Если девушка уедет сейчас — орден никого не пришлет на замену, и крестьяне даже не смогут дать имена своим детям, как в древние темные имена, когда люди еще не поклонялись Семерым. Нет, Эрна должна остаться здесь, в Инхоре, где она действительно помогает нуждающимся. В любом другом месте белая ведьма, подобно своим сестрам, будет за огромные деньги возвращать мужскую силу жирным купцам и избавлять загулявших дам из высшего общества от нежелательных последствий полученного удовольствия. Противно.Ланлосс, тем временем продолжал:— У вас будет достаточно денег, чтобы уплатить налог и, при этом не брать ни гроша за свою помощь. Если вы боитесь, что начнется голод — я могу поручить вам раздачу зерна, а если все будет хорошо — я попрошу орден прислать еще несколько сестер в Инхор.— Интересно, если я помолчу еще несколько минут, вы пообещаете возвести храм Эарнира в каждой деревне?— В каждой — нет, но алтарь в каждой третьей — в следующем сезоне. — Ланлосс уже понял, что снова победил.— Хорошо, я сделаю то, что вы просите, но, если вы обманете меня — ни одна женщина в мире не сможет родить вам наследника!— Я еще не настолько сошел с ума, чтобы обманывать белую ведьму. А еще меньше я хочу обманывать вас.Теперь, когда Ланлосс добился желаемого, он мог не скрывать свою симпатию к собеседнице:— А знаете, Эрна, я все время пытался понять, кого же вы мне напоминаете, но только сейчас догадался. Вы очень похожи на наместницу Энриссу, хотя на первый взгляд оно и незаметно.И впрямь, невзрачная девушка чем-то неуловимым походила на блистательную наместницу — то ли поворотом головы, то ли привычкой пристально смотреть в глаза во время разговора, то ли неожиданно прорезающейся едкой ироничностью. Удивительно, как много общего оказалось между первой красавицей империи и серой мышкой из ордена Алеон, даже обет целомудрия. Белые ведьмы, так же, как и наместница, блюли девство. Эарнир не требовал от них верности, но потерявшая невинность девушка неизбежно теряла магическую силу, ослабляя тем самым орден. Посему нарушивших обет строго наказывали. Никто за пределами ордена не знал, как именно, но слухи ходили самые устрашающие. Правда, согрешившую ведьму почти всегда можно было выкупить за соответствующую плату, возмещающую ордену все потери, но плата была настолько высока, что даже графы и герцоги предпочитали удовольствия подешевле. И хотя закон не карал мужчину, с чьей помощью белая ведьма переставала быть таковой, найти желающих на этот запретный плод было ничуть не легче, чем на девство наместницы, охраняемое со всей возможной строгостью.— А вы наблюдательны, мало кто замечает. Мы с ней троюродные сестры. XXVIII Такой беды в Инхоре не помнили даже старожилы — пол лета стояла прекрасная погода, а потом полил дождь. Да не просто покапало, а зарядило всерьез, без перерывов, днем и ночью с неба лила вода. Размыло немногочисленные дороги, а по тропинкам и вовсе стало невозможно пробраться, перевалы в горах завалило снегом, горные реки вышли из берегов и сметающими все на пути потоками ринулись вниз. Урожай сгнил на корню, дождь не знал снисхождения и не признавал разницы между злаками и травой, корнеплодами и дурманом, погибло все. После трех недель нескончаемых дождей погода, казалось, сжалилась над людьми, выглянуло солнце, но уже на следующий день началась страшная жара, засуха за считанные дни высосала всю влагу, насквозь пропитавшую землю и тогда стало понятно, что если небеса не сжалятся, погибнут даже те крохи, что уцелели под дождем.Ланлосс не терял времени даром, к концу дождей крепость была готова, он перевез туда ругающую его почем свет стоит жену и разместил солдат в наскоро сооруженной казарме. Как только дороги чуть подсохли, под надежной охраной начали прибывать подводы с зерном от соседей, теперь, небось, кусающих себя за локти, что продешевили. Поставки удалось сохранить в тайне, для всех подводы везли дерево для графской мебели, мрамор для графских купален, бочки для графского вина и прочие необходимые в хозяйстве вещи. Все это время отставной генерал исправно навещал белую ведьму, он даже предложил ей перебраться в новую крепость, на всякий случай, но Эрна отказалась. Девушка выглядела еще хуже, чем в начале их знакомства, она похудела и утратила последние краски, оживлявшие блеклое лицо — заказ графа нелегко давался белой ведьме. Чтобы устроить такое бедствие с погодой во всем графстве, нужно было объединить усилия трех, а то и четырех ведьм, Эрне же пришлось справляться самой. Вдобавок к этому, она по прежнему терзалась сомнениями, глядя на страдающую от колдовства землю, а ведь самое страшное еще не началось — голод ожидал впереди. Ланлосс чувствовал себя виноватым перед своей недобровольной сообщницей и старался, как мог, загладить вину. Он приезжал почти каждый день, рассказывал — сначала, как продвигается строительство, потом — как подвозят зерно, как со всей империи собираются в его отряды люди. Генерал и сам не заметил, как эти визиты стали важной частью его жизни, когда из-за дел случалось пропустить день — он дольше обычного не мог заснуть, ощущал смутное беспокойство. Приходить к Эрне, рассказывать ей, что произошло за день, смотреть, как она внимательно слушает, положив подбородок на сложенные руки, пить горячий травяной настой с медом, а иногда и просто молчать, подкладывая ветки в дымящий очаг — без этого он уже не представлял свою жизнь. Белая ведьма ничем не показывала, что ждет его, не давала советов и почти не задавала вопросов, она вообще мало говорила, но каждый раз генерала встречала открытая дверь, а в котелке на огне кипела вода.Возвращаясь домой Ланлосс с возрастающей горечью смотрел на свою жену. Теперь, когда их новый дом достроили, он уже не мог под благовидным предлогом жить в шатре и был вынужден поселиться с супругой под одной крышей, к счастью, в разных комнатах. Резиалия была недовольна всем: и этим каменным сараем, в котором приходилось жить вместо удобного замка, и старухой-горничной, и отсутствием светской жизни — никаких балов и приемов, где она могла бы блеснуть столичными нарядами и личным знакомством с наместницей, а более всего — мужем, до сих пор не зачавшем ей ребенка. Нельзя сказать, что Ланлосс не старался, он исправно исполнял супружеский долг, пересиливая нежелание, просто прошло еще слишком мало времени, но ждать Резиалия не умела и не хотела. Графиня понимала, что только ребенок навсегда обезопасит ее от возможного развода. Она постоянно жаловалась не только мужу, но и всем, кто попадался под руку, немногочисленная прислуга уже шарахалась от хозяйки, а среди солдат пополз слушок о мужской несостоятельности их любимого генерала. Впрочем, ему молчаливо сочувствовали — с такой женой и белый огонь не поможет, послушаешь, как ругается — и… кгм, руки опускаются, а как разойдется — так и вовсе за грань мира убежать захочется. Грань мира оставалась для Ланлосса недосягаемой мечтой, и он старался проводить с супругой как можно меньше времени, каждый раз находя неотложные дела. Вот и сегодня он оставил на столе недоеденный ужин, неожиданно вспомнив, что не успел поговорить с капитаном разведчиков. Разговор, против ожидания, получился весьма коротким, капитан только что вернулся из двухдневного рейда и валился с ног от усталости. Ланлосс успел выяснить, что горные тропинки как раз подсохли, и со дня на день нужно ждать каравана с остатками прошлогоднего товара, и отпустил разведчика спать, толку от того все равно было мало, а на карту можно будет посмотреть завтра с утра, все равно за ночь ничего не изменится. Наступило любимое время суток Ланлосса — долгий летний вечер, когда солнце уже спряталось за горизонтом, но еще светло, и только тонкий серпик луны просвечивается в сером небе. Генерал спокойно переносил жару, но, как и любой нормальный человек, радовался вечерней прохладе, вдыхая остывший воздух. Возвращаться домой и снова видеть Резиалию не хотелось до ужаса, бродить по лагерю без дела — тоже, и Ланлосс решил прогуляться, а заодно и навестить Эрну. Он уже был у нее сегодня, но ведьма поздно ложилась спать, можно было подъехать, рассказать ей о результатах разведки, посоветоваться, сколько еще дней нужно поддерживать засуху. Рыжий конь генерала успел выучить дорогу к небольшому домику белой ведьмы, лежащему на отшибе горной деревушки, и Ланлосс отпустил поводья. Он почти задремал в седле, когда умное животное остановилось перед дверью хижины — перед сорванной с петель дверью, лежащей на земле. В доме никого не было. XXIX Расспросы не помогли — крестьяне клялись всеми богами, что ничего не видели и не слышали, Ланлосс не верил, но не пытать же своих собственных подданных, и без того запуганных хозяевами! Искать Эрну нужно было по-другому, и он делал все возможное, каждый день с ужасом ожидая, что засуха прекратится. Пока солнце выжигало землю, он мог быть уверен, что белая ведьма жива и исполняет уговор. Жара спала на десятый день после исчезновения Эрны, и генерал Айрэ потерял всякую надежду, но продолжал поиски. Нужно было найти виновного и раз и навсегда показать, кто хозяин в Инхоре, но на самом деле Ланлосс хотел отомстить. Его разведчики прочесывали горы в поисках пещер или уединенных хижин, под видом наемников проникали в дворянские усадьбы, по большей части напоминавшие настоящие крепости, слушали пьяные разговоры в деревенских тавернах. И все без толку, белая ведьма пропала бесследно.Остальные события, тем временем, развивались по плану: Ланлосс перехватил два больших каравана с «товаром» и несколько меньших партий и, без долгих разбирательств, развесил всех контрабандистов вдоль единственного в Инхоре имперского тракта, запретив родственникам хоронить тела, а жрецам Келиана — провожать покойников. Разумеется, он не ждал, что этого окажется достаточно, и местное население сразу испугавшись, вернется к трудам праведным, но, как Ланлосс и рассчитывал, оставшиеся контрабандисты взвинтили цены за доставку до заоблачных высот, никому не хотелось за гроши рисковать не только жизнью, но и посмертием. Торговцам дурманом пришлось серьезно призадуматься, стоит ли отправлять и без того скудные остатки запасов сейчас, заплатив вдесятеро, или лучше подождать, пока все успокоится. Тем временем агенты Ланлосса в Суреме отслеживали, кто из ростовщиков одалживает деньги дворянам из Инхора и под какое обеспечение. Доклады ложились на стол наместницы, и Ланлосс надеялся, что Энрисса разберется, что делать с этими сведеньями. Сам же генерал по мере сил перекрыл дороги и выслал лучников отстреливать почтовых голубей — он заблаговременно отрезал связь с остальным миром, не сомневаясь, что его действия вызовут поток жалоб, и наместница не сможет оставить их без внимания. А так, пока все вскроется — уже будет поздно что-либо предпринимать. Ланлосс понимал, что вешать нужно не наемников, а хозяев, а это уже чревато — не так-то просто в Великой и Священной империи Анра казнить дворянина без суда, графским произволом, даже если и есть за что. А проводить суд по всем правилам — так попробуй докажи, что именно этот лорденыш продает дурман подводами. То, что это всем известно — для судьи не аргумент, а вот звонкие монеты, которых подсудимый не пожалеет ради собственной бесценной шкуры — вполне. Поэтому правосудие в Инхоре в ближайшие полгода обещало быть строгим, неподкупным и очень быстрым. Ланлосс несколько переоценил свои возможности, и жалобы в том или ином виде доходили до наместницы, но Энрисса с любопытством наблюдала за ситуацией в Инхоре и не вмешивалась. Она не ожидала, что Ланлосс действительно наведет в графстве порядок, но раз уж он так рьяно взялся за дело — наместница подождет и посмотрит, чем все закончится. А жалобы всегда потом можно будет использовать, если граф Инхор вдруг начнет проявлять непокорность. Энрисса не сомневалась, что к концу года в красивой сафьяновой папке накопится столько бумаг, что Ланлосса Айрэ можно будет при желании четвертовать.А голод уже подступил вплотную и оскалил зубы, глядя в измученные лица людей. Запасы как раз вышли, на новый урожай можно было не рассчитывать, а страх пока что не позволял подзаработать обычным способом — контрабандой. В самом графстве без денег ничего не купишь, а к соседям, чтобы обменять траву на хлеб, не пробраться. Границы закрыты, даже на горных тропинках, испокон века известных только местным жителям, маячили теперь фигуры солдат в форменных плащах графских цветов: черных с золотом. Эти два цвета буквально заполонили Инхор, никто и не думал, что у нового графа столько людей — пришел-то он с одним небольшим отрядом. Ланлосс терпеливо выжидал, продолжая поиски. В победе он не сомневался, но не испытывал от этого радости. В народе нарастало недовольство, стали приходить первые сообщения о разгромах дворянских усадьб — оголодавшие крестьяне искали зерно, дворяне начали отправлять свои семьи за пределы Инхора. Ланлосс не препятствовал отъезду женщин и детей, но главам семейств настойчиво предписывалось оставаться в поместьях. Граф, отбросив всякую осторожность, прямо заявил, что если его вассалы не в состоянии поддерживать порядок в своих владениях, он найдет более достойных на их место. Вассалы бросились подавлять крестьянские волнения силой и, на первых порах добились некоторых успехов, но ожидавший этого Ланлосс, выбрал несколько подходящих жертв среди дворян среднего достатка и лишил их земельных наделов под предлогом крестьянских жалоб на жестокое обращение. Жестокость была налицо, пепелища на месте деревень еще не успели остыть, а болтающиеся в петлях висельники отбивали всякую охоту оспаривать решение графа. Землевладельцы оказались между двух огней: с одной стороны, озверевшие от голода крестьяне, и законное требование графа навести порядок, с другой стороны — наказание за любое применение силы. К тому же Ланлосс оказался весьма осторожен, и подстроить ему несчастный случай никак не удавалось, а вызывать графа на дуэль было чревато крупными неприятностями — несмотря на хромоту за генералом Айрэ шла слава первого меча империи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83