— Если страже известно про это место, не позднее чем через Эно его перетрясут так, что ни один тайлеб-ха не уйдет.
— Пытались и раньше. Да оборачивалось скверно — войти-то туда просто, а вот выйти уже тяжко бывает. Дикий Ров вычистить еще прошлый шэд пытался, да почти всю дружину положил, ну и стражников полегло тьма. Народ там живет тяжелый, на оружие хваткий, а нравы на Диком Рву серьезные. Пять десятков народу точно будет, ну и соседние, что из шалхов, поддерживают завсегда. Одно племя — один закон...
— Не верится, что шэд мирится с существованием целой не подчиняющейся ему дружины в своем городе. Он либо слишком глуп, либо слишком труслив. Окружить стражей, пожечь, артаками утыкать — и нет вашего Рва.
— Так он-то и не глуп, в этом и радость. Асенеф знает что резня эта выйдет ему дороже славы. Ну погонит он шеерезов тамошних и прочих лихих оттуда, так они по всему городу начнут охоту. И людей своих положит много. Он не дурак, дело свое знает.
— Значит, думаешь, что у нас получится там укрыться?
— На десяток Эно уж точно. Даже ежль шэд дружину пустит, всегда можно схорониться надежно, мест там специальных тьма. А народ там такой, что в жизнь не выдаст, хоть в масле заживо вари. Там все друг за дружку держатся, своих в обиду не дают.
— А ты там свой?
— Я-то? Еще б. Много у меня там знакомых старых, кого эскерты и ывар-тэс миновали. Пересидим, а после из Триса двинем, прямехонько к Алдиону. Идти будем в Урт, а в Эно закапываться в землю или в лесу прятаться. Все не перекроешь, даже если у тебя дружина в десять десятков воинов.
— Это верно.
— Но для того придется выйти с клетки. Это еще ни у кого не получалось. Людей я тебе достану и к Дикому Рву проведу, но решетки от этого не исчезнут. Что думаешь?
— Я знаю, как пройти сквозь решетку. Значит, решаем?
— Будем вместе, — серьезно ответил Багой, переставший строить рожи. — Отсюда и до Алдиона. Я буду рассчитывать на твое слово, шэл.
В тот же Урт он разбудил соседей. Он не был красноречив, его голос, нечеткий и булькающий из-за старой раны, вряд ли можно было назвать красивым или хотя бы сильным. Но к закату Урта у них было уже четырнадцать человек — все выходцы из шалхов, чернь, которым надоело быть экспонатами во вместилище шэда.
Договорились быстро и почти без споров, Багой обладал среди обитателей этого мира непререкаемым авторитетом и, судя по всему, вполне мог бы приказывать. Большая часть из вызвавшихся участвовать в побеге располагалась в другом конце зала — посередине сидели обитатели, лишившиеся рук или ног, которые понимали, что покинуть тор-склет у них шансов нет. Крэйна это не волновало — он знал, что достаточно хотя бы двум людям оказаться в коридоре, они смогут открыть любую клетку. Для этого требовалась лишь сила и направленное одновременное движение.
Оставалось только выбраться из клетки.
Уроды стали готовиться к побегу основательно, из Урта в Урт. Запасали остатки тангу, отсыпались впрок. Оружия не было, глиняные миски были слишком хрупки, чтобы надеяться на их силу, от малейшего удара они рассыпались на мелкие бесполезные осколки. Это значило, что, прорвавшись в коридор, они окажутся безоружными против стражи. Но Крэйн не обращал на это внимания.
Впервые за многие Эно он спал спокойно, и когда просыпался, в глазах его горел холодный всепожирающий огонь ярости.
Он тоже готовился.
Все началось на закате, когда слуга вошел, неся с собой первый кувшин с похлебкой. Коридорный стражник, который почти все время был за пределом поля зрения, укрывшись за дверью, помог ему затащить в коридор большую деревянную бадью с похлебкой, над которой поднимался горячий пар и в которой среди кружков жира неспешно плавали островки мелко порезанной тангу. Слуга был почти мальчишкой, вряд ли ему исполнилось больше полутора десятков. Он работал здесь недавно, сменяя приболевшего прислужника, и еще не привык к быту подземелья. С опаской косясь на оживленных уродов, в ожидании кормежки громко разговаривающих друг с другом и смеющихся, он наполнил свой узкогорлый кувшин и подошел к первой клетке. Он был один, а кувшина хватало не больше, чем на две миски, поэтому каждая кормежка растягивалась надолго. Громкий человеческий шум сопровождал ее всегда — обитатели переругивались между собой, споря, в какую миску попалось больше, победители второпях пытались отнять у побежденных свой законный выигрыш, оставшиеся голодными кричали, ругались и стучали мисками по полу. Молодой слуга, покраснев от грохота и обращенных к нему ругательств, подошел к решетке, держа в отведенной руке горячий кувшин, готовый, казалось, в любой момент расплавиться от жара. Стражник, лениво проследив за ним взглядом и для порядка ударив пару раз рукоятью кейра по стене, отошел на свое место. В его движениях было неспешное сердитое безразличие долго проработавшего здесь человека.
И Крэйн, и Багой лежали возле самой решетки, глаза их горели голодом.
— Живее, малой! — рявкнул Крэйн, подталкивая миску. — Жрать лей!
— Шляется где, бездельник... — вторил ему Багой. — Ну, давай руками-то ворочай!
Перепутанный и сбитый с толку парень торопливо приник к решетке, просовывая между прутьями кувшин. Он позабыл, что в клетку должен проникать лишь самый край, в спешке просунув едва не с половину. Когда он это понял, было слишком поздно — одним молниеносным движением, за которым не поспевал взгляд, Крэйн схватил кувшин за горлышко и дернул на себя. Сухой треск глины сменился звуком льющейся воды, когда горячая похлебка хлынула на пол, сметая волной и увлекая за собой солому.
Слуга, забыв про обожженную ногу, с ужасом смотрел на Крэйна, который, отскочив от решетки за пределы досягаемости, взмахнул оставшимся в его руке горлышком с острым зубчатым краем и, не теряя времени на слова, полоснул себя по шее. Кровь окрасила его лохмотья на груди.
Закричав, мальчишка отшатнулся и бросился к двери.
— Мальк! Мальк! Там, там... В первой клетке!
На звук из-за двери выглянул стражник. Увидев бегущего слугу, он выхватил кейр, но быстро понял, что все клетки заперты и опасности от уродов нет.
— В первой клетке человек себе горло взрезал! — выпалил слуга, показывая в трясущейся руке остатки кувшина. — Начисто!
— Разорви тебя Ушедшие! — ругнулся тот, бледнея. — Шэд нас в похлебку порубит! Где? Который? Живо!
Они подбежали к клетке, где испуганный Багой жался к решетке, а Крэйн корчился посередине, царапая мокрыми красными пальцами пол. Стражник, не теряя времени, подхватил удерживающую прутья планку, нагнулся.
— Подсобляй! — крикнул он слуге. — Вытащим урода. Изойдет сейчас весь! Ох, как знал, что не протянет долго, выкинет подлость, уж больно взгляд был нехорош... И вот, как раз на мое дежурство... Тяни!
Закряхтев, они вынули планку из крепежных колец, прутья ослабли.
Стражник подхватил сразу два, рванул их на себя, освобождая проход, и заскочил внутрь. Слуга остался снаружи.
Но стражника ждала неожиданность — не успел он пройти и шага к скрюченному телу, как его ноги обхватила неподатливая тяжесть. Это Багой сжал его щиколотки и толкнул вперед, лицом вниз. Стражник попытался в полете извернуться, выхватить кейр из-за пояса, все-таки он был силен и опытен, не одну сотню Эно имел дело с отбросами грязных улиц, чернью и шеерезами, знал их ухватки и готов был постоять за себя даже в неравной схватке. Но прежде, чем он коснулся грудью пола, перед глазами вдруг возникло перемазанное кровью чудовище с изъязвленным гнилым лицом и горящими глазами. От неожиданности стражник замешкал и это стоило ему жизни — спустя мгновение острый край горлышка впился ему между ключицами. В живот скользнуло холодом, сердце вдруг ушло в пустоту и последнее, что было суждено ему видеть — крошечные колышки соломы, рассыпанные прямо перед глазами, с одной стороны желтые, с другой — уже начинающие сереть. Он уже не видел, как Крэйн, легко приподняв высвобожденные с одной стороны прутья, скользнул в коридор, к оцепеневшему от ужаса слуге.
— Готов. — Крэйн вырвал прутья, освобождая дорогу Багою, тот поспешно выбрался из клетки, стараясь не глядеть на хлюпающую под ногами влагу.
— Мальчишку-то зачем?
— У нас нет времени его удерживать, — огрызнулся Крэйн, отбрасывая бесполезный более остаток кувшина. — Или ты хотел его связать и рот заткнуть?.. Возиться некогда, нас и так могли услышать. Давай, начинаем.
Провозившись некоторое время, они вынули планки с нескольких клеток, заключенные уроды, поначалу несмело, ступили в коридор. На лицах их гримаса недоверия уже превращалась в грозное, наполненное чувством собственной правоты и уверенности, желание проложить себе путь наружу.
— Вот как оно... — пробормотал здоровенный смуглокожий детина, чей лоб был изъеден коростой отваливающейся струпьями кожи. — Значит, почти на воле?
Крэйн усмехнулся, привыкая к весу зажатого в руке кейра. Кейр был не чета тем, что Дайрон выдал для загона, новенький, еще пахнущий землей, он был грозным и надежным оружием для узких коридоров подземелья.
— Как договаривались. Давайте вперед, охраны там быть не должно. И поживее!
Дверь, преграждающая путь из коридора наверх, в тор-склет, оказалась незапертой.
Багой ощерился, пуская между редкими желтыми зубами кровавые пузыри.
Лицо его было бледным, на изломанном неровном лбу дрожали мутные капли пота. Крэйн присел рядом с ним, похлопал по плечу.
— Как?
— Погано, — выдохнул урод, стараясь улыбнуться. — Только пить хочется, мочи нет.
— Перетерпишь. Ты здоровый, что тебе жалкий осколок...
— Оск-колок?.. Чтоб тебя разорвало! Во мне сидит добрая половина стиса!
— Рана не серьезная, только немного под ребра скользнуло. Давай, нельзя сидеть! Побежали!
— Стой. — Багой облизнул губы, без сил откинулся на деревянный сруб колодца, возле которого они сидели. — Не могу. Отгулял.
Закат Эно багровел на улицах, оставляя на мостовой длинные багровые пятна, небо только начинало синеть, до темноты было уже не скоро.
Откуда-то сзади, со стороны вонзающегося в небо жала тор-склета, доносились наполненные болью крики. Это подоспевшая дружина шэда рубила на скаку убегающих уродов. Крэйн видел, как человек с гнилью на лбу остановился и, обернувшись, невероятным ударом проломил голову идущему впереди хеггу. Закованный в хитин дружинник рухнул в траву, но другой уже заносил эскерт и треск упавшего тела слился с криком.
— У самого выхода... — простонал Багой, вслушиваясь в отзвуки расправы. — А ведь почти вышли! Проклятый дружинник, пожри Бейр заживо его кишки...
— Его рука уже охладела, — сказал Крэйн, подхватывая Багоя под руки и таща по земле. — Я позаботился о нем.
За ними оставалась темная виляющая полоса. Багой издал хрипящий глухой смешок.
— Оставь, — приказал он. — Дай хоть помереть нормально. Ты из меня все кишки вытянешь.
Крэйн уложил его под стеной ближайшего склета, отчаянно надеясь, что увлеченные в другую сторону дружинники не заметят их.
— Я не могу тебя тащить, — сказал он, глядя ему в лицо. — Мне не вынести двоих.
— Оставишь?
Он развел руками.
— Надо. Извини.
Бледное лицо Багоя неожиданно разгладилось, глаза стали медленными.
— Ладно, что уж... Уходи хоть сам. Потом хлебнешь кувшин фасха за меня.
— Огромный!
— Хорошо... Запоминай. — Голос его стал тихим и шелестящим. — По этой улице до того места, где в земле будут выбоины, там еще шалх на углу будет. Оттуда — по дуге направо, через разрушенный склет, к трактиру Каюхи. Оттуда зарослями на восток, смотри, чтоб тор-склет был сзади и слева. Там будут... э-э-э... ограды старые, ты промеж ними и... кх-х-х...
— Ну! — Крэйн нетерпеливо встряхнул его. Цокот хитиновых лап по мостовой приближался. — Дальше!
— Ближе сюда! — прохрипел умирающий. — Мочи нет...
Крэйн нагнулся к нему, придвинув ухо почти вплотную к костенеющему мертвому рту. И выругался, когда что-то острое скользнуло по его ребрам, оставив пылающую черту.
— Рука... — огорченно пробормотал Багой, глядя на зажатое в кулаке отломленное лезвие стиса. — Метил-то под ребра... Нет, не дойти тебе одному. Если не я — то пусть и никто... Сдохнешь, да, сдохнешь...
Крэйн прижал его слабеющую руку ногой к земле и коротко, без размаха, перерубил ему шею. Во рту Багоя в последний раз дернулся темный язык, глаза покрылись мутным инеем, и он умер.
Крэйн вскочил, наспех вытер об остатки плаща испачканный кейр, оглянулся, ища погоню, и сделал первый шаг. Улицы выгнулись ему навстречу, земля под ногами подернулась дымкой. Он бежал, и дрожащий воздух, проходящий сквозь него, пах неизвестностью.
Когда первый хегг возник между склетов, на земле остался лишь скрюченный труп Багоя. Бывший шэл Алдион Крэйн, в последний раз мелькнув вдалеке, исчез в темноте и Урт укрыл его следы.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА 1
К СВЕТУ. ТРИС
Человек, шедший по улице Триса на рассвете Эно, запоминался сразу. Не по фигуре — она ничем не выделяла его среди крепких и жилистых обитателей города, и не по одежде — даже здесь, на самой окраине, где неровными рядами вспухают островерхие островки шалхов, никого не удивишь простым двухслойным вельтом и крепкими сапогами из кожи шууя. Но по небольшим хитиновым пластинам на ткани и висящим в узких ножнах на поясе двум новым стисам можно было сказать, что путник, отбросивший короткую раннюю тень на лежалую землю улицы, не происходил из этих мест.
Он шел уверенно, не поворачивая головы и не уступая никому дороги.
Встречные почему-то спешили убраться с его пути — несмотря на то, что он был один и не выглядел мастером стиса, никто не спешил покуситься на его болтающийся за спиной тулес, словно тот шел в окружении ореола страшной и пугающей болезни.
Человек не обращал внимания на прохожих. Немного опустив голову, он отмерял короткими быстрыми шагами расстояние, не глядя по сторонам.
Почти выйдя к окраине, там где склеты уступали место даже не ветхим кожаным шалхам, а неглубоким, укрытым тряпьем ямам, в которых что-то постоянно глухо ворочалось и рычало, он резко свернул, поворотив от вала, и направился прямиком через заросшую высокой бурой травой глушь, которая выпирала из города, как гнойник из чрева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51