поня
тно, что вчера братья пили и вели непристойные бесед ы
чуть не до самого утра.
- Всех сюда, быстро… - прошипел Дамиан сквозь зубы, когд
а проснувшийся монах
вскочил на ноги.
Может быть, они были не дураки пожрать и выпить, но по п
риказу Эконома умели действовать без промедления: не прошло и двух минут
, как молчаливые воины-монахи, мрачные с похмелья, расселись за столом.
- Сегодня ночью Пустынь покинул послушник Алексий, Лешек Ц
заблудшая душа , если кто не помнит
, - тихо начал Дамиан, - о
н ушел и унес принадлежащую мне вещь, очень важную для
обители вещь. Перед уходом он сорвал крест и произнос
ил богохульные речи перед другими послушниками. Найт
и мерзавца. Л юбой ценой
. И п
ритащить сюда. Живым.
Монахи многозначительно переглянулись, но не произн
если ни слова Ц ни удивления, ни вопросов не было на их лицах, и Дамиан в ко
торый раз порадовался, каких славных воинов ему удалось выпестовать сво
ими руками. Многие из них стали его дружиной
, будучи приютскими мал
ьчишками, многие пришли в Пустынь послушниками, некоторых он сам привел
со стороны, соблаз нив сытой жизнью в стенах монастыр
я.
- Следы вокруг обители наверняка замело, но в лесу их м
ожно отыскать, - продолжил он, усев
шись во главу стола и сообщив приметы беглеца
, - но если он не дурак, в чем я сильно сомн
еваюсь, он пойдет по реке Ц это его единственный шанс выжить.
Поэтому разделитесь, пусть большинство дв
игается на север Ц обыскивает оз
еро и лес, а небольшой конный отряд контролирует реку
и прилегающие деревни. Разошлите гонцов в скиты и на заставы, если он не от
ыщется сегодня, завтра круг поисков
придется сильно расширить.
- Да он наверняка замерз в лесу, или замерзнет в ближай
шие часы! Ц усмехнулся брат Авда, старший в башне. Он один из немногих дол
жен был понять, какую вещь унес с собой послушник.
- Значит, вы найдете его тело и принесете сюда, - кивнул Д
а миан, - наказать мерзавца было бы полезно, н
о мне нужна украденная им вещь гораздо больше, чем он сам.



* * *

На рассвете ветер стих ,
в воздухе зазвенел мороз, и выбеленный неб
освод словно покрылся инеем. От холода захватывало дух, лес замер и
вытянулся по струнке, скованный стужей
, лед потрескивал под ногами, и иногда от этого станов
илось страшно Ц Лешек без труда представлял себе глубокую черную воду,
и сосущее течение, и саженную корку льда над головой.

Он сильно озяб и подозревал, что обморозил лицо и паль
цы. Иногда он растирал лицо рукавами, но только напрас
но сдирал кожу Ц заиндевелый волчий мех на отвороте
не согревал, а царапал. Поначалу он
еще дышал на руки, но потом отказался от этого: они обветривались, но не со
гревались. Теперь же Лешеку казалось, что дыхание его
остыло и выдыхает он точно такой же морозный воздух, к
акой и вдыхает.
Надо было уходить с реки в лес, при
свете дня его увидят издалека, а конные нагонят его так быстро, что он не у
спеет как следует спрятаться. Странно, но погони
Лешек не боялся, и легкая улыбка все е
ще играла на обветренных губах. Будто его страх, вечны
й страх, остался в монастыре, будто он скинул его с себя вместе с ненавистн
ым подрясником, сорвал с шеи вместе с крестом.
Лешек огляделся: лес стоял по обоим берегам реки, но о
дин берег был крутым, а другой Ц пологим. Он задумался: на пологом берегу
его скорей начнут искать, зато, поднимаясь на крутой, он не сможет замести
следов. В конце концов, он выбрал пологий берег Ц есл
и погоня обнаружит его следы, то его найдут за час, не больше.

Жаль, что стихла метель. Лешек оглянулся Ц на санном п
ути следы его мягких, меховых сапог
не были заметны, метель сдула с реки снег, уложив его валиком на
берега. Конечно, их можно разглядеть, и те, кто буд е
т его искать, несомненно их увидят. Он
вздохнул и прошел по собственному следу назад, прошел довольно далеко, с
полверсты. Теперь они точно не найдут того места, где
он углубится в лес.
Засыпать глубокие дырки от сапог
на берегу оказалось тяжелей, чем он думал Ц снег наби
лся в рукава, и заломило запястья. Самое обидное, что за ним все равно оста
валась широкая полоса потревоженного снега, котору ю
при желании можно разглядеть, как бы тщательно он ее не заравнивал.

Лешек только-только добрался до первых елей с толсты
ми стволами, когда услышал глухой стук копыт. Сердце упало, он присел и пос
тарался слиться с серой корой дерева. Но, на его счастье, кто-то проехал ми
мо в сторону монастыря Ц проехал на санях, запряженных
парой коней, с молодецким гиканьем, нахлес
тывая лошадей. Из-под полозьев во все стороны летела л
егкая на морозе снежная пыль , и Ле
шек выдохнул: теперь его следов точно не увидят, напрасно он шел назад. Уда
ча снова тронула губы улыбкой.
Он зашел в лес довольно далеко Ц
при свете солнца он не боялся заблудиться. Сначала он
собирался идти вдоль реки вперед, но ему пришлось отказаться от этой мыс
ли Ц сугробы местами доходили ему до пояса. Но и оста
новка на несколько часов не входила в его планы Ц мороз убьет его, как тол
ько он перестанет двигаться. Оставалось лишь
разжечь костер и отогреть, наконец, лицо и руки.
Высушенные морозом дрова будут гореть бездымно,
что-что, а костры Лешек разжигать умел.
Он без труда нашел подходящую валежину, и только потом со
образил, что топора у него с собой нет. Пришлось ломать сухие сучья
непослушными руками.
Прозрачный, почти невидимый огонь жарко разгорелся з
а несколько минут, и сжирал ветки с фантастической скоростью. Лешек прот
янул к нему тонкие посиневшие пал
ьцы, и вскоре к ним вернулась чувствительность Ц это
было очень б ольно, а боли он всегда боялся.
П ришлось перетерпеть: ему казалось, что лю
бой звук разнесется по лесу на несколько верст. Однако
руки отогрелись, приобрели нормальный цвет, загорелось лицо и
мучительно потянуло в сон.
Есть Лешек не
хотел Ц слишком сильное волнение всегда отбивало
ему аппетит, поэтому пшено он реши
л поберечь. Чтобы не уснуть, он наломал еще сучьев, на э
тот раз потолще, пожевал еловую ветку и пососал снег Ц можно ничего не ес
ть несколько суток, но пить и жевать елов ую
хвою при этом надо обя
зательно, так научил его колдун.
Если он уснет, то костер погаснет через полчаса. И даже
если он зароется в снег, как это делают на морозе собаки,
то все равно рискует замерзнуть.


* * *

Лешек попал в Усть-
Выжскую Пустынь, едва
ему исполнилось пять л
ет. Между тем, он отлично помнил свое детство. Помнил м
ать Ц сначала молодую, веселую, румяную, а потом в одночасье состарившую
ся от болезни. Помнил ее прозрачное лицо с синевой на щеках,
тонкие руки, обнимающие его за шею, губы, целующие его лоб. А вот
отца и деда он помнить не мог Ц их
уби ли , когда ему не было и года.

Ч ерез много лет, передавая колдун
у рассказы матери, Лешек узнал, что дед его был знамени
тым волхвом Веле миром ;
им и его сыном князь Златояр когда-то откупился от церко
вников . Дом сожгли, и о
ни с матерью прятались у чужих людей, переходя и
з деревни в деревню. Голод, горе, не сложившийся быт подкосили е
е, и первая же лихорадка высосала из нее жизнь. Лешека
отдали в приют, к монахам, не желая
связываться с хлипким, болезненным мальчонкой, который никогда бы не ста
л в семье хорошим работником.
Монахи тоже не обрадовались этому приобретению
. Из приюта для подросших воспитанников вели два пути - ста
ть послушником, или поселиться в какой-нибудь деревн
е , которые во множестве были разбросаны по монастырс
ким землям, и платить монастырю подати, размер которых с каждым годом ста
новился все больше, практически не оставляя крестьянину возможности вы
браться из нищеты. И какой из этих путей стоило выбирать, каждый решал для
себя самостоятельно.
Любой послушник мечтал стать монахом, однако большинство из них доживал
и до старости, так и не добившись пострига. Зато те, кому это удалось, превр
ащались в высшую касту, «белую кость» монастыря Ц им
гарантировалась сытая, безбедная жизнь и необременительный труд.
Послушники же, еще более бесправные, чем слободские кресть
яне, выполняли и черную работу при монастыре, и занимались тем же самым се
льским хозяйством на землях, которые монастырь еще не роздал под крестья
нские наделы.
Очевидно, Лешек не годился ни для т
ого, ни для другого. И только когда обнаружился его чудесный голос, которы
й монахи упорно называли божьим даром, они смирились с его
существованием. Он один из немногих мог быть уверен в том, что и
з послушника превратиться в монаха очень быстро, а возможно, когда-нибуд
ь получит духовный сан.
Его обуч а
ли грамоте, но этим и исчерпывалась ра
зница между певчими и остальными приютскими детьми. Лешек вспоминал сем
ь лет в приюте с содроганием : с первого до последнего д
ня такая жизнь казалась ему кошмаром.
Его не любили воспитатели, за его странную манеру себя вести Ц слегка от
страненную, что со стороны казалось надменностью, а может, ею и был
а . Они хором твердили о «грехе гордыни»
и смирении , но в те времена он их не
понимал. Он так и не привык к побоям, и всегда думал, что
непременно умрет, когда его будут сечь, но ни разу не ум
ер, только всегда долго плакал, ни столько от боли, сколько от унижения. И п
ри этом панический с трах перед розгой
не сказывался на его по
ведени и Ц он просто не понимал, по
чему все вокруг стремятся его уязвить, и хотел стать хорошим, но не знал ка
к. Мир однозначно казался ему несправедливым и непонятным.

Е го не любили сверстники, завидуя
его исключительному положению даже среди певчих, и п
ри каждом удобном случае старались либо расправиться с ним самостоятел
ьно, либо свалить на него вину за свои прегрешения. Он
не пытался им понравиться, держался особняком, вызывая еще большее озлоб
ление. А учитывая его хрупкое телосложение,
перед сверстниками он был совершенно беззащитен.

По ночам, свернувшись клубком под тонким одеялом и др
ожа от холода, Лешек думал о маме. Он, конечно, знал, что она умерла Ц об это
м ему частенько напоминали воспитатели Ц но не впол
не понимал, что это значит. Он воображал, как она приходит в спальню, садит
ься на кровать рядом с ним, обнимает его и целует. Иногда эти мысли согрева
ли его и утешали, а иногда заставляли тихо и безысходно плакать, зажимая р
от подушкой, чтобы никто не услышал, как он исступленно шепчет себе под но
с: «Мамочка, приди ко мне, пожалуйста! Приди только
на минутку!» Мама любила его, мама глад
ила его по голове, она понимала его с полуслова и жалела. Лешек даже не дум
ал о том, что она может защитить его, или просто забрать из этого мрачного,
холодного места Ц так далеко его
мечты не простирались. Возможно, допусти он такую мысль хоть раз, и без
надежность свела бы его с ума.
Нет, о таком он мечтать не смел
Ц ему хотелось лишь, чтобы его пожалели и приласкали.
Поэтому в воображении он и пересказывал ей свои горести
, и представлял, как мама прижимает
его к себе и шепчет ласково: «Мой бедный Лешек».
Он был бесконечно
одинок , и его первые попытки сблизиться с к
ем-то из ребят всегда заканчивались плачевно Ц если его и принимали в иг
ру, то лишь для того, чтобы насмеят
ься, оставить в дураках или заставить плакать. Став по
старше, Лешек понял, что таковыми были правила игры, и смеялись, и оставлял
и в дураках, и доводили до слез не только его одного. Но
лишь он один сдавался и бежал от таких игр, бежал сам, когда его никто не гн
ал. В конце концов, он оставил попытки подружиться со с
верстниками, замкнулся в себе, и всякое приглашение к общению испуганно
принимал в штыки, чем настраивал ребят против себя еще сильней, пока окон
чательно не превратился в изгоя, довести которого до слез считалось не т
олько не зазорным, но и в некотором роде почетным. И если сначала ему было
скучно, то потом Ц страшно и стыдно
.
Он ходил, стараясь слиться со стенами , и в спальне заби
вался под одеяло, чтобы лишний раз не попасться кому-нибудь на глаза Ц то
му, кто не знает чем сейчас заняться и найдет развлечение в том, чтобы
немного его помучить. Лешек был гадок
самому себе, противный страх сковывал его с головы до ног, если кто-то заст
упал ему дорогу или стаскивал с него одеяло. Он не был способен даже на то,
что бы разозлиться, и неизменно мямлил и просил его не
трогать.
Но мама, которой
Лешек откровенно поверял свой ужас, и свою
унизительную беспомощность, в его воображении никогда не осуждала его, н
апротив, утешала и объясняла его слабость
понятными и уважительными причинами. С ней
он говорил о своих мыслях, далеких от окружающей действительности, ей он
пел песни, и ей рассказывал выдуманные трогательные
истории, которые придумывал сам.
Только через три года его жизнь изменилась к лучшему
Ц в приюте появился десятилетний
Лытка, крещеный Лукой. У
него имелся слух, и волею отца Паисия
его определили в певчие, однако он оказалс
я таким крепким, здоровым парнем, что и тринадцатилетние ребята побаивал
ись к нему задираться. В приюте де
ти делились на четыре группы-спальни, примерно по пят
надцать человек, в соответствии с возрастом, и старшие редко обращали вн
имание на младших, но Лытку, как показалось Лешеку, ув
ажали и ребята из старших групп.
1 2 3 4 5 6 7 8