— Возможно, я обманывала себя, считая, что у нас особые отношения.
Я считала, что наши особые отношения зиждутся на том, что у нее полно денег, и она любит делать ремонт в своих домах. И, да, верно, мне нравилась Джи-Джи. Но никогда, ни одной секунды я не считала ее чем-то большим для себя, чем просто матерью Джи-Джи. У меня у самой была мать. Спасибо.
— Джи-Джи, я на вас не злюсь, — начала я снова.
— А с чего бы тебе на меня злиться? — Она выглядела так, словно само предположение было для нее оскорбительным. — Все это произошло от ужасного, немыслимого недопонимания. Но я сказала Дрю, иногда плохое случается и по вполне определенным причинам. Теперь, когда все успокоилось, мы можем смотреть вперед. Можем все разложить по полочкам. — Джи-Джи сжала мою руку. — Надо время, чтобы залечить раны. Ты согласна?
— Залечить что? Неужели вы всерьез думаете, что я могу принять Эй-Джи обратно? Вы серьезно?
Джи-Джи отпустила мои руки и отступила на шаг.
— Кили, тебе надо заглянуть в себя и разобраться в своих чувствах. Эй-Джи перед тобой извинился. Он мне сам говорил. Самое меньшее, что ты можешь сделать, это встретить его на полпути. Мальчик почти обезумел от горя. Пора, Кили.
Несмотря на то, что солнце палило мне в голову, я внезапно почувствовала леденящий холод. Мне надо было бы посмеяться над полнейшим абсурдом этой сцены. В центре Мэдисона. Посреди белого дня. Люди пялились на нас во все глаза. Две пожилые дамы прятались за памятником героям Первой мировой, ожидая, что же будет дальше, гадая, устроит ли эта сумасшедшая Кили Мердок еще одну истерику наподобие той, о которой они уже слышали.
Я не хотела давать им сатисфакцию. Но я также не хотела, чтобы Джи-Джи тешила себя мыслью, что я могу вместе с прочими Джерниганами утром в Рождество сидеть и распаковывать подарки, носить жемчуга бабушки Джерниганов и вынашивать следующее поколение двуличных негодяев с большими сине-зелеными глазами.
— Джи-Джи, чтобы избежать дальнейшего недопонимания, позволь мне посвятить вас в кое-какие отталкивающие подробности разрыва между вашим сыном и мной. Я видела вашего сына своими глазами во время репетиции свадьбы. В конференц-зале загородного клуба. Штаны у него были спущены до щиколоток. Моя бывшая лучшая подруга и свидетельница, Пейдж Пламмер, была с ним. Ее платье было задрано выше талии. Трусы у нее были сняты, и эта парочка трахались, как пара животных на скотном дворе.
— О! — Джи-Джи прижала ладонь к щеке, как будто я только что дала ей пощечину. — Я в это не верю. Эй-Джи никогда бы так не поступил. — Она попятилась. — Как ты можешь говорить такие мерзости про моего сына? Внезапно у Джи-Джи пропало столь острое желание принять меня в семейный круг. — Лгунья! — завизжала она. — Лгунья! Лгунья!
Старушки за монументом замерли и навострили уши. Они были живым воплощением ужаса и удивления. Какого черта? Я решила, что терять мне уже нечего.
— Это все правда! — крикнула я вслед Джи-Джи. — И будь я на вашем месте, я бы просила чистить паром заднее сиденье вашей машины, когда вы отправляете ее в мойку.
Глава 42
Вернувшись в студию, я направилась прямиком на кухню. Я подставила голову под кран и пустила ледяную воду. Отряхнув волосы и заколов их наверх, я пошла за свой стол. Я принялась рисовать жутких большеглазых младенцев, на которых не было ничего, кроме памперсов и пинеток. Они даже меня пугали.
Я трудилась около часу, а Глория все это время молчала.
— Что-то сегодня интересное на почте происходит? — спросила она, наконец.
— Ты уже слышала? Глория кивнула.
— Еще до того, как ты вернулась. Арлин Гиллман услышала новость от Мей Финли, которая, насколько я понимаю, узнала их от своей сестры, которая на почте работает.
Я дважды стукнулась лбом о стол.
— Мне, похоже, придется уехать из города, — сказала я. — Может, в Мичиган переехать или в Милуоки. Куда-нибудь туда, где холодно, но где людям все равно нужны дизайнеры по интерьерам. Желательно туда, где меня никто не знает.
— Кили, сладкая моя, Милуоки вообще-то не в Мичигане. Я думаю, он в каком-то другом штате на «М». В любом случае тебе не в чем себя винить, — успокоила меня Глория. — Джи-Джи надо было оставить тебя в покое. Она тут не права, а не ты.
— Тогда почему в городе говорят обо мне — снова обо мне? — спросила я. — Арлин тебе сказала, что Джи-Джи действительно думает, что я могу снова принять Эй-Джи? Она думает, что все это просто недоразумение!
Глория рассмеялась.
— Я слышала, что ты в живописных деталях описала, как ты застукала Эй-Джи с Пейдж. Фраза «как животные в амбаре» весьма удачна. Я точно ее воспроизвела?
— Я была так рассержена, что не могу точно припомнить, что я говорила, но это, вероятно, близко к сказанному мною. Но самое удивительное — знаешь что? Она до сих пор ничему не верит. Джи-Джи назвала меня лгуньей! Я этого ей никогда не прощу.
Тетя склонила голову набок и серьезно на меня посмотрела.
— Дело в том, что в этом городе мужчины из клана Джерниганов всегда выходили сухими из воды. И ты знаешь, почему? — Она не стала ждать, пока я отвечу. — Это потому, что они умели выходить сухими из воды. Всю неделю они грешат напропалую, а потом приходят в воскресенье в церковь, занимают почетные места и громче всех поют псалмы. Джи-Джи абсолютно точно знает, что Эй-Джи тебя обманул. Она знает это так же хорошо, как и то, что Дрю изменяет ей, и старина Чаб изменял своей жене — она про это тоже знает. Они все знают. Тут ничего не поделаешь. Но никто из них никогда ничего не сказал. Потому что «не хотят выносить сор из избы».
Я закрыла глаза. Я чувствовала, как у меня начинает болеть голова.
— Но почему? Почему Джи-Джи хочет так жить? Я не знала бабушку Эй-Джи, но Джи-Джи я знаю неплохо. Она привлекательная женщина, и не важно, как она иногда себя ведет — она далеко не глупа.
Глория улыбнулась, но не своей обычной ангельской улыбкой. Усмешка ее была кривовата.
— Семейная традиция. Джи-Джи неплохо живет в своем просторном и красивом доме. Надоест здесь — поедет в Каскавиллу, поживет там. Дрю знает, что она знает. И она заставляет его платить. И что самое печальное, при всех тех играх, что они ведут, они, как я думаю, действительно любят друг друга. По-своему. Может, несколько извращенно, но любят.
Я потерла затылок. На секунду я представила, что на шее у меня жемчужное ожерелье бабушки Джерниган, и это ожерелье давило мне горло, душило меня, словно рабский ошейник — удел побежденных.
Глория все видела. Она встала, подошла ко мне и растерла мне шею как раз там, где у меня свело мышцы.
— Забудь, все в прошлом. И плевать тебе, что скажут остальные. Ты еще слишком молода для жемчугов, — сказала Глория и словно просветлела. — Я забыла! Кстати, о сплетнях. Знаешь, что там еще Мей Финли на хвосте принесла?
— Не знаю. Что?
— Представительниц самой древней профессии в Мэдисоне стало на две меньше.
— Как тебя понимать?
— Пейдж и Лорна! Мей видела, как они грузили вещи в грузовик сегодня утром. И на их доме появилась вывеска о продаже.
— Ты шутишь, — сказала я, чувствуя, как у меня поднимается настроение. — И куда они отправились?
— Слышала, что они переезжают в Мариетту. Лорна с июня не работает — у нее эмфизема легких. А теперь еще и Пейдж потеряла работу в рекламном агентстве, — сказала Глория и, сверкнув глазами, добавила: — Маленькая птичка на хвосте принесла, что они уволили ее потому, что «Мэдисон мьючел» перевел счет в другое агентство.
— Нет! — Я засмеялась, несмотря на подавленное настроение.
— И та же птичка сообщила, что Джи-Джи дала знать Дрю, что не желает видеть эту потаскушку даже за сто шагов от ее драгоценного сыночка. Она не хотела, чтобы Пейдж тешила себя мыслью, что, раз ты из картинки выпала, она может занять твое место.
— Бедная Пейдж, — сказала я. — Кажется, не суждено ей встречать Рождество с Джерниганами в «Оуксе».
Глава 43
Прошел почти месяц с тех пор, как я последний раз видела своего самого крупного заказчика, Уилла Махони. В течение всего этого времени в начале каждой недели Нэнси звонила мне, чтобы сообщить о его передвижениях, давала мне телефоны и почтовые адреса, чтобы я могла звонить ему в случае надобности и пересылать рисунки и образцы тканей. Я не покладая рук делала наброски комнат, не забывая в каждой из них изобразить Стефани Скофилд и ее Эрвина. Я присылала ему фотографии мебели и декора, ковров и прочего — того, что я уже купила или заказала.
Я потратила уже больше ста пятидесяти тысяч его долларов, а он так ничего из купленного мной воочию и не увидел. Я сама начала нервничать из-за этого. А мисс Нэнси, которая проверяла все счета, похоже, начала ревновать меня к фабрике, справедливо рассудив, что те средства, что тратит Уилл на свой, как она выражалась, «Тадж-Махал», он мог бы с большей пользой употребить для производства.
В первый понедельник июля я заскочила на «Лавинг кап», чтобы забрать чек на две чугунные вазы для цветов — украшение парадного входа.
— Две тысячи долларов, — неодобрительно заметила Нэнси, выдавая мне чек. — Они что, из золота сделаны?
— Эти вазы сделаны в девятнадцатом веке во Франции, — сказала я, чувствуя себя виноватой, — и украшали они плантацию в Барбадосе. В цену входит погрузка и поставка от продавца, который живет в Миссисипи.
— За такие деньги они должны были доставить их на спине бегемота, — сказала Нэнси. — И еще — сегодня босс приезжает из какой-то заморской страны. Он хочет встретиться с тобой в его замке сегодня в четыре. Хочет пройти и посмотреть, что сделано.
Было почти два часа. Черт! Надо было лететь туда сейчас, чтобы подготовить все к приезду хозяина. Бригада строителей работала сверхурочно, чтобы закончить пристройку в срок, и уборка после себя не была в числе их главных приоритетов. Стены стояли, проводка проведена, полы настелены, но отделка, казалось, займет целую вечность.
Уилл настоял на том, чтобы стены были оштукатурены и выровнены вручную — никакого гипсокартона. Мне пришлось изрядно побегать, чтобы найти мастеров, которые еще не разучились это делать. Бригадира звали Джеймс Моуди, и он был настоящим художником. Ему к тому же было семьдесят два года, и при повышенной влажности, что в наших широтах случается часто, его мучил артрит. Артрит настолько сильный, что он и ведра не мог поднять, и лишь давал указания своему помощнику — восемнадцатилетнему мексиканцу, который едва говорил на английском.
Мисс Нэнси принялась стучать по клавишам компьютера и на меня больше не смотрела.
— Как тут дела? — спросила я. Фабрика словно вымерла. Машин на стоянке почти не было.
Секретарша надула губы.
— Босс не особенно разговорчив. Но я знаю, что он вернулся из последней поездки в Нью-Йорк в ужасном настроении. Те, кто у него считает деньги, говорят, что мы не можем больше делать бюстгальтеры у себя в стране. Даже ту изумительную модель, которую он хочет тут производить. Они говорят, что стоимость работы здесь очень высока.
Нэнси понизила голос.
— Вот для этого все эти чертовы поездки за границу. Мистер Махони думает, что я не знаю, но, черт побери, я же все билеты ему заказываю, организовываю для него встречи. Он присматривает одну фабрику в Никарагуа, а другую в Мексике. Мистер Махони дал поручение нашим девочкам сделать для него несколько образцов изделий, чтобы он мог взять их с собой и увидеть, могут ли они там работать так же качественно.
Я задержала дыхание. Неудивительно, что Нэнси так возненавидела дом Уилла. С ее точки зрения, каждый цент, что он вкладывал в свой дом, он крал у фабрики.
— Но, если Уилл даже переведет часть производства за рубеж, здесь ведь все равно останется компания? Я хочу сказать, что в Мэдисоне тоже останутся рабочие места. Ну, те, кто будет заниматься заказами и поставками?
— Если под компанией ты имеешь в виду меня и горстку других людей, то да, — сказала Нэнси. — Швеи, те, что делают образцы, тоже сохранят работу. Но их всего пять человек. Когда-то у нас работало двести швей, — задумчиво проговорила она. — Я не говорю уже о раскройщиках и тех, кто делал выкройки, и других людей в производстве. Большинство их потеряло работу после последнего спада продаж. Но да, кое-кто работу получил бы — компьютерщики, маркетологи — те парни после колледжа, яппи. Уж они-то накупят себе дорогих машин и часов «Ролекс».
Я не знала, что ей сказать. Внезапно я почувствовала себя Марией Антуанеттой среди роскоши Версаля в осаде голодных крестьян. Я понимала, что ситуация не совсем похожа, вернее, совсем не похожа. Но мне все равно было стыдно за то, что я трачу две тысячи долларов на чугунные урны, пусть даже девятнадцатого века.
— Как у босса идут дела с подружкой? — стараясь придать своему тону непринужденность, спросила мисс Нэнси.
— Со Стефани? Как вы о ней узнали? — спросила я. Уилл не был похож на человека, который стал бы делиться своими личными переживаниями с подчиненными, пусть даже с первой помощницей.
Нэнси состроила кислую мину.
— Я каждую неделю посылаю по дюжине роз Стефани Скофилд в какую-то шикарную адвокатскую контору в Атланте, — сказала мисс Нэнси. — Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что мистер Махони в нее втюрился. Так как там у него с ней дела? Что она собой представляет?
— Вы, наверное, знаете столько же, сколько я. Она очень симпатичная. Спортивного типа. И кажется, Уилл ей интересен.
— Замок его ей интересен, это я точно знаю, — сказала Нэнси.
— Отчего вы так думаете? — удивленно спросила я.
— Босс велел мне заказать для нее ключи от дома. От замка и от маленького тоже. Чтобы она могла приезжать и проверять, как идут дела, пока его нет.
Вот это новость! Я несколько раз говорила с моим заказчиком по телефону, но он ни разу и словом не обмолвился о том, что Стефани будет надзирать за работой. И на объекте я ни разу с ней не столкнулась.
Нэнси пристально смотрела на меня.
— Это хорошо, — сказала я. — У меня другой работы полно. Хорошо, когда у тебя есть подмена. Я уверена, что Уилл одобрит ее интерес.
— Разумеется, — протянула Нэнси и снова принялась печатать, а я поехала домой, чтобы переодеться в джинсы и кроссовки, перед тем как направиться в Малберри-Хилл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52