вдоль здания, прильнув к стене.
– Все ушли, – сказал я. – От кого ты прячешься?
– От сторожей, – прошептала она.
И в самом деле, откуда-то из дальнего уголка, где, по моим расчетам, находились клетки, пробивался свет.
– А зачем мы туда лезем? – уточнил я тоже шепотом. Как-то прежде столь законный вопрос мне в голову не приходил. В самом деле, ведь Пучка там все равно нет.
– Чтобы взять адрес в компьютере, – отозвалась Люси.
– Но мы же не знаем пароля.
– Пустяки. Что-нибудь собачье типа «гав» или «бродяга».
Мы добрались до фасада здания, все окна были темны, но бледного сияния луны и света удаленных фонарей как раз было достаточно, чтобы разглядеть серебристые полоски сигнализации на окнах.
– Так просто сюда не проникнешь, но к задней части здания нет прямого доступа, – сказала Люси, – так что вряд ли двери с той стороны тоже на сигнализации. Можно воспользоваться мусорным баком, чтобы взобраться на крышу и затем как-нибудь спуститься вниз с задней стороны.
– Сколько тебе было, когда вы с братом лазили по домам?
– Девять лет.
– И ты хочешь сказать, что в девять лет ты всему этому научилась?
– Я постоянно смотрю передачу «Ваш дом под угрозой».
– Это новая, что ли, которую ведет Джорди?
– Ты имеешь в виду «Воры повсюду»?
– Ах да, точно.
Я стал высматривать этот бак на колесиках, который благодаря колесикам казался не самой надежной подставкой, на которой придется балансировать, особенно учитывая обледеневший асфальт.
Люси держала бак, пока я пытался вскарабкаться на него. К сожалению, дни, когда я мог выполнять цирковые трюки, остались далеко позади, и первая моя попытка сорвалась. Все, чего мне удалось достичь, – это забросить ногу. После этого я уже не мог двинуться ни назад, ни вперед и стоял, как Пучок с задранной у дерева ногой.
– О, ради бога, – пробормотала Люси, – держи бак.
Я повиновался, и она полезла вверх. Не успел я оглянуться, как она по водосточной трубе добралась до крыши, словно юркий, проворный Санта-Клаус. Потом Люси исчезла, через пять минут открыла главную дверь, выходившую на фасад здания.
– Окно в уборной было открыто на проветривание, – сказала она, когда я с благодарностью вступал в теплое помещение.
– А как тебе удалось отключить сигнализацию?
– Код, как всегда, первые четыре цифры: 1234. Она заметила мой удивленный взгляд.
– Я это видела в «Современном ограблении: раскаяние за беспечность».
Мы вошли. Джули с Дэном прибрались перед уходом. Вероятно, варвары, захватившие Рим, также наводили в разграбленном городе порядок, если они собирались остаться там жить, вот только нигде не встретишь живописного полотна с таким сюжетом.
Мусор был сложен в черные пакеты, от праздника остался лишь спертый запах алкоголя и сигарет.
Компьютер находился рядом со стойкой регистратуры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52


А-П

П-Я