https://wodolei.ru/catalog/vanny/s_gidromassazhem/
Я хочу убить этого говнюка, но хочу убить его медленно.
– Ни с места, панк!
К моему виску прижат ствол. Подняв глаза, я вижу перед собой дуло «глока», а рукоять держит бродяга, который минуту назад валялся на скамейке в отключке. В руках у бродяги, одетого в вонючие лохмотья, удостоверение. Черт, мое везение! Так была занята вампиром, что не проверила бродягу.
Я отпускаю покойника и медленно встаю. Дуло «глока» в сантиметре от моего лба. Я могла бы скрутить этого копа, но не хочу рисковать. Пуля в голову – это конец, вампир ты или нет.
Коп хватает меня за воротник куртки и швыряет на ближайший столб.
– Ну-ка, ты! Руки подними, чтобы я их видел! Пальцы в стороны, пока я тебе их на фиг не поломал, ясно?
Держа одну руку у меня на плече, он оборачивается к моему противнику:
– Сэр, вы не ранены? Сейчас сюда едет подкрепление – «скорую» вызвать?
Я слышу вой сирен, уже отдающийся эхом в туннеле подземки как вопли баньши, летящих на пир. Покойник тоже слышит и потому нервничает. Задание обернулось плохо. Настолько плохо, что у хозяина наверняка найдется для него что-нибудь очень неприятное. Что-нибудь похуже, чем просто быть мертвым.
– Сэр, вы можете ответить? Вам помощь нужна?
Покойник поворачивается к нему, и замаскированный коп впервые как следует видит «жертву». При виде вывихнутой челюсти вампира и запекшейся крови на черепе он неловко переступает с ноги на ногу.
– Э-э...сэр?
Вампир уже на нем – раньше, чем коп успевает мигнуть. Он орет, когда клыки вонзаются ему в горло, но при этом успевает пару раз спустить курок, направив пистолет на нападающего. «Глок» оставляет огромные рваные дыры в груди и в спине вампира, но тот их даже не замечает.
Я хватаю кровососа за макушку и отрываю от жертвы, как пиявку. Коп потерял много крови, но далеко еще не высушен. Он хватается за горло, в глазах его ужас и недоумение, а я держу вампира борцовским хамерлоком. Тварь плюется, шипит и молотит когтями воздух, как рысь, которой припекли задницу каленым железом.
– Мотай отсюда! Быстро! – рычу я.
Копу не надо повторять дважды.
Сирены уже почти здесь. Игра мне уже во как надоела, пора добивать.
– Заткнись на фиг! – шиплю я на дергающегося вампира.
Он не перестает, и я бью его башкой о ближайший столб, да так, что какая-то жижа льется из ушей.
– Я собиралась тебе набить морду и отправить к твоему сюзерену, как выпоротую собаку. Но ты решил выпендриться и завалить полицейского! Глупо, покойничек. Очень и очень глупо!
Я подчеркиваю глупость его поступка, мерно ударяя его головой о столб.
Внезапно раздается рокот, платформа под ногами начинает вибрировать. Туннель заполняется горячим, шероховатым запахом мочи и электричества. Я в предвкушении ухмыляюсь.
Пара копов в форме транспортной полиции грохочет вниз по лестнице с пистолетами в руках, вытаращив глаза от страха и адреналина. Тот, что впереди, чуть не наступает на раненого полисмена, который успел добраться до лестницы и свалиться там от потери крови.
Второй, до боли молодой мальчишка испанской внешности, перепуганный больше, чем полагалось бы вооруженному мужчине, направляется ко мне.
Грохот поезда глушит его слова, но по губам легко прочитать: «Стой, стрелять буду!»
И я швыряю вампира перед поездом.
В переднем стекле видно лицо машиниста. Виден ужас в его глазах, когда до него доходит. Поезд идет очень быстро, даже для ночного времени. Очевидно, машиниста предупредили, что на станции «Вторая авеню» беспорядки и надо проехать ее без остановки. Другая находит его страх очень забавным. И пробуждающим аппетит.
Поезд летит вперед, рыча как большой железный дракон. Ветер от вагонов треплет мне волосы и заставляет меня отступить из уважения к слепой, механической силе поезда.
Тра-та-та – мелькают размытые испуганные лица в окнах, и поезд исчезает, направляясь за четыре квартала отсюда к платформе на углу Бродвея и Лафайет-сквер.
Юный коп из транспортной полиции, застыв при появлении поезда, все еще держит меня под прицелом. Я стою на краю платформы, подняв руки, и мило улыбаюсь. Напарник юнца, пожилой мужчина восточного вида, обходит меня сбоку, целясь точно мне в голову. Он толстый и пухлый, как горшочек с мясом, который пора вынимать из печи. Другая оживляется – жрать хочет.
– Доброе утро, сэр.
– Ах ты сука гребаная!
– Простите?
– Ты его сбросила с платформы! Ты этого человека нарочно убила!
– Позволю себе уточнить ваши утверждения, сэр. Я его не убила, и это не был человек.
– Что?
– Посмотрите сами.
Сам того не желая, он смотрит вниз – и начинает истерически вопить.
– Диас, перестань! – одергивает его старший коп. Он держит меня под прицелом и в то же время старается не выпускать из поля зрения напарника. – Ты не раз видал перееханные поездом трупы. Возьми себя в руки!
Молодой не слышит. И начинает разряжать пистолет во что-то, что ниже платформы.
Пожилой коп теряет остатки своего не слишком мощного терпения.
– Перестань валять дурака, Диас! – Он достает наручники и застегивает один браслет у меня на левой руке. – Нет времени заниматься ерундой!
– У меня тоже, – вздыхаю я, выворачиваясь из его хватки и вдвигая локоть ему в лицо. Он падает, как мешок с жиром.
Молодой уже разрядил всю обойму, но продолжает щелкать курком. Лицо его застыло в ужасе, он пятится прочь с платформы. Вампир, или то, что от него осталось, сумел наконец вытащить себя с рельсов.
Поезд его перерезал пополам, как пила фокусника. Из разваленного торса свисают кишки праздничными лентами, будто вымазанными тормозной жидкостью. Глаза горят нечеловеческой ненавистью, и труп поднимается и идет на руках.
Коп падает в обморок. Я отбираю у него пистолет, недоверчиво покачивая головой.
– Друг, ты действительно никогда не знаешь, где надо остановиться?
Вампир выбрасывает вперед правую руку, потом левую, тащит за собой перепутанные кишки, как шлейф невесты.
– Скажешь последнее слово, ты, жопожующий?
Вампир скалит клыки и шипит на меня.
Пистолет копа сносит ему полголовы, убивая вампира так же действенно, как рядового воришку. Молодой коп на меня таращится, и лицо у него цвета свежего творога. Я улыбаюсь ему. Глаза у него совсем лезут на лоб, и он бросается к лестнице.
Сверху ревут новые сирены, мигалки полицейских и санитарных машин пробиваются в щели крыши. Слышен шорох подошв по камню. Через секунду здесь будет яблоку негде упасть от копов. Пора уносить ноги.
Я швыряю пистолет с платформы, как швырнула бы прожеванный ком жвачки, и переключаюсь на высокую скорость. Бегу вдоль платформы в направлении выхода на Вторую авеню, подальше от прибывающих копов. Поскольку выход на Вторую авеню находится рядом с парком Сары Делано Рузвельт, любимым местом окрестных бродяг, двери заперты цепью с девяти вечера до шести утра. Мне-то все равно. Я нажимаю на двери, и цепи падают. Замок куда-то отлетает.
Я вылетаю на перекресток со стороны Кристи-стрит, перепрыгнув через чернокожего старика, сидящего в луже собственных нечистот и прижимающего к груди бутылку какого-то хмельного пойла. Он просыпается, отмахивается грязной клешней.
– А-блядь-хрен-вам-всем-это-мое!
Голос его вливается в немолчный рев города и отдается у меня в ушах, когда я скрываюсь в тени, растворяясь в наступающем рассвете вместе с воем полицейских сирен.
12
Провинция Анхуэй
Китайская Народная Республика
Чи Ю By и его жена, Мей Ли, были простыми рабочими и жили в двухкомнатном доме на окраине города Паньпу. И Чи Ю, и Мей Ли считали себя «современными людьми». Они женились по любви, а не по договоренности семей, познакомившись на работе, на сборочном конвейере тракторного завода. Будучи современными молодыми рабочими, Чи Ю и Мей Ли понимали важность контроля над рождаемостью для страны и партии. Когда в этом году Мей Ли забеременела, они оба подписали документ, что после рождения ребенка пройдут процедуру стерилизации. За эту самоотверженность их сделают первыми кандидатами на повышение по работе и удостоят официальной похвалы от партии.
Мей Ли сначала несколько волновалась: а что, если будет девочка? Как ни современна она была, а все же нельзя игнорировать столетиями въевшуюся культуру. Мальчики всегда были намного ценнее девочек. Иметь много сыновей – это и есть китайское определение счастья и удачи. Вот она все беспокоилась, что делать, если будет дочь, но ее в конце концов отвезли в роддом и она родила мальчика, которого они с мужем назвали Чи Ен. Через три дня Мей Ли и ее муж подверглись стерилизации, на которую заранее согласились. Но сейчас, когда прошло две недели, Мей Ли начала бояться, что совершила самую большую в жизни ошибку.
Дом By представлял собой кирпичную коробку с черепичной крышей, такую же, как и все дома неквалифицированных рабочих, выстроившиеся вдоль улиц Паньпу. Две комнаты – это была кухня-столовая и небольшая спальня. Зимой в доме было холодно, летом жарко, а удобства – общие с соседним домом. Мей Ли и Чи Ю мечтали когда-нибудь разбогатеть и перебраться в жилище более комфортное и просторное, но пока что приходилось держать колыбель рядом с керосинкой, которая давала семье тепло и еду. Было около полуночи; Мей Ли сидела около керосинки и с беспокойством глядела на ребенка.
– Мей Ли, почему не ложишься? – Чи Ю стоял в дверях спальни, с растрепанными волосами и припухшими глазами. – Тебе ж утром вставать на работу вместе со мной, и как ты собираешься норму выполнять, если не выспишься? Мастер наверняка заметит...
– Чи Ен меня беспокоит. Он не берет бутылочку.
– Простуда, наверное. Это у всех ясельных детей бывает.
Мей Ли хмурилась и подтыкала одеяльце под ножки ребенка.
– Нельзя было его так сразу в ясли отдавать. Он такой маленький...
– Мей Ли, мы это уже обсуждали. Мы же решили, что отдать Чи Ена в ясли – единственный разумный выход. Твоя мама очень далеко живет, а мы не можем себе позволить, чтобы ты бросила работу...
– Ты прав, Чи Ю. Я знаю, что ты прав. Но не могу не волноваться. Это наш единственный ребенок. Единственный на всю жизнь.
Чи Ю улыбнулся, несмотря на усталость, и поцеловал жену в макушку.
– Это хорошо, что ты тревожишься о своем ребенке. Значит, ты хорошая мать. Я тоже беспокоюсь. Но буду беспокоиться еще сильнее, если мне не дадут повышения.
Мей Ли крепко сжала руку мужа, не отрывая глаз от колыбели.
– Пойди поспи. Я тоже скоро приду. Долго я не буду сидеть – обещаю.
Чи Ю вздохнул и пошел спать, а Мей Ли осталась сидеть на стуле у керосинки, покачивая ребенка и напевая колыбельную. Слышно было, как муж похрапывает в соседней комнате, и этот звук напоминал ей, как она устала. Вдруг веки отяжелели, голова свесилась на грудь. Через десять минут после того, как его мать заснула, Чи Ен перестал дышать.
Золотистый свет пролился в окна дома By, и дверь открылась внутрь, будто задвижку отвели невидимой рукой. На пороге стояла обнаженная женщина с длинными волосами, и они развевались, будто на легком ветерке. На руках она держала новорожденного мальчика с темными волосами и восточным лицом. Незнакомка на миг остановилась возле спящей, потом взяла тельце Чи Ена из колыбели и положила на его место живого ребенка. Так же быстро и безмолвно, как появилась, сияющая женщина вылетела в дверь.
Мей Ли резко проснулась, недоуменно моргая. Наверное, она задремала. Первым делом поглядев на Чи Ена, она удивилась и обрадовалась, увидев, что болезнь у ребенка прошла. Чи Ен счастливо гукал и махал ручками, будто приветствуя мать.
13
Нью-Йорк
Два голоса в телефоне:
– Она здесь.
– Ты уверен, что это она?
– Абсолютно уверен. У меня нет никаких сомнений.
– Отлично. Я знал, что она приедет, получив вырезки. Но будь осторожен. Она смертоноснее всех, с кем тебе доводилось встречаться, мой мальчик.
– Знаю. Потому-то она меня так и манит.
* * *
В комнате кто-то есть.
Это даже не мысль, скорее чувство. Ощущение, полученное дремлющим сенсорным аппаратом и переданное в подсознание. Это на самом деле или только снится?
Да проснись ты, кретинка! - верещит Другая, решая указанный вопрос раз и навсегда. – Мы не одни!
Соня вскочила, выставив клыки, волосы встали дыбом, как шерсть на шее кота. Нет времени гадать, как ее нашли. Нет времени гадать, почему не сработали ловушки. Она припала в низкую стойку, предупреждающе зашипев на незваного гостя в кожаном мягком кресле.
– Совершенно лишние театральные эффекты, миледи, – вкрадчиво произнес Дзен. Страха не было в его глазах. Настороженность – да, была, но страха не было. – Я не замышляю вам вреда.
– Если так, что вы здесь делаете?
– Мои наниматели хотели знать, где у вас гнездо. Они мне сказали пустить за вами «хвост» – вы его, разумеется, помните. Однако меня бояться вам не надо. Я не скажу им, что знаю место вашего дневного отдыха.
– К чему ты клонишь, ренфилд?
Дзен оскорбление выпрямил спину, в глазах его мелькнуло возмущение.
– Я не ренфилд.
– Ты – человек, работающий на вампиров. По моему словарю такая штука называется «ренфилд». По-вампирскому, кстати, тоже.
От этого он еще сильнее вскинулся:
– Я сам себе хозяин, черт вас побери! Я работаю на Луксора и Нюи, поскольку это соответствует моим целям, а не потому, что они защелкнули рабский ошейник на моем разуме!
– Тем больше оснований вам не доверять. Ренфилды по крайней мере не властны над тем, что они делают. Вы же, скорее, – головной баран. Заманиваете своих собратьев-людей на благо напарников-вампиров и набиваете себе карманы!
Светло-синие глаза Дзена будто потемнели, когда он исподлобья глянул на Соню.
– Я не ренфилд и не головной баран. Я такой, как вы.
– Ты совсем не такой, как я!
– Может, да, может, нет. Но вы ошиблись, определяя мой вид. Я не человек – я дхампир.
Соня повернулась к нему и посмотрела пристальнее.
– Дхампир? Я что-то слышала об этом. Предположительный побочный продукт спаривания вампиров с людьми.
Дзен огладил заплетенные локоны – будто Медуза успокаивает своих змей.
– В мире очень мало представителей моей породы. Как я уже сообщил, я дхампир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
– Ни с места, панк!
К моему виску прижат ствол. Подняв глаза, я вижу перед собой дуло «глока», а рукоять держит бродяга, который минуту назад валялся на скамейке в отключке. В руках у бродяги, одетого в вонючие лохмотья, удостоверение. Черт, мое везение! Так была занята вампиром, что не проверила бродягу.
Я отпускаю покойника и медленно встаю. Дуло «глока» в сантиметре от моего лба. Я могла бы скрутить этого копа, но не хочу рисковать. Пуля в голову – это конец, вампир ты или нет.
Коп хватает меня за воротник куртки и швыряет на ближайший столб.
– Ну-ка, ты! Руки подними, чтобы я их видел! Пальцы в стороны, пока я тебе их на фиг не поломал, ясно?
Держа одну руку у меня на плече, он оборачивается к моему противнику:
– Сэр, вы не ранены? Сейчас сюда едет подкрепление – «скорую» вызвать?
Я слышу вой сирен, уже отдающийся эхом в туннеле подземки как вопли баньши, летящих на пир. Покойник тоже слышит и потому нервничает. Задание обернулось плохо. Настолько плохо, что у хозяина наверняка найдется для него что-нибудь очень неприятное. Что-нибудь похуже, чем просто быть мертвым.
– Сэр, вы можете ответить? Вам помощь нужна?
Покойник поворачивается к нему, и замаскированный коп впервые как следует видит «жертву». При виде вывихнутой челюсти вампира и запекшейся крови на черепе он неловко переступает с ноги на ногу.
– Э-э...сэр?
Вампир уже на нем – раньше, чем коп успевает мигнуть. Он орет, когда клыки вонзаются ему в горло, но при этом успевает пару раз спустить курок, направив пистолет на нападающего. «Глок» оставляет огромные рваные дыры в груди и в спине вампира, но тот их даже не замечает.
Я хватаю кровососа за макушку и отрываю от жертвы, как пиявку. Коп потерял много крови, но далеко еще не высушен. Он хватается за горло, в глазах его ужас и недоумение, а я держу вампира борцовским хамерлоком. Тварь плюется, шипит и молотит когтями воздух, как рысь, которой припекли задницу каленым железом.
– Мотай отсюда! Быстро! – рычу я.
Копу не надо повторять дважды.
Сирены уже почти здесь. Игра мне уже во как надоела, пора добивать.
– Заткнись на фиг! – шиплю я на дергающегося вампира.
Он не перестает, и я бью его башкой о ближайший столб, да так, что какая-то жижа льется из ушей.
– Я собиралась тебе набить морду и отправить к твоему сюзерену, как выпоротую собаку. Но ты решил выпендриться и завалить полицейского! Глупо, покойничек. Очень и очень глупо!
Я подчеркиваю глупость его поступка, мерно ударяя его головой о столб.
Внезапно раздается рокот, платформа под ногами начинает вибрировать. Туннель заполняется горячим, шероховатым запахом мочи и электричества. Я в предвкушении ухмыляюсь.
Пара копов в форме транспортной полиции грохочет вниз по лестнице с пистолетами в руках, вытаращив глаза от страха и адреналина. Тот, что впереди, чуть не наступает на раненого полисмена, который успел добраться до лестницы и свалиться там от потери крови.
Второй, до боли молодой мальчишка испанской внешности, перепуганный больше, чем полагалось бы вооруженному мужчине, направляется ко мне.
Грохот поезда глушит его слова, но по губам легко прочитать: «Стой, стрелять буду!»
И я швыряю вампира перед поездом.
В переднем стекле видно лицо машиниста. Виден ужас в его глазах, когда до него доходит. Поезд идет очень быстро, даже для ночного времени. Очевидно, машиниста предупредили, что на станции «Вторая авеню» беспорядки и надо проехать ее без остановки. Другая находит его страх очень забавным. И пробуждающим аппетит.
Поезд летит вперед, рыча как большой железный дракон. Ветер от вагонов треплет мне волосы и заставляет меня отступить из уважения к слепой, механической силе поезда.
Тра-та-та – мелькают размытые испуганные лица в окнах, и поезд исчезает, направляясь за четыре квартала отсюда к платформе на углу Бродвея и Лафайет-сквер.
Юный коп из транспортной полиции, застыв при появлении поезда, все еще держит меня под прицелом. Я стою на краю платформы, подняв руки, и мило улыбаюсь. Напарник юнца, пожилой мужчина восточного вида, обходит меня сбоку, целясь точно мне в голову. Он толстый и пухлый, как горшочек с мясом, который пора вынимать из печи. Другая оживляется – жрать хочет.
– Доброе утро, сэр.
– Ах ты сука гребаная!
– Простите?
– Ты его сбросила с платформы! Ты этого человека нарочно убила!
– Позволю себе уточнить ваши утверждения, сэр. Я его не убила, и это не был человек.
– Что?
– Посмотрите сами.
Сам того не желая, он смотрит вниз – и начинает истерически вопить.
– Диас, перестань! – одергивает его старший коп. Он держит меня под прицелом и в то же время старается не выпускать из поля зрения напарника. – Ты не раз видал перееханные поездом трупы. Возьми себя в руки!
Молодой не слышит. И начинает разряжать пистолет во что-то, что ниже платформы.
Пожилой коп теряет остатки своего не слишком мощного терпения.
– Перестань валять дурака, Диас! – Он достает наручники и застегивает один браслет у меня на левой руке. – Нет времени заниматься ерундой!
– У меня тоже, – вздыхаю я, выворачиваясь из его хватки и вдвигая локоть ему в лицо. Он падает, как мешок с жиром.
Молодой уже разрядил всю обойму, но продолжает щелкать курком. Лицо его застыло в ужасе, он пятится прочь с платформы. Вампир, или то, что от него осталось, сумел наконец вытащить себя с рельсов.
Поезд его перерезал пополам, как пила фокусника. Из разваленного торса свисают кишки праздничными лентами, будто вымазанными тормозной жидкостью. Глаза горят нечеловеческой ненавистью, и труп поднимается и идет на руках.
Коп падает в обморок. Я отбираю у него пистолет, недоверчиво покачивая головой.
– Друг, ты действительно никогда не знаешь, где надо остановиться?
Вампир выбрасывает вперед правую руку, потом левую, тащит за собой перепутанные кишки, как шлейф невесты.
– Скажешь последнее слово, ты, жопожующий?
Вампир скалит клыки и шипит на меня.
Пистолет копа сносит ему полголовы, убивая вампира так же действенно, как рядового воришку. Молодой коп на меня таращится, и лицо у него цвета свежего творога. Я улыбаюсь ему. Глаза у него совсем лезут на лоб, и он бросается к лестнице.
Сверху ревут новые сирены, мигалки полицейских и санитарных машин пробиваются в щели крыши. Слышен шорох подошв по камню. Через секунду здесь будет яблоку негде упасть от копов. Пора уносить ноги.
Я швыряю пистолет с платформы, как швырнула бы прожеванный ком жвачки, и переключаюсь на высокую скорость. Бегу вдоль платформы в направлении выхода на Вторую авеню, подальше от прибывающих копов. Поскольку выход на Вторую авеню находится рядом с парком Сары Делано Рузвельт, любимым местом окрестных бродяг, двери заперты цепью с девяти вечера до шести утра. Мне-то все равно. Я нажимаю на двери, и цепи падают. Замок куда-то отлетает.
Я вылетаю на перекресток со стороны Кристи-стрит, перепрыгнув через чернокожего старика, сидящего в луже собственных нечистот и прижимающего к груди бутылку какого-то хмельного пойла. Он просыпается, отмахивается грязной клешней.
– А-блядь-хрен-вам-всем-это-мое!
Голос его вливается в немолчный рев города и отдается у меня в ушах, когда я скрываюсь в тени, растворяясь в наступающем рассвете вместе с воем полицейских сирен.
12
Провинция Анхуэй
Китайская Народная Республика
Чи Ю By и его жена, Мей Ли, были простыми рабочими и жили в двухкомнатном доме на окраине города Паньпу. И Чи Ю, и Мей Ли считали себя «современными людьми». Они женились по любви, а не по договоренности семей, познакомившись на работе, на сборочном конвейере тракторного завода. Будучи современными молодыми рабочими, Чи Ю и Мей Ли понимали важность контроля над рождаемостью для страны и партии. Когда в этом году Мей Ли забеременела, они оба подписали документ, что после рождения ребенка пройдут процедуру стерилизации. За эту самоотверженность их сделают первыми кандидатами на повышение по работе и удостоят официальной похвалы от партии.
Мей Ли сначала несколько волновалась: а что, если будет девочка? Как ни современна она была, а все же нельзя игнорировать столетиями въевшуюся культуру. Мальчики всегда были намного ценнее девочек. Иметь много сыновей – это и есть китайское определение счастья и удачи. Вот она все беспокоилась, что делать, если будет дочь, но ее в конце концов отвезли в роддом и она родила мальчика, которого они с мужем назвали Чи Ен. Через три дня Мей Ли и ее муж подверглись стерилизации, на которую заранее согласились. Но сейчас, когда прошло две недели, Мей Ли начала бояться, что совершила самую большую в жизни ошибку.
Дом By представлял собой кирпичную коробку с черепичной крышей, такую же, как и все дома неквалифицированных рабочих, выстроившиеся вдоль улиц Паньпу. Две комнаты – это была кухня-столовая и небольшая спальня. Зимой в доме было холодно, летом жарко, а удобства – общие с соседним домом. Мей Ли и Чи Ю мечтали когда-нибудь разбогатеть и перебраться в жилище более комфортное и просторное, но пока что приходилось держать колыбель рядом с керосинкой, которая давала семье тепло и еду. Было около полуночи; Мей Ли сидела около керосинки и с беспокойством глядела на ребенка.
– Мей Ли, почему не ложишься? – Чи Ю стоял в дверях спальни, с растрепанными волосами и припухшими глазами. – Тебе ж утром вставать на работу вместе со мной, и как ты собираешься норму выполнять, если не выспишься? Мастер наверняка заметит...
– Чи Ен меня беспокоит. Он не берет бутылочку.
– Простуда, наверное. Это у всех ясельных детей бывает.
Мей Ли хмурилась и подтыкала одеяльце под ножки ребенка.
– Нельзя было его так сразу в ясли отдавать. Он такой маленький...
– Мей Ли, мы это уже обсуждали. Мы же решили, что отдать Чи Ена в ясли – единственный разумный выход. Твоя мама очень далеко живет, а мы не можем себе позволить, чтобы ты бросила работу...
– Ты прав, Чи Ю. Я знаю, что ты прав. Но не могу не волноваться. Это наш единственный ребенок. Единственный на всю жизнь.
Чи Ю улыбнулся, несмотря на усталость, и поцеловал жену в макушку.
– Это хорошо, что ты тревожишься о своем ребенке. Значит, ты хорошая мать. Я тоже беспокоюсь. Но буду беспокоиться еще сильнее, если мне не дадут повышения.
Мей Ли крепко сжала руку мужа, не отрывая глаз от колыбели.
– Пойди поспи. Я тоже скоро приду. Долго я не буду сидеть – обещаю.
Чи Ю вздохнул и пошел спать, а Мей Ли осталась сидеть на стуле у керосинки, покачивая ребенка и напевая колыбельную. Слышно было, как муж похрапывает в соседней комнате, и этот звук напоминал ей, как она устала. Вдруг веки отяжелели, голова свесилась на грудь. Через десять минут после того, как его мать заснула, Чи Ен перестал дышать.
Золотистый свет пролился в окна дома By, и дверь открылась внутрь, будто задвижку отвели невидимой рукой. На пороге стояла обнаженная женщина с длинными волосами, и они развевались, будто на легком ветерке. На руках она держала новорожденного мальчика с темными волосами и восточным лицом. Незнакомка на миг остановилась возле спящей, потом взяла тельце Чи Ена из колыбели и положила на его место живого ребенка. Так же быстро и безмолвно, как появилась, сияющая женщина вылетела в дверь.
Мей Ли резко проснулась, недоуменно моргая. Наверное, она задремала. Первым делом поглядев на Чи Ена, она удивилась и обрадовалась, увидев, что болезнь у ребенка прошла. Чи Ен счастливо гукал и махал ручками, будто приветствуя мать.
13
Нью-Йорк
Два голоса в телефоне:
– Она здесь.
– Ты уверен, что это она?
– Абсолютно уверен. У меня нет никаких сомнений.
– Отлично. Я знал, что она приедет, получив вырезки. Но будь осторожен. Она смертоноснее всех, с кем тебе доводилось встречаться, мой мальчик.
– Знаю. Потому-то она меня так и манит.
* * *
В комнате кто-то есть.
Это даже не мысль, скорее чувство. Ощущение, полученное дремлющим сенсорным аппаратом и переданное в подсознание. Это на самом деле или только снится?
Да проснись ты, кретинка! - верещит Другая, решая указанный вопрос раз и навсегда. – Мы не одни!
Соня вскочила, выставив клыки, волосы встали дыбом, как шерсть на шее кота. Нет времени гадать, как ее нашли. Нет времени гадать, почему не сработали ловушки. Она припала в низкую стойку, предупреждающе зашипев на незваного гостя в кожаном мягком кресле.
– Совершенно лишние театральные эффекты, миледи, – вкрадчиво произнес Дзен. Страха не было в его глазах. Настороженность – да, была, но страха не было. – Я не замышляю вам вреда.
– Если так, что вы здесь делаете?
– Мои наниматели хотели знать, где у вас гнездо. Они мне сказали пустить за вами «хвост» – вы его, разумеется, помните. Однако меня бояться вам не надо. Я не скажу им, что знаю место вашего дневного отдыха.
– К чему ты клонишь, ренфилд?
Дзен оскорбление выпрямил спину, в глазах его мелькнуло возмущение.
– Я не ренфилд.
– Ты – человек, работающий на вампиров. По моему словарю такая штука называется «ренфилд». По-вампирскому, кстати, тоже.
От этого он еще сильнее вскинулся:
– Я сам себе хозяин, черт вас побери! Я работаю на Луксора и Нюи, поскольку это соответствует моим целям, а не потому, что они защелкнули рабский ошейник на моем разуме!
– Тем больше оснований вам не доверять. Ренфилды по крайней мере не властны над тем, что они делают. Вы же, скорее, – головной баран. Заманиваете своих собратьев-людей на благо напарников-вампиров и набиваете себе карманы!
Светло-синие глаза Дзена будто потемнели, когда он исподлобья глянул на Соню.
– Я не ренфилд и не головной баран. Я такой, как вы.
– Ты совсем не такой, как я!
– Может, да, может, нет. Но вы ошиблись, определяя мой вид. Я не человек – я дхампир.
Соня повернулась к нему и посмотрела пристальнее.
– Дхампир? Я что-то слышала об этом. Предположительный побочный продукт спаривания вампиров с людьми.
Дзен огладил заплетенные локоны – будто Медуза успокаивает своих змей.
– В мире очень мало представителей моей породы. Как я уже сообщил, я дхампир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27