Наступала жара, и женщины носили все более откровенные и яркие платья, а ночи становились все желаннее. А в «Трех орлах» подавали только что доставленное с Острова вино.В раскрытые окна тихо вливался ветерок с моря, под стеной чуть шептались темные деревья, а вдалеке на воде гавани колыхалась лунная дорожка. Луна только что выплыла из-за маяка и бледно-зеленым глазом уставилась вниз.— Вот мы и встретились, как я и обещал! — Радостный голос раздался слишком неожиданно, и Эрион даже вздрогнул.— Ах, так это вы! — расплылся он в улыбке, увидев своего прошлогоднего знакомого.— Это я! Как раз вовремя, не так ли? Новое вино!— А у вас что нового? Нашли заказанное?— Конечно, — аккуратно и неспешно опустился на деревянный стул собеседник. Эрион опять как и в прошлый раз, мимолетно подумал — а как зовут-то его? — но эта мысль сразу выскользнула у него из головы. Говорили они как добрые знакомые. — Добыл. На севере много чего осталось с прошлых времен. Вы даже и не представляете, с каких давних.— Я не большой любитель замшелых древностей, — отмахнулся Эрион.— Я тоже, — заговорщически улыбнулся собеседник. Эрион с удовольствием смотрел на него. Это был редкий экземпляр красивого мужчины. Не смазливый красавчик и не красивый самец, а именно красивый мужчина. Он даже и не воспринимался как мужчина, скорее как образец породы, на который просто приятно смотреть, как на произведение искусства. Такой экземпляр — и всего лишь простой торговец.— А много платят за ваши поиски?— Когда как, — покачал он головой — А вы?— Что — я?— Ваши поиски души?Эрион неопределенно дернул плечом.— Все больше убеждаюсь, что ее у нас нет. Мы умираем раз и навсегда. Остается только искать способ сделаться бессмертным.— Осчастливить человечество?— Нет. Если бы мне удалось прожить ровно столько, чтобы сделать все, что задумал, я умер бы спокойно. Может, тогда я действительно нашел бы способ осчастливить всех.Сосед помолчал, покачивая головой.— Вон, посмотрите, — кивнул он куда-то в зал. — Вон там здоровенный тупой детина, у которого на морде ни единой мысли. Он тоже должен жить вечно?— Его бы я осчастливливать не стал. Есть те, кто и правда способен принести человечеству пользу. Такие люди достойны бессмертия. А вот эти, — он мотнул головой в ту сторону, — это быдло. Они нужны лишь для тупой работы. И чтобы рожать детей. Они ведь тоже могут достойными оказаться.Собеседник склонил голову набок.— А решать, значит, будете вы?Эрион усмехнулся.— Одно дело говорить. Болтать я могу что угодно, но, когда доходит до дела, все меняется.Появился слуга с большим блюдом разных сыров и коринкой фруктов. Второй нес вино и кубки. Оба — и Эрион, и сосед — молчали, пока слуги не ушли с вежливыми поклонами.— Мне приходилось слышать, — поднес к губам кубок собеседник, — о бессмертных. О тех, кто носит кольца. Те, эрегионские, — он почти шептал.Эрион нахмурился. Слухи-то ходили, и самые невероятные. Но все это воспринималось как сказочки. Мало ли что выдумают.— Вы, видать, много знаете.— Я много странствую, — вздернул подбородок собеседник. — Я на одном месте не сижу. А дорога на север идет через развалины Эрегиона. Знаете, — наклонился он через стол и впился в лицо Эриона своими черными глазами, — там не мертвая тишина. Там ходят. Я не знаю кто, но там ходят. Кто-то что-то ищет. Опасное место. — Он снова выпрямился. — На свете много тайн, — сказал он словно самому себе. — И куда пропали бесценные знания тех, кто делал кольца?— Вы в это верите? — усмехнулся Эрион, хотя в душе тоже верил в эти сказки. Эльфы — настоящие ученые, и все чудеса, которые им приписываются, явно не столько чудеса, сколько мощная наука, которой они почему-то не желают делиться с людьми. А уж что говорить о Сауроне? Уж эльфы и Саурон точно существовали — и существуют, это история и реальность. Древний майя наверняка еще больше умеет, чем эльфы.Правда, никто толком не знал, были ли эти волшебные кольца на самом деле, а если были — то в чем их волшебство. И сколько их было, тоже никто толком не знает…— Верю, — истово кивнул собеседник, отправляя в рот кусочек сыра. — Я много во что верю. Повидаете с мое, поверите. Вот, кстати, — махнул он своей замечательной вилочкой, — последний заказ. Так называемая Черная Книга. Это сборник легенд, записанных на неизвестном языке, с переводом на синдарин. Причем перевод недавний. А легенды — это нечто! Представляете, — он снова склонился к лицу Эриона, — это легенды Первой Эпохи, но не эдайнские. Легенды людей, сражавшихся на стороне Врага, легенды о Враге, о его соратниках.— Любопытно, но, думаю, это лучше к историкам и знатокам языков. Я же лекарь. Что я в этом понимаю?— Я могу дать вам ради интереса посмотреть мой личный список. Я не удержался — сделал себе копию синдаринского перевода. Хотите?— Почему нет? — улыбнулся Эрион.Книжка поначалу оказалась любопытной, потом стала нагонять скуку и даже раздражать. Когда пришло время возвращать, Эрион уже был рад от нее отделаться.— Верится, что это не подделка, — сказал он, возвращая томик. — Моргот на себя похож — поимел всех, кто ему верил, во все дырки. А те и не подозревали. И дурак он полный в военном смысле. Кстати, как я понял, Тху в этом отношении виделся этим людям, — он похлопал по переплету, — куда мудрее своего хозяина.Собеседник рассмеялся.— И мне тоже так показалось. Но любопытная штука, да?— Любопытная — но не более того. Нового там нет ничего. Были люди, воевавшие за него? Были. А уж обгадить своих противников в легендах — для этого много ума не надо. Только Моргот от этого краше не стал.— А Тху?— Тоже не краше. Но что умнее — точно. Верится в сказку про колечки.— А если бы вам предложили колечко бессмертия? Как тем, про кого слухи ходят? Взяли бы?— Боюсь, дорого оно мне обошлось бы. Просто так такие штуки не дают. Да и кто я такой?— Вы? — Собеседник тихо рассмеялся и вздохнул. — Вы либо притворяетесь, либо вас и правда не интересует, что про вас говорят.— А что?— Одни считают вас гениальным ученым и лекарем. Другие — чародеем. Третьи — вообще не человеком. Замаскированным майя, — засмеялся сосед. — Такие много кому нужны.Эрион изумленно вздернул брови, раскрыв рот, а затем от души расхохотался.— Нет, — задыхался он, — ну, дают! Ладно, пусть мне сначала такое колечко предложат — а там поговорим о цене!Беседа перешла в непринужденное русло, и снова они пили новое вино, вкушали сыр, и фрукты, и рыбу.После таких откровений мир стал намного прекраснее. И проще. Решения приходили как-то сами собой, и все казалось возможным. Магия? Да та же наука, и если этим всем заняться как следует, то и люди наверняка смогут творить чудеса! Да все можно познать, все можно сделать! И человека наверняка можно сделать бессмертным. Собственно, кто сказал, что все должно быть так, как есть? Что в конце концов только Дагор Дагорат и что будет это именно так, как говорится в старинных преданиях? А предки верно ли их поняли? Дикому и грубому, голодающему, неграмотному, вшивому человечеству былых времен все казалось простым, и вообразить себе что-то иное они просто не могли.А что, если Дагор Дагорат уже идет? И это — та самая борьба с голодом и смертями, с тупостью и темнотой? И в конце концов достойные обретут то, что было потеряно, — бессмертие.Эрион шел в госпиталь — ноги сами несли туда.«И будут отделены достойные от недостойных… Но если бессмертие будет достигнуто, к примеру, через меня, то кто будет определять этих достойных, если не я? И не мне ли тогда решать, каким должен быть человек?»Эрион резко остановился, словно споткнувшись, — странно и неприятно, казалось, слова эти звучат как бы со стороны, что это не совсем его мысли.— Перебрал, — хмыкнул он и быстро пошел дальше. Размышления иногда приводят к чему-то не тому. Он раньше замечал, что как только его заносит куда-то, то он обязательно либо споткнется, либо в момент самых горделивых мечтаний птица на голову нагадит, телега проходящая обрызгает грязью, и волей-неволей вернешься в обыденность, к смирению… А вот нынче как-то прекратилось это. Что-то изменилось? Или мысли его стали правильными?— К балрогам, — пробормотал он снова. — Этак и вправду уверуешь, что ты не безразличен Эру.Госпожа Мериль была отнюдь не такой дурой, какой считал ее лекарь Эрион. Он и сам не замечал, что она держится при нем — или он при ней? — куда дольше, чем любая из предыдущих женщин. Причем они так и не добрались до постели. Эта женщина хотела держать его при себе — он это понимал, но вырваться не удавалось при всем желании. Что-то было в ней. Как только она начинала ему надоедать, Мериль придумывала что-то новое, и вот этой своей непредсказуемостью она удерживала его при себе прочнее цепей. Все начинали говорить, что городская знаменитость скоро таки свяжет себя узами брака и утихомирится. И станет он тогда обычным человеком, как все, хотя и утратит ореол тайны и превосходства, который всегда окутывает людей необыкновенных. Ему слишком много позволено сейчас, потому что он выше обыденности. А вот станет семейным человеком — и будет обычным. Понятным.Он не ожидал встретить ее в лазарете. Совершенно новая — с волосами, убранными под белый плат, без украшений, в простом закрытом платье, скромная и до ужаса обольстительная в своем смирении. Эрион внутренне восхитился и с удовольствием принял игру.— И чем я обязан такой радости?— Не чем, а кому, господин наш спаситель. — Она коротко и в то же время плавно склонила голову — так изящно двигаться могут только красивые молодые кобылицы. С такой же природной силой, изяществом и дерзостью. — Мой брат, — в голосе промелькнула нотка покровительственного сочувствия и сожаления, — решил поискать своего пути в жизни. Наконец-то, — добавила она чуть ли не злорадно, но даже это звучало мило. — Он восхищается вами — а кто не восхищается? Я решила привести его, дабы он воочию узрел, как возвышен и велик ваш труд и из какой крови и грязи возрастает слава. А то он уж очень наивен и страдает избытком воображения. — Она снова улыбнулась.Эрион тоже не мог удержаться от усмешки. Многие увлекались естествознанием, многие еще на Острове посещали вольнослушателями Академию. Сейчас Нуменор стал прочной ногой на берегах Сирых Земель, и Закон Нуменора стал постепенно пускать корни и здесь; и Правда Королей осенила своим крылом эти края, в заморских землях установился мир, и земля стала лучше родить, и брат не возводил хулу на брата, и сильный не угнетал, а защищал слабого. И теперь, когда благоденствие все возрастало, у людей — особенно из сословий, не столь обремененных заботами о хлебе насущном, — снова находилось время для наук и искусств. К Эриону в лазарет часто приходили и будущие лекари (школу, что ли, открыть? пора, видать), и живописцы, и прочие интересующиеся. Даже дамы. А некоторые взяли за моду ухаживать за страждущими, хотя долго в сиделках еще ни одна знатная дама не продержалась. Вот дочери военных, простолюдинки, полукровки — эти трудились искренне. Попросту. Одну девушку он даже допустил помогать себе при операции. Вот после этого Мериль и явилась в госпиталь.Работы было не так уж много. Зараза в городе благодаря трудам Эриона уже давно не плодилась, завезенные в город и прирученные здоровенные харадские пустынные коты исправно жрали крыс и сами регулировали свою численность во время свирепых ночных драк. В гарнизоне тоже больных было немного, нижний город блюли три приюта, в которых делом заведовали ученики Эриона — два нуменорца и один очень способный ханаттаннаи из городских. А жители верхнего города предпочитали болеть по домам, среди родичей и слуг. Да и таких в эту пору было немного. Так что в лазарете сейчас пребывал только один неудачливый рабочий, с которым все и носились. Комендант подновлял внешние укрепления, бедняга угодил под перевернувшуюся подводу с камнем. Нога была раздроблена так, что оставался только один выход — резать, пока гангрена не началась. Обыденная работа. С этим справился бы и его помощник Нардухиль. Собственно, он и должен был это делать, но сейчас Эрион, на глазах у Мериль и ее разинувшего рот от восхищения братца, а также еще нескольких восторженно внимающих зрителей, решил взять дело в свои руки. Нардухиль даже с каким-то облегчением уступил ему место у стола.Раненый, крепкий мужик с явной примесью харадской крови, ругался и скулил, предчувствуя боль, клял свою горькую судьбину и умолял Эриона чуть ли не новую ногу ему пришить.— Вы же можете, все говорят — вы все можете! — со слезами на глазах вопил он. — Как я без ноги? Как работать буду?— Как все, — уже почти отрешенно ответил Эрион, моя руки. — Мозгами. Или пойди к мастерам, сделают тебе деревянную ногу, получше настоящей, они это могут. Не вой, не самая страшная на свете боль.— Хорошо вам говорить! — злобно всхлипывал раненый. — Вы-то сами целы и здоровы! И больно вам так не было!Эрион молча начал закипать, как еще в ту, военную пору, когда на стол попадался вот такой не кровопиец, а просто вопиец. Этих надо затыкать. Они умеют себя накручивать со вселенскими своими скорбями и страданиями своими бесценными. Он молча повернулся к раненому и рывком задрал свою рубаху, обнажив два страшненьких шрама.— Этот, — спокойно сказал он, показывая на нижний, на животе, — мне оставил один мораданской ублюдок. Из здешних смертников. Я его собирался зашивать, так он сделал дырку во мне. Вот этот, — он показал на правый бок, — оставило харадское рубящее копье, когда они налетели на наши лазаретные палатки. И зашивал меня в обоих случаях не Эрион, а военный костоправ. Он говорил — раненого жалеть нельзя, иначе дожалкуешься до того, что помрет он у тебя. Влил мне в глотку крепкого пойла и прямо так и зашивал. А тебе сейчас, — он опустил рубаху; опять руки мыть придется — дадут сонного снадобья, а потом Нардухиль приготовит такого, что боль притупляет, и заживет все у тебя в лучшем виде.Раненый перестал вопить сразу же, как увидел гневный огонек в глазах лекаря. Потом он только шмыгал носом. А вот глаза юного брата Мериль стали огромными и влажными, и в них было восхищение и сострадание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93