Пэдди кивнула.
– Нам так будет даже удобнее, потому что за это время мы успеем сдать свои вещи в камеру хранения на вокзале.
– Куда вы потом собираетесь ехать? – спросил Кризи.
– В Бриндизи, – ответила Пэдди. – Оттуда отходит паром в Грецию.
Кризи выпил глоток пива и задумчиво оглядел небольшое, но удобно обустроенное помещение. Потом внимательно посмотрел на австралийцев и сказал:
– Я сам собираюсь на юг. Если хотите, я бы мог вас подбросить – так было бы меньше лишних хлопот.
Обсудив это предложение, они сочли, что в нем есть свой смысл. Кризи сказал им, что особой спешки у него нет, он планирует растянуть эту поездку дня на три-четыре. После того как вопрос о совместном путешествии был решен положительно, Кризи предложил оформить сделку купли-продажи в Бриндизи.
Чтобы отпраздновать покупку машины и подкрепиться – уже подошло время обеда – Пэдди открыла несколько банок с консервами и приготовила еду, а Уолли откупорил еще три бутылочки пива.
Когда Кризи ушел, Пэдди заметила:
– Он не француз, а американец.
– Откуда ты знаешь? – спросил Уолли.
– Я поняла это по тому, как он ест. Так едят только американцы.
Уолли недоверчиво на нее посмотрел, но она твердо стояла на своем.
– Они держат нож и вилку, как все нормальные люди, но, разрезав мясо на куски, кладут нож на стол, а вилку берут в правую руку. Это очень неудобно. И тем не менее все они так поступают.
– Ну и что из этого?
– Ничего, просто он не француз.
– Думаешь, с ним все в порядке? Он нам совершенно ничего не оставил – ни адреса, ни телефона. Просто попрощался и ушел.
Пэдди пожала плечами.
– Но деньги ведь он оставил. – Она, задумавшись, замолчала. – Он, конечно, не тот, за кого себя выдает, но сейчас многие так делают.
– Крутой малый, – сказал Уолли с улыбкой. – Господи, да он даже больше тебя!
Пэдди усмехнулась в ответ и снова задумалась.
– А мне он ведь понравился, – сказала она после паузы. – Не суетится по-пустому, зря слов на ветер не бросает. Поживем – увидим.
* * *
Ковбой сел на твердую скамью. Когда он еще только начинал работу священника, ему нравилось исповедовать – конечно, ему рассказывали совсем не то, что епископу, но это тем не менее вносило некоторое разнообразие в монотонность его будней. Теперь он стал старше, и эта процедура все больше его утомляла. Может быть, в крупных городах грехи интереснее, но здесь, в селении Надур на острове Гоцо, он без труда мог предсказать любое прегрешение почти каждого прихожанина его церкви. Конечно, у старика Салву изобретательное и живое воображение, но со временем и его выдумки стали предсказуемыми.
Мягко прошуршала штора, и сквозь мелкое сито решетки исповедальни донесся голос Лауры Шкембри.
– Прости меня, отец, ибо я согрешила.
Ковбой подался вперед.
– В чем твой проступок?
Последовал список незначительных прегрешений, которые он, как обычно, отпустил и откинулся на спинку стула в ожидании следующего посетителя.
Однако женщина из исповедальни не вышла – шороха шторы он не услышал, вместо него донесся ее вздох.
– Ты еще в чем-то хотела покаяться?
– Прости ей, отец мой. Моя дочь согрешила.
– Тогда она должна прийти ко мне и исповедаться.
Заведенный порядок был нарушен.
Дочь Шкембри оставалась для Ковбоя загадкой. Она каждое утро приходила к ранней мессе, чего никогда раньше не делала, но ни разу не вошла в исповедальню. И тем не менее молилась она последнее время в храме каждый день.
– Ты не можешь получить отпущение чужих грехов.
По другую сторону решетки снова раздался тихий голос:
– Я не прошу тебя отпустить мне ее грехи – мне нужен твой совет.
Дело приняло совсем странный оборот.
За все годы, что он был священником приходской церкви Надура, Лаура Шкембри никогда не обращалась к нему за советом, наоборот, нередко сама подсказывала ему, как лучше поступить в деликатной или сложной ситуации, особенно когда он только начинал свою работу. Лаура была совсем не из тех людей, которые испытывают перед рясой священника благоговейный трепет. Вопрос ее озадачил Ковбоя: дать совет в отношении Нади, скорее всего, будет нелегко.
– Она беременна.
Опасения его оправдались. Теперь вздохнул священник. Вот уж поистине путь этой женщины по жизни усеян терниями!
– От американца?
– Больше не от кого. Легкомысленной и неразборчивой в связях ее никак не назовешь.
Он почувствовал в ответе Лауры вызов, хотя прозвучал он скорее как извинение. Уняв звучавшее в голосе раздражение, Ковбой спокойным тоном спросил:
– Какого же совета ты ждешь от меня?
Он почувствовал, что напряжение женщины спало.
– Надя ничего не сказала об этом Кризи и нам с Полом запретила ему говорить. В этом часть ее греха. Она хотела зачать от него дитя, но использовала его для этого лишь как производителя.
– Она его не любит?
– Не знаю, мне трудно об этом судить, – в голосе Лауры снова звучала неуверенность.
– Как же так – ты же ее мать?
– Я только знаю, что с самого начала, когда она с ним сошлась, она решила от него забеременеть. Как она теперь к нему относится, я не знаю. Надя мне только сказала, что у нее будет ребенок. Она теперь сама не своя.
– Так какой же все-таки совет ты хотела бы от меня получить?
– Говорить мне ему об этом или нет?
Ковбой снова откинулся на спинку стула и глубоко задумался. Как и многие другие на Гоцо, он знал, что Кризи сейчас занят делом, которое многим людям несет смерть. Дочка Шкембри никогда ничего просто сделать не могла – вечно впутывалась в какие-то истории, которые, как правило, приводили потом к тяжелым последствиям.
– Ты знаешь, что сейчас делает американец?
– Да.
– То, что он делает, – грех пред Господом.
– У него есть на то серьезные основания.
– Возмездие в руках Господа.
– Неисповедимы пути Господни.
Ковбой снова глубоко вздохнул. Из этой женщины мог бы получиться неплохой священник.
– Если даже ты и решишь сообщить ему об этом, ты сможешь это сделать?
– Думаю, да.
– С мужем своим ты говорила об этом?
– Нет, я знаю, что он мне ответит, и не хочу этого слышать.
Ковбой заерзал на жесткой деревянной скамье. Как всегда, его угораздило оказаться в самом центре событий. Очень неловкое получалось положение. Но как-никак он был священником, и положение его к этому обязывало. Святой отец напряженно и всесторонне обдумывал сложившуюся ситуацию, прекрасно осознавая ту ответственность, которая на нем лежала: ответ его должен быть обоснованным. Большинство жителей его прихода были земледельцами, закоренелыми прагматиками, мало чем отличавшимися от Лауры Шкембри. Ошибиться он просто не имел права.
Наконец Ковбой принял решение:
– Мужчина должен об этом знать.
– Благодарю тебя, святой отец.
* * *
Когда Гвидо вошел на террасу, Сатта почувствовал, что с ним что-то произошло. Неаполитанец подвинул себе стул и потянулся к кофейнику. На лице его выражалась нерешительность. Телефонный звонок раздался около часа назад, а с тех пор, как Гвидо повесил трубку, прошло уже больше сорока минут. Сатта был терпелив. Он знал, что, если произошло что-то важное, Беллу перезвонит ему в течение часа.
Выпив кофе, Гвидо, видимо, принял решение.
– Что будет, если Кризи сам добровольно сдастся – лично тебе?
У Сатты учащенно забилось сердце. Звонок и вправду оказался важным. Полковник сделал выразительный жест руками.
– Он, конечно, сядет в тюрьму. Однако, учитывая, каких людей он убивал, а также причину его поступков, судья, скорее всего, приговорит его к пяти годам заключения. Это, наверное, можно будет устроить, а если рассчитывать потом на амнистию, то всего он отсидит, должно быть, года три.
– А в тюрьме он сможет выжить?
Сатта многозначительно улыбнулся.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, но этого можешь не опасаться. Мы только что закончили в Риме строительство новой тюрьмы для особо опасных преступников. Всю охранную и административную службу там несут исключительно карабинеры. Там я смогу гарантировать его безопасность. Но когда он оттуда выйдет, спастись ему будет непросто.
Гвидо задумчиво посмотрел на полковника, как бы оценивая его возможную реакцию и то решение, которое он примет. Сатта сохранял спокойствие. Был не самый подходящий момент задавать вопросы.
– Хорошо, – наконец сказал Гвидо, – мы поедем в Рим, и там я с ним поговорю.
– Почему? Скажи мне, что случилось?
Гвидо встал.
– Поехали, я тебе в машине все расскажу, времени у нас в обрез.
Сатта поднял руку.
– В таком случае, дай мне позвонить Беллу. Он – хороший человек, я ему доверяю. Уже через десять минут мой помощник сможет связаться с Кризи.
Гвидо решительно покачал головой.
– Как ты думаешь, сколько лет ему припаяют, если он прикончит твоего друга Беллу, а к нему в придачу еще дюжину полицейских?
Сатта намек понял.
– А позвонить ты ему не можешь?
– У него там нет телефона. Поехали.
Когда они подошли к машине Сатты, к ним подъехал полицейский на мотоцикле и вручил полковнику запечатанный конверт.
– Примите телекс, полковник, – сказал он.
Сатта предложил Гвидо сесть за руль, и они через город направились к автостраде, которая вела в Рим. Через какое-то время Гвидо в двух словах объяснил Сатте, в чем было дело:
– Скоро он станет отцом.
Сатта был настолько поражен, что сначала даже не нашелся что ответить. Взглянув на его удивленное лицо, Гвидо широко улыбнулся, потом рассказал полковнику о Гоцо и о Наде. Рассказывал он подробно, ему хотелось, чтобы Сатта все понял.
– Ты думаешь, твое сообщение на него как-то подействует? Заставит изменить решение? – с сомнением спросил он.
Гвидо выразительно кивнул.
– Да. Если его вообще что-то может остановить, так это – новость, которую я ему везу. Я уверен в этом, хотя объяснить почему не сумею.
Сатта прокрутил в голове все, что знал об этом человеке. Он тоже склонялся к мысли, что новость могла как-то подействовать на Кризи. Вдруг он резко наклонился вперед и взял микрофон автомобильного радиопередатчика. Гвидо жестко на него посмотрел, но Сатта поднял руку, желая его успокоить. Через две минуты его соединили с Беллу в Риме. Полковник велел Беллу лично уничтожить магнитофонную ленту с записью последнего телефонного разговора из пансиона. То же самое надо было сделать с распечаткой той беседы, если таковая уже была готова. Он еще раз напомнил, что никто не должен касаться ни пленки, ни распечатки. Полковник просил Беллу ждать его в управлении, никуда не отлучаясь, – в Рим они должны приехать к обеду.
Гвидо его поблагодарил, но Сатта лишь безразлично пожал плечами.
– Ты же знаешь, как иногда случается. У этих людей повсюду есть стукачи и информаторы, а Беллу я доверяю полностью.
Вдруг полковник вспомнил о пакете, переданном мотоциклистом. Он вскрыл печать и долго читал текст телекса.
– Матерь Божья, пресвятая Богородица, Дева Мария! – произнес он, как в бреду, кончив читать донесение.
– В чем дело? – спросил Гвидо.
Сатта объяснил. Размышляя над тем, зачем Кризи ездил в Марсель, он пришел к выводу, что там было закуплено вооружение. Он попросил своего марсельского коллегу выяснить, кто мог бы продать Кризи это оружие и что именно он купил. Тот, не без труда и лишь после применения жесткого давления, получил требуемую информацию. В донесении, которое Сатта только что получил, содержался полный перечень вооружения, находящегося у Кризи.
– Что такое РПГ-7, поражение «Д»? – спросил он.
– Противотанковая ракетная установка, – ответил Гвидо с невеселой ухмылкой. – Наемники их называют «еврейскими базуками».
– Их что, в Израиле производят?
Гвидо покачал головой.
– Нет, в России. Но когда в них вставлен ракетный заряд, они выглядят, как обрезанный половой член.
Сатте было не до смеха.
– Кризи знает, как ими пользоваться? – поинтересовался полковник.
Видимо, Гвидо понравилось выражаться образным языком.
– Он с ними обращается так же, как ты со своим членом, когда идешь справлять малую нужду.
Теперь Сатта улыбнулся, однако выглядел он все так же озадаченно.
– Мафия много чем располагает, но танков у них нет наверняка.
Гвидо пояснил:
– Эти ракеты применяются и для других целей – с их помощью можно пробивать каменные стены, взрывать стальные ворота. Они могут пробить броню толщиной до двенадцати дюймов.
Сатта тщательно обдумывал полученную информацию. Когда он снова заговорил, в голосе его звучало искреннее сожаление.
– Получается, их пробойная сила чуть больше, чем у моего члена.
Гвидо, улыбнувшись, не смог с ним не согласиться.
* * *
В это время ракетная установка РПГ-7, поражение «Д», с двумя боевыми ракетами перемещалась по улицам вечного города в небольшой брезентовой сумке. Сама ракетная установка представляла собой цилиндр тридцати семи дюймов в длину, развинченный посередине и согнутый пополам. Весила она около пятнадцати фунтов, а одна ракета – меньше пяти фунтов.
* * *
Джузеппе и Тереза Бенетти заканчивали обед, когда раздался стук в дверь. Им обоим было уже под семьдесят. У Терезы болели ноги, поэтому открывать дверь пошел Джузеппе. Первое, что он увидел за дверью, был пистолет с глушителем. Это было так неожиданно, что Джузеппе даже не успел испугаться. Но взглянув в лицо мужчины, который держал пистолет, он почувствовал почти панический страх. Джузеппе застыл на месте. Голос мужчины был спокойным, внушавшим доверие.
– Никакая опасность вам не угрожает. Я не собираюсь причинять вам зла, я не вор.
Он прошел в комнату, легонько подталкивая перед собой старика.
Через несколько минут Джузеппе и Тереза были накрепко примотаны липкой лентой за запястья и лодыжки к креслам. Мужчина обращался с ними очень бережно, почти ласково, спокойно о чем-то болтая на неаполитанском наречии. Ему просто нужно было на некоторое время воспользоваться их домом. Им от этого не будет никакого вреда.
Страх их понемногу рассеялся, они с интересом наблюдали за тем, как мужчина вынул из сумки два цилиндра. Потом он привинтил их друг к другу и скрепил специальной защелкой, легко скользнувшей в пазу неглубокого желобка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46