– Я так думаю, что в один прекрасный день ты станешь издателем газеты, – сказал Рэли. – Здорово. Как давно твоя семья занимается этим? Небось с прошлого столетия?
– Видимо, так, – кивнул Туси. – Я только о газете дома и слышу: ответственность, обязательство, долг перед семьей, долг перед обществом. Ну, ты понимаешь.
– А ты когда-нибудь думал, что, может быть, захочешь заниматься чем-нибудь другим? – спросил Рэли, сунув руки в карманы шорт и ощущая, как влажный песок забивается между пальцами ног.
– По-настоящему нет, – сказал Туси. – Я имею в виду, что я в семье единственный мальчик. Мои сестры, ну, они повыходят замуж, и, может быть, их мужья будут в порядке, но это совсем другое дело. Надежды моя семья возлагает лишь на меня. Ведь это семейный бизнес. – Он посмотрел вперед, на изгиб берега, где сверкающее оранжевое солнце закатывалось за горизонт. – А как ты, Рэли?
– Мне кажется, – со смехом ответил Рэли, – что я и есть семейный бизнес. Ну, – добавил он, – побежали.
Столовая в доме Туси была длинная и прямоугольная, с голым паркетом из твердого дерева. На старинном столе стояли витиеватые серебряные подсвечники. Еще одна пара подсвечников на буфетном столике, по бокам граненой хрустальной вазы с цветами из собственного сада. Шторы с окон были отдернуты, чтобы был виден сад, а на одной из стен висел портрет матери Туси, изображенной в английском костюме для верховой езды, когда она еще училась в Вассаре. Интересно, подметил Рэли, сегодня собралась вся семья. Отец Туси сидел во главе стола, а мать на другом конце, напротив. Маленькие девочки сидели по обе стороны отца. Рэли – слева от миссис Хортон, и Туси справа от нее. Туси объяснил, что они стараются собираться к ужину всей семьей каждый вечер. Обслуживает их домоуправитель, который живет в их семье долгие годы.
Значит, это семейный ужин, подумал Рэли, глядя, как домоправитель наливает взрослым вино, а детям молоко. Он посмотрел на портрет мамы Туси, а затем на оригинал. Миссис Хортон механически ела салат, а мысли ее, казалось, витали за миллион миль отсюда. Она была, должно быть, хорошенькой девушкой, решил он, с твердо очерченным подбородком и умными карими глазами. Но было в ней еще что-то такое, что говорило о том, что она когда-то приняла решение и с тех пор следует ему. А вот папа Туси был мягче, хотя и явно привык к почтительному к себе отношению. Рэли почувствовал это по тону, каким маленькие девочки, когда он к ним обращался, отвечали ему. Впрочем, очень уважительно обращались к нему все. И Туси, конечно. И их мама тоже.
Рэли подумал о своем собственном доме, о частых переменах настроений у его обитателей, которые полностью зависели от того, как прошел сегодняшний день, ладились или не очень дела. Ели они, когда были в городе, и собирались все к обеду раз в неделю, это уже был из ряда вон выходящий случай. И еще Дарби, постоянное присутствие Дарби, торжественного и отстраненного, всегда занятого какими-то своими мыслями. Это было необычно, что Дарби жил с ними. Рэли знал, что такое не вписывалось ни в одну семейную традицию, о какой он когда-либо слышал.
Было еще кое-что. Это его чувства к собственному отцу, Полу. Рэли уважал его – и еще как. Он был блестящий, незаурядный бизнесмен, всегда способный видеть куда шире любого другого. «Но люблю ли я его?» – размышлял Рэли, глядя, как горделиво и любовно смотрит Туси на мистера Хортона. Ладно, конечно, я люблю его, сказал себе Рэли. Просто по-другому, только и всего. С мистером Хортоном и Туси тут все ясно: лидер-папаша направляет своего сына, в го время как он и Пол скорее команда.
Что же касается мамы Туси, то, судя по тому, как она оглядывала всех за столом, она вроде бы направляет свое войско. Может быть, мамы так и должны действовать: управлять детьми, управлять мужем. В ее случае – она как бы второй, после миссис «Ха», командир, и она будет определять, как и что должно быть в городе последующие несколько десятилетий.
А вообще, наверное, это очень угнетает, думал Рэли, когда за тебя все уже решено и ты и не воображай, что можешь чего-то захотеть сам. Взять, к примеру, Туси. Что, если он решит, что хочет заняться чем-то другим вместо того, чтобы делать газету. Да они ему не позволят, никогда такого не случится.
Вообще-то единственная известная ему ситуация, еще более угнетающая, чем у Туси, была у него самого. Все ведь держится на нем. Если в один прекрасный день он решит, что не хочет ничего делать, весь их карточный домик рассыпется. На Туси, по крайней мере, не лежит такая ответственность. Все-таки все идет своим ходом, так или иначе, без него.
Это, конечно, позволяет Рэли чувствовать свое могущество. Что может быть лучше, чем иметь право чувствовать себя центром своей собственной вселенной?
Так что есть свои положительные и свои отрицательные стороны в каждой ситуации, решил Рэли, глядя через стол на Туси, который выглядел очень серьезным, когда тихим голосом разговаривал с мамой. Его первый друг. У них есть еще несколько дней до того, как Туси вернется в школу, а он наконец отправится в Мексику, где начнутся съемки подводного фильма. Это будут долгие съемки. Четыре месяца, если им повезет. Пройдет немало времени, прежде чем они с Туси снова увидятся. Держу пари, что я буду скучать по нему, подумал Рэли. Надеюсь, что он тоже будет скучать по мне.
ГЛАВА 46
Он не мог себе даже представить, что будет так скучать по Туси, думал Рэли мрачно, ворочаясь в постели, в то время как Фриски спал в кресле рядом. Это стало больше чем дружба, много больше. Это была дикая, сумасшедшая любовь, и Рэли не понимал толком, что надо делать, как с этим управиться.
Может быть, стоит написать ему письмо и рассказать, что он чувствует. Сообщить ему, что тут все в порядке, потому что он девочка, а не мальчик. Что его отец и лучший друг его отца Дарби решили провести эксперимент и вырастить его в соответствии со всей этой ерундой, в которую верил Дарби относительно Спарты и Афин, и Пол согласился, потому что он в колледже специализировался в психологии и ему было интересно узнать, что из этого выйдет. И что его мать не возражала, потому что Рэли вроде бы это понравилось, а кроме того, если Полу хотелось этого, значит, все в порядке, она вообще всегда соглашалась с ним во всем.
Позднее, когда их пыл поостыл, возникли кое-какие сомнения насчет того, правильно ли то, что они делают, но было уже слишком поздно, потому что Рэли уже стал звездой и все знали, что Рэли Барнз – мальчик. Тут нет ничего скверного, в этом городе видели и не такое, заметил Пол, когда Рэли повзрослел достаточно для того, чтобы заметить разницу и начать задавать вопросы. И все лгали.
А что же дальше? Когда-то это невозможно будет скрывать! Публика не простит мошенничества. Их доверие будет убито, иллюзии, которые они питали, рассыпятся. И кроме того, кому же приятно видеть, как девочка исполняет атлетические номера. Публика не примет этого.
Словом, это был секрет, который все они должны хранить ради собственного спокойствия и дальнейшего существования.
Рэли Барнз была девочкой.
Но я не могу сказать Туси об этом, простонал Рэли. Это разобьет все на миллионы кусков, и я не могу взять на себя такую ответственность. Теперь я понимаю, что такое любовь. Это когда вы оказываетесь беззащитными и обнаженными, как бы без кожи. Вот уж действительно испытание характера, подумал Рэли уныло.
Туси написал, как только вернулся в школу. Полет был очень тяжелым, сообщал он, с массой турбулентных потоков, когда перелетали над скалами и многих пассажиров тошнило. Это были замечательные две недели, и он наслаждался тем временем, что они провели вместе. И в первый же день, как он вернулся, все сказали, что его игра в теннис очень улучшилась, так же как и в шахматы.
Он просил Рэли написать, как ему понравилась Мексика, когда у него будет перерыв в съемках. А еще он просил приласкать за него Фриски.
О Господи, подумал Рэли, это самое скверное, что только могло приключиться. Единственный выход – постараться забыть, для начала не отвечать на письмо Туси. Просто забыть, что они когда-либо встречались, и навсегда выкинуть все чувства к Туси из головы.
Облегчение наступило, когда режиссерский сценарий был наконец готов и все они очутились в самолете, следующем в Пуэрто-Валларту. Дарби и Пол были счастливы, они смеялись и шутили, когда маленький самолет взмыл в безоблачное синее небо.
ГЛАВА 47
Во всей Пуэрто-Валларте было всего лишь два такси. И пилот двухмоторного самолета пролетел низко над пыльной деревушкой и протекающей через нее речкой с тем, чтобы водители заметили его и могли выехать за ними в аэропорт. Рэли казалось, что она почти может коснуться рукой вершины церкви, примыкающей к красивому зеленому скверу с эстрадой для оркестра в центре, да и стайки голубей, взмывших в испуге от рева двигателей. По пологим холмам пунктиром тянулись ряды лачуг, а по извилистым, вымощенным булыжником улицам брели ослики, груженные всякой всячиной в джутовых мешках, рядом с ними вышагивали мужчины в сомбреро, широких штанах и рубахах. Мощеная дорога шла вдоль изгиба залива, где волны бились о белый берег. Все время, пока они перелетали с одного маленького аэродрома на другой, Рэли пыталась разобраться, что она чувствует в связи со всем происходящим. Образ Туси проплывал в ее сознании словно кадры замедленной съемки. Его неожиданная улыбка на теннисном корте, когда он выиграл подачу. Его изящество даже при проигрыше. Как он немного жмурился, когда говорил о будущем, о своей ответственности перед семьей. Да, конечно, она сходила с ума по нему, и это был настоящий обвал. Но даже больше того. Ее жизнь как мальчика заканчивалась. И это пугало ее куда больше, чем прыжок вниз без сетки с Эмпайр Стейт Билдинг.
Она взглянула вниз, увидела скопление трейлеров на берегу, генераторы, временные укрытия от сверкающего солнца, людей из съемочной команды, которые уже прибыли сюда заранее в последние несколько недель. Их здесь было не меньше сотни, занятых всякого рода подготовительными работами. Надо всем величественно возвышался галеон, недавно сооруженный, которому предстояло отойти от берега на несколько сот ярдов. Прежде чем он был доставлен в Нью-Порт-Бич, он свалился с грузовой платформы на Сан-Диего-фривей. Из-за этого фривей вынуждены были закрыть на целый день. Фотографии лежащего на боку корабля попали на первые полосы газет, его показывали по телевидению, об этом сообщали по радио. Конечно, Пол от всего этого пришел в ужас.
Сейчас это его уже не ужасало, как и Дарби. До нее доносились обрывки их разговора. Что-то о том, что их главный иностранный вкладчик не выполнил своих обязательств, и как они почти год уговаривали его выполнить свои обещания, а новые финансовые поступления едва начали капать. Рэли слышала, как Пол сказал, что, может быть, им просто продать всю библиотеку полностью, чтобы выручить наличные. Потом наступила тишина, а Дарби размышлял вслух, будет ли этого достаточно.
Рэли ощутила приступ тревоги, размышляя, как это так: поступало так много миллионов долларов в течение многих лет, и вдруг их не стало. «Я что-нибудь придумаю», – нахмурившись, пробормотал Пол. Значит, все будет о'кей. Как всегда.
Итак, она была уже здесь, борясь с муками предстоящей ей жизни девушки, и были здесь они, борящиеся со всей этой финансовой ерундой, и предсъемочным периодом, который продлился на несколько недель дольше, чем они рассчитывали, и массой людей, сидящих здесь и ожидающих, когда же им заплатят. Выплаты по страхованию были так высоки, что, если бы все они обратились в суд, Пол должен был бы пойти на то, чтобы заложить поместье, чтобы они могли хоть как-то довести до конца осуществление этого проекта. Очередной заклад. Третий, а может быть, четвертый? – рассуждала Рэли.
Словом, все было поставлено на успех «Охоты за сокровищами». Все, это уж точно. Дай-то Бог, чтобы все было хорошо, мрачно подумала Рэли, когда пилот начал снижение к аэропорту – пыльной полоске посадочной полосы – и терминалу – низкой постройке с крышей из гофрированного железа.
Двигатели маленького самолета взревели, потом пилот заглушил их, и они сели. Горстка местных нехотя пересекла поле, чтобы помочь выгрузить багаж, пока Рэли и остальные вылезли из самолета.
Они долго тряслись в такси по пыльной дороге. Прямо перед ними древний грузовик извергал клубы черного дыма. По обочинам семенили ослики с поклажей, сопровождаемые своими мрачными, подвыпившими владельцами.
В деревушке как попало теснились хибары, выходящие на пыльную улицу. Ватаги ребятишек играли в канавах. И, как показалось Рэли, почти каждая женщина с ребенком на руках была беременной, и еще другие малыши цеплялись за ее юбку. Между булыжниками мостовой пробивались ростки травы. А впереди перед ними маячил «Океан». Кажется, не так уж жарко, подумала она вяло.
Все оказалось, однако, хуже, когда бой проводил Рэли в ее комнату. Здесь стояла единственная кровать, застланная потертым махровым покрывалом, рядом стол с лампой. Бюро со следами загашенных о него сигарет. Над ним висело запыленное зеркало. И очень душно.
– Ты кинозвезда? – спросил бой, включая вентилятор под потолком, который начал лениво, со стоном и скрипом вращаться.
Рэли кивнула.
– Здесь останавливалась Элизабет Тэйлор, – сказал бой. – Она большая кинозвезда. И Ричард Бартон. Они снимали кино. Сидели в баре внизу, держались за руку и выпивали. Ты их знаешь?
– Нет, – ответила Рэли, вручая ему доллар.
– Вы тоже будете здесь снимать кино, да? – спросил бой. – Ты очень красивый мальчик. Вот увидишь, ты здесь хорошо проведешь время.
– Ладно, ладно, адиос, – твердо сказала Рэли, выпроваживая боя и закрывая за ним дверь.
Она раздвинула жидкие портьеры и выглянула в окно, на эспланаду, ведущую к берегу, на море. Сейчас оно казалось серым, и последние лучи солнца скрывались за горизонтом.
«О Господи, какая же я несчастная, – подумала она, вздохнув. – Но очень скоро наступит завтра, и я приступлю к работе. И хватит, я не должна больше думать о Туси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70