https://wodolei.ru/catalog/mebel/navesnye_shkafy/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


К счастью, на этот раз не пришлось никого просить подняться с колен, чтобы пройти в кабинку. Так что возвращался я самым счастливым существом на свете, пока не увидел издали в руках Линдси листок бумаги формата А4.
Я тут же понял все. Листок, на котором была описана суть наших с Тиббсом отношений, я сунул в карман пиджака, а пиджак оставил на спинке скамейки. Она зачем-то полезла в пиджак и обнаружила там листок – или же он просто выпал, пока она складывала пиджак.
На лице Линдси, к моему удивлению, застыла улыбка.
– И ничего не рассказываешь! – почти возмутилась она.
– О чем?
– Об этой сделке с Тиббсом. Это же тот самый Майкл Тиббс, воротила в области недвижимости? Ого! Да ты пошел вверх! Какая удача! Дэйв, это превосходная новость, теперь я понимаю, что ты подразумевал под «сюрпризом»…
– Я совсем не это подразумевал…
– Нет, такое надо отметить. Давай закажем что-нибудь выпить.
Пес уже перескочил на противоположную сторону бульвара, где нарезал круги по лужайке. Оттуда доносились его восхищенные выкрики. Увидев, что мы вышли на бульвар, он устремился за нами, напевая себе под нос что-то вроде: «Тум-ти-ти-ти-тум, тара-лала шиабанго!» – какую-то веселую бессмыслицу.
– Есть проблема, – сказал я.
– Какая проблема? – насторожилась Линдси.
– Это нечестная сделка. Афера.
– Иы-ы-ы-х! – Пес пронесся мимо, как аэроплан на бреющем полете, зацепив мою штанину.
– Что это значит? – нахмурилась Линдси.
Линдси такая девушка, что не пожелает связываться с криминалом. Правда, в отличие от меня, она не столь бескомпромиссна и умеет обходить некоторые моральные постулаты, но все же никогда не пошла бы на обман, тем более на обман престарелой леди.
И я посвятил Линдси в подробности нашего с Тиббсом разговора. Правда, ни словом не обмолвился об игре, о том, что я просадил девять тысяч, на которые можно было купить несколько комплектов мебели для кухни, о которой она так мечтала. Зато рассказал все остальное, включая приглашение стать членом «Бумажного Сообщества», которое я без зазрения совести описал ей как клуб по интересам: банкиров, бухгалтеров, адвокатов, покрывающих махинации друг друга.
– Теперь ты видишь, почему я не стал связываться, – закончил я.
– Погоди, но как же… а полиция?
– Полицейские чины тоже состоят в этом клубе. И никто не прольет свет на преступление, а приюты для бездомных собак останутся без миллионов фунтов.
– Эй, плосконосый, а я твою метку перечеркнул! – послышалось рядом. Это Пучок дразнил проходившего мимо боксера.
– Собачьи приюты? – удивилась Линдси, словно впервые слышала о таких.
– Не просто приюты, – ответил я, – а кинологический центр в Пэтчеме. Ну и разные другие приюты, фонды помощи бездомным собакам и прочее.
– Миллионы фунтов? В фонд помощи бездомным собакам? – лицо ее вытянулось от удивления.
– В общем, сплошные пожертвования, – пояснил я, затем украдкой посмотрел на Линдси. Я никогда еще не видел подобного выражения на ее лице, такого ярко выраженного отвращения. Я думал, сейчас она взорвется, но вместо этого услышал:
– Значит, нам ничего не достанется?
– На помощь! – завизжал Пучок, которого преследовал боксер.
Я мягко положил ей руку на колено.
– Ничем хорошим это не кончится, если мы позволим втянуть себя в эту авантюру. Не жди добра от того, кто творит зло. Я встречался с этими людьми, это не люди, а какие-то инопланетяне. Нам их никогда не понять, точно так же, как им – нас.
– Да, – отрывисто сказала Линдси, и по щекам ее потекли слезы, – мы не такие. Мы не живем в больших особняках, предпочитая ютиться в малогабаритных квартирах и снимать комнаты, мы не ездим в отпуск на тропические острова, когда захотим, в любое время года, мы не можем позволить себе загорать где-нибудь на пляже в разгар зимы и кататься на лыжах в середине лета. Мы даже не можем брать выходные, когда захотим, и не уверены, что способны оплатить свои долги. Мы даже в Мастик ни разу не были. Все в нашей жизни и любви подчинено условностям, у нас связаны крылья, и нам никогда не подняться туда, наверх. Мы никогда не прорвемся сквозь эти силки, если не ухватимся за первую благоприятную возможность, если не воспользуемся случаем. Только так люди поднимаются над обыденностью, только так – хватаясь за колесо Фортуны. Ты должен хватать птицу удачи, пока она идет к тебе в руки, Дэйв, иначе ты останешься в дураках. – Она положила свою руку поверх моей.
Я уставился на нее. Глаза Линдси были полны слез.
– Хулиган! Он преследует меня! – доносились крики с лужайки. Пучок пронесся мимо сплошным комком рыжей шерсти. – Спасите, он хочет добраться до моих костей!
Боксер тем временем, как я заметил, довольный до ушей, затрусил за хозяином по бульвару в противоположном направлении.
– Я не могу так поступить, Линдс. Это противоречит моим принципам, более того – самой моей природе.
Такой несчастной я ее еще никогда не видел, даже когда мы попали в пробку в первый день январской распродажи в «Мобен» – шестьдесят процентов скидки для первых десяти покупателей. Мы оказались пятнадцатыми.
Она порывисто вздохнула.
– Но почему?
– Тут не о чем и говорить. Я не такой. И подобными вещами не занимаюсь, и никогда заниматься не буду. Это бесчестно.
Линдси посмотрела на пса, который как раз подбежал к крошечному йоркширскому терьеру.
– Эй, коротышка, прочь с дороги! – рявкнул он. – Это моя территория, понял? Что, нюх потерял, информационных точек уже не замечаешь? Распустилась, шантрапа!
– Что бесчестно? – спросила Линдси спокойно и твердо.
– Это не наши деньги. И миссис Кэдуоллер-Бофорт имеет право поступать с ними так, как ей вздумается, и получить за поместье столько, сколько полагается.
Линдси уже не смотрела на меня. Она уставилась на море, сверкавшее в лучах солнца. По волнам задумчиво скользила холеная крутая яхта. В общем, был не самый подходящий момент для того, чтобы разглагольствовать о моральных ценностях.
– Безнравственно – это когда обретаешь выгоду за счет других людей, причиняя им страдания, – сказала она.
– Да, именно.
– Значит, если я верно поняла, дело обстоит так. Поправь, если я ошибаюсь. Старая леди продает свой дом. Собаки получают двести тысяч, если не больше… Больше они, должно быть, никогда и не получали и не получат, а мы получаем… – Она положила вторую свою руку поверх моей и взглянула мне прямо в глаза. – Свободу или хотя бы ее начало. С трудом могу представить себе, кто при таком раскладе пострадает.
– Не надо впадать в истерику, сэр! – заявил Пучок, на которого, захлебываясь, тявкал йоркширец. – Я только указал вам, что пришел сюда первым.
Я не знал, что ей ответить. Она могла выдвинуть сколько угодно аргументов, объяснить, что не все делится на черное и белое, что мир на самом деле разноцветен и помимо добра и зла в нем существует масса различных цветовых сочетаний и тональностей, где правда и ложь тесно переплетены. Она могла сделать все что угодно, кроме одного – разубедить меня, потому что если есть на свете вещи, которых вы не можете сделать, то вы их не делаете. Нельзя ждать от слона, что он взлетит, сколько ни воодушевляй его на такой поступок.
На дороге появился человек с коробочкой жареных «чикенов» в руках. Пучок стал крутиться возле него, исполняя какой-то замысловатый танец и напевая, видимо, чтобы не сбиться с ноги, под нос: «Брось коробку, брось коробку, брось коробку, урна далеко, так что лучше брось».
– Может, просто оставим эту тему? – предложил я.
– А я бы хотела, – вздохнула она, – оставить эту дыру, в которой мы живем.
– Эй, погоди, – вмешался я. – Ты называешь дырой то, что мне дорого. Я люблю эту дыру.
Но сбить ее оказалось непросто.
– Ты мог бы получить пятьсот тысяч, а может, даже миллион, если бы этот тип вернулся к своему второму предложению. И еще неизвестно, сколько ты мог бы зарабатывать впоследствии, вращаясь в их клубной тусовке. А что сделал ты? Что вообще ты смыслишь в жизни? К чему ты стремишься? Кем ты хочешь стать? Неудачником или человеком, который может что-то предложить другим, человеком, с которым хочется остаться рядом? – Она добавила: – И даже, может быть, навсегда.
Это был удар ниже пояса. Вообще-то, я хотел, чтобы мы поженились, особенно с тех пор, как узнал, что это могло порадовать больную маму, но Линдси тогда сказала, что она еще не готова.
– Линдси, – сказал я, – если ты хочешь провести всю жизнь рядом с человеком, способным на подобные поступки, то нам с тобой не по пути.
Это прозвучало несколько более ультимативно, чем хотелось.
– А дистрофики Бурунди поют: «Вернись! Джейсон Кенди!», – пел пес, бегая взад-вперед по бульвару. Он явно радовался, что шерсть его при этом развевает ветром. Такая вентиляция была ему по душе.
– Сколько ты просил за тот автомобиль? – вдруг спросила Линдси.
Я продал старый «Цивик» года два назад.
– Это к делу не относится, Линдси.
– Ну сколько?
– Ну, две пятьсот.
– А сколько предложил перекупщик?
– Две триста пятьдесят. – Она знала, чем меня уязвить.
– Так, значит, ты зарядил цену на полторы сотни выше его реальной стоимости.
– Я немного завысил цену, чтобы торговаться. Просто он не торговался.
Я долго не мог прийти в себя. Он просто вошел, посмотрел на машину, выложил деньги наличными, сел за руль и уехал. Позже мою машину нашли в Лондоне с двумя «Калашниковыми» и полуфунтом взрывчатки «семтекс» в багажнике, и было еще много разных неприятных разговоров с полицией, когда они вычислили мой адрес по номерным знакам.
– Так вот, тут то же самое. Она не собирается торговаться. Ей все равно, сколько денег дадут за ее поместье. Она вообще ничего не хочет знать насчет денег. Сунь ты ей эти четыреста тысяч, и пусть она счастливо доживает свои дни в «приюте с удобствами». Или еще где-нибудь, если захочет переехать к кому-то из родни. С такими деньгами да при ее возрасте она везде окажется желанной гостьей. Виной тут не твой обман, а ее лень, что собачий приют получит… ну, немного меньше денег.
Я тяжело вздохнул.
– Как ты не можешь понять – ведь она обратилась ко мне, потому что доверяет. Она выбрала среди всех агентов меня, потому что считает меня честным. И я не могу…
– А горы «Педигри» все равно превратятся в дерьмо. Для тебя лучше заплатить за собачье дерьмо, чем купить приличную жизнь для нас.
– Я не собираюсь ничего покупать. Это не мои деньги, поэтому говорить больше не о чем. Все.
Она опустила взгляд в песок с выражением неизбывной тоски.
– Посиди и послушай секунду, Дэйв. Что ты слышишь?
– Что слышу? Шум машин, еще моря.
– Да что вы, тут гораздо больше звуков, – вмешался подскочивший пес. Я взглядом приказал ему заткнуться.
– Нет, – сказала Линдси. – Это звук человеческой лжи. Родители лгут детям, дети обманывают родителей, мы тоже лжем самим себе, что все это не кончится где-нибудь в доме престарелых, где мы будем харкать ошметками легких, подорванных нашим климатом. Лгут все. Весь мир одна большая ложь. А также время и все остальное. Реальность – это место, где приходится лгать, чтобы прожить день и перейти в другой.
Я пожал плечами. Добавить тут было нечего.
– Что бы ты сказал, если бы я снова сделала себе прическу, которая тебе не нравится?
– Не вижу причин для сравнения. Одно дело – щадить или не щадить чьи-либо чувства, и совсем другое – лишить человека миллионов фунтов.
– Собак! – подчеркнула она. – А не человека!
У Пучка отвисла челюсть. Казалось, он в жизни не слышал более возмутительной фразы.
– Да какая разница!
Линдси уперлась в меня взглядом.
– Полагаю, мне лучше вернуться домой и решить, как поступить в данной ситуации, – спокойно произнесла она. – И тебе, пожалуй, тоже стоит подумать о дальнейшей жизни. Позвони мне, когда придешь к какому-нибудь решению. На твоем месте я бы поторопилась. И еще – сходи к доктору, пусть он выпишет тебе что-нибудь от нервов. Ты выглядишь просто ужасно и говоришь, как безумный.
– Это не имеет отношения к моей депрессии.
– Я и не говорила, что имеет. Но депрессия все же была? Думаю, что была. И в таком состоянии ты собираешься принимать решения, которые могут отразиться на всей нашей последующей жизни. Да я тебя на кусочки… за такое, – шутливо ткнула она в меня пальчиком.
– Линдси, пожалуйста, – начал я.
– Я не собираюсь выслушивать этот бред. Поговорим позже, когда ты будешь готов к серьезному разговору. Боюсь, что я не люблю неудачников.
– А как насчет сегодняшнего вечера? Мы же собирались в кино.
– Зачем я буду сидеть два часа в темноте и смотреть на фантастический мир, зная заранее, что мне никогда не увидеть его наяву? Нет уж, благодарю. Лучше останусь дома, почитаю о плоскостопии, вызванном занятиями на дешевых тренажерах.
Она встала и направилась к дороге, где ее поджидал автомобиль.
– Линдс, не надо так со мной! – крикнул я ей вослед. Я дал ей уйти. Не удержал. Такое лечение бойкотами было в ее стиле. Она стала сворачивать за угол.
– Цыпленочек! – презрительно бросила она через плечо и скрылась за поворотом.
– И мне кусочек! – рявкнул пес, радостно бросаясь мне на грудь и прижимая к скамейке.
Я увидел, как машина Линдси выруливает с парковки.
– Я что-то не то сказал? – спросил пес, жарко дыша у ног. Я посмотрел вниз. Он заботливо притащил мне пустую пластиковую бутылку с пляжа. – Пожуй, – посоветовал он. – Здорово успокаивает нервы.
9
СЧАСТЛИВЫЙ ПЕС
Когда по уши увяз в долгах, когда деньги занимают весь твой ум на протяжении дня (иногда и ночи), когда тебя преследует их запах, когда деньги становятся определяющей темой в жизни, как прожилки плесени в рокфоре или как мяч в игре, тогда несколько карточных раздач при высокой ставке против опытных игроков – это как раз то, что тебе надо.
В этот день мне внезапно пришла в голову блестящая идея. У меня в книжке оставалось двадцать чеков. Иду в валютный пункт, выписываю себе чек на 50 фунтов с гарантированной карточки – минута, и за вычетом десяти процентов комиссионных вы имеете 45 фунтов, пока банк не прочухается. Гениально, не правда ли?
Пучка я оставил у Люси и провел остаток дня, навещая различные бюро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52


А-П

П-Я