Однако и здесь он опасался встретиться со знакомыми и жался к оградам загородных фольварков, недавно выстроенных устремившейся в столицу шляхтой. Вот сюда же мечтала переехать ради устройства дочки и пани Суходольская, мать Збышка. Как же, девочка подрастает, а в деревне женихов не ахти как много! Однако пану Вацлаву удалось переубедить жену. «Если и переезжать, то не в Краков, а в Гданьск: в Кракове уж больно распущенный и избалованный народ. Найдется и в Гданьске для девочки жених».Несмотря на мрачное настроение, юноша не мог не улыбнуться, вспомнив ясные глазенки маленькой Вандзи. «Вот так невеста!»Опомнился он, только миновав городские ворота. В низине перед ним белели занесенные снегом крыши домов, между ними чернел шпиль колокольни.А слева к берегу тускло синевшей Вислы в беспорядке сбегали домишки огородников, рыбаков, бочаров, кузнецов и кожевенников – многочисленного небогатого трудового люда предместья.«Эге, Стародом уже! Эдак я, пожалуй, берегом Вислы до Сандомира доберусь», – подумал Каспер и повернул обратно.Разглядев над придорожной харчевней на раскачиваемой ветром вывеске кабанью голову, бедный изгнанник вдруг почувствовал, до чего же он голоден. Сунув руку в карман, Каспер нащупал холодные монетки и свернул уже было к трактиру, как вдруг испуганно отшатнулся.«Вуек! Этого еще не хватало! Да не один!»Постояв за углом, Каспер дождался, пока боцман и высокий человек в богатом плаще, выйдя во двор, свернули к конюшне. До студента долетели обрывки разговора, но он прислушиваться не стал. Убедившись, что пан Конопка не может его увидеть, Каспер, подгоняемый дувшим ему в спину ветром, зашагал по дороге.Окончательно продрогший и промерзший юноша наконец в сумерках очутился у дверей профессора Ланге. С тяжелым сердцем взялся он за бронзовый молоток.– Да будет прославлен господь наш пан Езус! – произнес он обычную фразу приветствия.– Во веки веков, аминь, – ответила служанка, принимая у него плащ. – Господин доктор у себя в комнате.Справа тихо скрипнула дверь, и заплаканное девичье лицо выглянуло в сени.– Каспер, Каспер, – зашептала Митта, – отцу уже все сообщили… Ах, зачем ты так плохо поступил с ним, Каспер!– Митта, выслушай меня! – умоляюще глядя в голубые, полные слез глаза, сказал Каспер. – Я объясню тебе…– Тсс! Ради бога, тише! Отец запретил мне с тобой видеться, но я никогда тебя не разлюблю и не забуду!Хлопнула дверь. Каспер остался один.– Панич Каспер, – огорченно сказала старая служанка, снова появляясь в прихожей, – господин профессор велел тебе сказать, что его нет дома… Что с сегодняшнего дня его никогда для тебя не будет дома!Однако профессору Ланге это, очевидно, показалось недостаточным. Вслед за служанкой он немедленно выбежал в сени.– И после всего, что произошло, ты еще осмеливаешься вламываться ко мне в дом? – срываясь на резкий фальцет, кричал он. – И это мой ученик Каспер, на которого я возлагал столько надежд! Ты оказался ничтожным невеждой, ничтожным и неблагодарным! И это сын доблестного капитана Берната! – Красивое лицо профессора пошло красными пятнами, и сейчас в нем нельзя было подметить и тени сходства с нежной и прекрасной Миттой.– Но, пан доктор, разве уж такой непростительный грех – желание утвердиться в истине путем сравнения двух противоречивых учений? Сомнения, которые бродят сейчас в головах…– Молчать! – гаркнул Ланге. – Сомневаются только выученики итальянских вольнодумцев да недоучки вроде Каспера Берната! Уважаемый отец Кристофор мне все поведал!– Но, пан доктор…– Довольно! Пусть бывший студент Бернат забудет дорогу к моему дому. Пусть он забудет, что когда-то был знаком с моей дочерью! Вон! – Остановившись в дверях, Ланге многозначительно добавил: – Последний совет моему бывшему ученику: он сделает непоправимую глупость, если останется хотя бы ненадолго в Кракове!Каспер понял его. Так… Юноша провел рукой по лбу, голова горела, ноги подкашивались. Искренне ли говорит Ланге или им руководит желание разлучить Каспера с Миттой? Но тут студенту на ум пришли возмущенные возгласы отцов референдариев… Нет, пожалуй, надо внять словам профессора…Было совсем темно, когда Каспер добрался до дома педеля Кристофора. В комнате студентов света не было, и Бернат вздохнул с облегчением – все, очевидно, уже улеглись. Однако, шагнув через порог темной каморки, изгнанник понял, что товарищи дожидаются его. Никто не сказал ему ни слова, но осторожный шорох, сдерживаемое дыхание, скрип скамей подсказали ему, что здесь и не думают о сне.Каспер, не раздеваясь, устало повалился на свое ложе. Снова молчание. Ну ладно, теперь нужно закрыть глаза и постараться уснуть.Вдруг чья-то рука набросила ему на ноги теплый плащ. Юноша молча закутался и повернулся к стене. Что делать? Вернуться в Гданьск к отчиму? Это принесет только лишние испытания его бедной матери… Эх, жалко, что уезжает Вуек!Во рту у юноши пересохло. Спустив ноги со скамьи, он, держась стенки, ощупью направился к кадке. Зачерпнув ковшом ледяную воду, Каспер вдруг вздрогнул от неожиданности: чьи-то пальцы крепко сжали его руку.– Жердь, ты? – спросил он наугад.Отозвался не Збигнев, а Стах Когут.– Мы всё знаем, рыжий ты дурачок, – пробормотал Сташек ласково. – Где ты был? Отец ректор уже успел выставить из своего кабинета нашу делегацию… Мы просили не изгонять тебя из университета. И, можешь себе представить, кто лучше всего произнес речь по-латыни в твою защиту? Ян Склембинский! Ей-богу, Ясь-Сорока! Выпалил все, что думал, но, как шли мы обратно, он чуть не плакал с перепугу… А отец Фаустин – тот и вправду всплакнул… Говорил, что мы твоей подметки не стоим…– А это, пожалуй, и правда, – ответил из темноты голос Збигнева. – Ну, хватит в прятки играть. – Зажигай свечи, Генрих!Кресало ударило о кремень, вспыхнул слабый, колеблющийся огонек свечи, озарив бледные, усталые лица четырех товарищей.– Ты все взял на себя, Каспер, я тебе этого ввек не забуду, – с чувством сказал Збигнев. – Ты настоящий шляхтич и друг!– Что я взял на себя? – обозлился Каспер. – Кто спьяну набросился на этого чертова педеля? Я! Кто первый завел разговор о Копернике? Я! Так о чем же тут может быть речь?! Наш уважаемый декан на уроках логики учил нас смотреть в корень вещей, вот я и смотрел в самый корень. Если бы не Вуек с его рассказами, если бы не я с провозглашением здравицы в честь Миколая Коперника, если бы не педель с его наушничеством, спали бы мы сейчас все мертвым сном и не думали бы ни о каких бедах. Или скажу иначе: не случись со мной этого несчастья, я, может, еще года четыре корпел бы над астрономическими таблицами, да пел бы на клиросе, да со всеми студентами устраивал бы нападения на купеческие обозы под рождество да под пасху… А сейчас я вольный человек, захочу – поеду в Гданьск к матери, захочу – наймусь матросом к немцам или итальянцам, если поляки не захотят меня брать… А то пойду по деревням, по фольваркам составлять гороскопы. Я делаю это не так хорошо, как ты, Збышек, но кое-чему и я у профессора Ланге научился.– А Митта? – спросил Збигнев строго.Каспер почувствовал, как что-то сжало его горло. «Неужели расплачусь?» – подумал он с испугом.– Митта обещала меня любить и помнить, – передохнув, сказал он как можно беспечнее. – Но девичья память короткая…– Стыдись! – так же строго продолжал Збигнев. – Митта уже была у исповеди, покаялась отцу Януарию в грехе неповиновения родителям и вот – передала тебе нательный образок и колечко. Сказала, что считает себя твоей нареченной и будет ждать тебя хоть до самой смерти. Отец запер ее на ключ в светелке, но служанка из жалости к девушке впустила меня к ней. Я повидался с бедняжкой, успокоил ее. Она хотела передать тебе кошелек с деньгами в дорогу, но я не взял. Не пристало тебе, шляхтичу…– Оставь в покое его шляхетство! – оборвал Збигнева Генрих. – Ты, может, думаешь, что, если бы покойный король не возвел капитана Роха Берната в дворянство, Каспер от этого вырос бы менее честным или храбрым? Или Рох Бернат, не будучи еще дворянином, менее храбро сражался на Средиземном море с алжирскими и тунисскими пиратами? Или ты думаешь, что простой хлоп, или мещанин, или даже купец…– Да я ничего плохого о простом народе не говорю, – смущенно возразил Збигнев. – Вы знаете, что и ты, Щука, и ты, Жбан, лучшие мои друзья, такие же дорогие для меня, как и Каспер.– Спасибо тебе, – сказал Каспер с чувством.– Мы тут порешили, – заявил Сташек, стараясь говорить весело, – тебе следует уехать из Кракова: итальянец этот теперь тебе прохода не даст! И уехать тебе, мы порешили, следует с твоим Вуйком в Вармию… Только вот беда: боцман сегодня утром распрощался с нами, пообещав, что заглянет перед отъездом, а где устроился на постой его купец, он и не сказал. Збышек сегодня целый день бегал по ростовщикам добывать для тебя деньги, а мы с Генрихом обошли все кабаки, харчевни и постоялки. Збышек-то деньги достал, а мы купца с Вуйком не разыскали.Каспера уже сильно клонило ко сну.– Кабанья голова… – пробормотал он невнятно.– Чего это ты? Кого ты этак честишь? – засмеялся Сташек.Но Каспер уже его не слышал: молодость и здоровый организм взяли свое, бедный изгнанник уже крепко спал и даже улыбался во сне. Глава третьяПРОЩАЙ, КРАКОВ! «Переспи ночь с бедой, и наутро она покажется тебе не столь непереносимой», – говорят старые люди. И вправду, как ни жалко было Касперу расставаться с университетом, как ни трудно было покидать друзей, как ни больно было оставлять любимую девушку, но утро было такое ясное, яркое и сверкающее, что все вчерашние беды показались юноше не столь непереносимыми.Очень смеялись товарищи, когда выяснилось, что имел в виду Каспер, когда пробормотал в полусне «кабанья голова». Збигнев, который, сославшись на профессора Ланге, всегда мог освободиться от занятий в деканате, вызвался сопровождать Каспера в придорожный трактир «Под кабаньей головой». Однако боцмана Конопку они там не застали: он перед отъездом решил отстоять мессу. Купец, нанявший его, был не столь предан религии. И по характеру купец оказался отнюдь не уступчивым: наотрез отказался взять с собой Каспера, несмотря на предложенную Збигневом плату. Не помогло и то, что Збигнев отрекомендовал товарища как одного из лучших студентов Краковской академии.– Студент! – воскликнул купец испуганно. – Не говорите мне о нем больше! Знаю я господ студентов: они, как волки, набрасываются иной раз на обозы, а еду им и не показывай – вмиг утащат баранью ногу, а то и целого барана!Тогда Збигнев переменил тактику:– Да он и не студент уже: отцы референдарии изгнали его из академии. А к тому же Каспер хороший знакомый вашего спутника – боцмана Конопки. Вдвоем им будет сподручнее отстоять вас и ваше добро, если в пути вам встретятся волки или недобрые люди.Однако это соображение еще сильнее растревожило купца.– Студент, да еще исключенный из академии! Нет, не буду я Адольф Куглер из Гданьска, если сделаю такую глупость! Да они вдвоем с этим усатым зарежут меня и удерут на моих же лошадях!– Адольф Куглер из Гданьска? – переспросил Збигнев, внимательно присматриваясь к купцу. – А скажите, пан негоциант, не знакома ли вам фамилия – Суходольские? Отец мой давно поручил ведение своих дел некоему Куглеру… Не приходится ли этот Куглер вам родственником?– Бог мой! – закричал купец обрадовано. – Как же я не узнал брата панны… то есть сына ясновельможного пана Суходольского! Не родственник мой, а я собственной персоной веду дела пана Суходольского. Если не ошибаюсь, я вижу перед собой панича Збигнева, сына старого пана Вацлава? Осмелюсь спросить, в добром ли здравии находится сейчас пан отец молодого панича, его уважаемая пани мама, а также его прекрасная сестрица паненка Ванда?– К сожалению, я уже давно не получал писем от родных, но, поскольку дурные вести доходят быстрее, чем хорошие, надо полагать, что дома у нас все здоровы…– В таком случае я могу сообщить паничу более свежие новости, так как на прошлой неделе имел счастье посетить дом пана Суходольского в Гданьске. Родители молодого человека живы и здоровы и не нарадуются на свою доченьку Вандзю, которая, да будет мне позволено сказать, за последний год из нежного бутона превратилась в роскошно распустившуюся розу. – Заметив, однако, что разговор о сестре не очень пришелся по сердцу его собеседнику, купец тотчас же переменил тему. – Следовательно, этот молодой кавалер, за какие-то грехи изгнанный из академии, является коллегой уважаемого панича Збигнева?– И коллегой, и лучшим другом, и, можно сказать, братом, – горячо подхватил Збышек. – Полагаю, что и сила, и ловкость, и храбрость моего друга весьма пригодятся вам в пути. Очень прошу вас, господин купец, доставить его в Вармию! Должен добавить, что Каспер – ваш земляк, гданьщанин!– Просьба члена уважаемой семьи Суходольских для меня закон! – торжественно провозгласил купец.– Может, пан Куглер думает, что для бедного студента не по средствам будет плата за проезд? Однако не беспокойтесь… – начал было Збигнев.Но собеседник тут же остановил его широким жестом руки:– Какие могут быть разговоры о деньгах, о плате, если вы даете мне возможность оказать небольшую услугу одному из Суходольских! Только, – умильно добавил купец, – об одном вознаграждении я пана Збигнева все-таки попрошу: в память об этой приятной встрече прошу пана Збигнева называть меня не «пан купец» и не «пан Куглер», а попросту «Адольф», как принято между, добрыми знакомыми.Каспер с надеждой глянул на своего друга, но выражение лица Збигнева ничего хорошего не предвещало. Тогда умоляюще, как на молитве, сложив ладони, Каспер только произнес: «Збышек!». И Збигнев, чуть поморщившись, ответил:– Я, конечно, постараюсь запомнить имя пана Куглера… Это ничтожная плата за то одолжение, которое пан Адольф мне окажет, доставив моего друга в Вармию, а еще лучше – в самый Лидзбарк, к канонику Миколаю Копернику.– К племяннику его преосвященства епископа вармийского? – подобострастно спросил Куглер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60