– Мадемуазель у себя наверху, – сказал он, отступая.Я вошла в огромное фойе, и на мгновение мне показалось, что я вообще отсюда не уезжала, как будто все, что произошло с тех пор, было сном. Вот сейчас из кабинета выйдет Дафни, чтобы холодно поздороваться со мной и осведомиться, что на мне надето и где я была. Но стояла мертвая тишина. Все светильники были притушены или выключены совсем. Люстры висели, как гроздья льда. Огромная лестница была окутана тенями, будто сама смерть прошла по дому и оставила за собой следы на коврах и стенах.– Я остановлюсь в комнате, смежной с комнатой моей сестры, Стивенc, – сказала я дворецкому.– Очень хорошо, мадам. – Он подхватил мой чемодан, и я направилась вверх по лестнице. Едва я поднялась на площадку, как услышала веселый смех, доносившийся из открытой двери в комнату Жизель. Она говорила по телефону. Когда она обернулась и увидела меня, ее улыбка моментально исчезла и сменилась мрачным выражением скорби.– Я больше не могу разговаривать, Полин. Только что приехала моя сестра, и нам надо обсудить приготовления к похоронам и все прочее. Да, это все просто ужасно. – Она тяжело вздохнула. – Спасибо за чуткость. До свидания. – Медленно положив трубку, она встала, чтобы поздороваться со мной. – Я так рада, что ты приехала, Руби, – сказала она и обняла меня, расцеловав в обе щеки. – Это было ужасно, я совершенно эмоционально опустошена. Просто не знаю, как еще стою на ногах.– Здравствуй, Жизель, – сухо ответила я и внимательно осмотрела комнату. Повсюду была разбросана ее одежда, на ночном столике стоял поднос с пустой посудой после завтрака, а рядом валялся журнал поклонников кино.– Я просто не в состоянии с кем-то встречаться и что-то делать, – пожаловалась она. – Все свалилось мне на голову.– А как Брюс? – поинтересовалась я.– Брюс? – Она откинула голову и расхохоталась. – Какой же размазней он оказался! И знаешь почему? – В глазах ее заиграл зловещий огонек, и она впилась в меня взглядом.– Он потерял свой талон на еду. Все это время он только и делал, что рылся в юридических документах, чтобы найти лазейку, но я сказала ему прямо, чтобы он забыл об этом.– Но ведь он был ее мужем.– Я уже говорила тебе раньше. Только по названию, на самом деле он так и остался слугой. Дафни ни к чему его не допускала. Отсюда он уйдет с тем же, с чем пришел. Уж мы об этом позаботимся. Бо разговаривал с адвокатами и…– Бо?– Да, Бо. Только благодаря ему я еще держусь на ногах. Он все это время вел себя как настоящий мужчина. С самого начала. Ты не представляешь, как это было ужасно. Тебя там не было, – отрезала она, как будто это была моя вина, что меня там не было. – Они с Брюсом поехали верхом, ее лошадь взбрыкнула и сбросила ее. Брюс прибежал назад в дом с воплями. Мы с Бо были еще в постели, – вставила она с кривой усмешкой, – услышали, как кричит Брюс, и наспех оделись. Мы обнаружили ее распростертой на земле с ужасным синяком у виска. Бо, ты знаешь, у него есть медицинская подготовка, велел Брюсу не двигать ее, а послать за «скорой помощью». Он проверил ее глаза, пощупал пульс, посмотрел на меня и покачал головой. «Похоже, дело плохо», – сказал он мне.Я вернулась в дом, чтобы одеться потеплее. Приехала «скорая помощь», ее положили на носилки и увезли в госпиталь, но это была пустая трата времени. Она была мертва к тому времени, как они приехали.Брюс совсем раскис, винил себя, потому что позволил ей себя уговорить и взять более спокойную лошадь, по крайней мере, так он заявил. А я думаю, что он и сам бы никогда не сел верхом на Фурию. Он никогда не был настоящим мужчиной, – ухмыльнулась она.– Где сейчас Брюс?– Внизу, в кабинете, напивается до бесчувствия. Я ему сказала, что он здесь может быть только до похорон.– Неужели ты действительно считаешь, что он даже не может претендовать на дом?– Да. Все это очень сложно, все это вместе составляет наше поместье. Как говорит Бо, адвокаты думают, что могли бы ускорить оформление, чтобы к нам перешел прямой контроль. Он так и сказал – «ускорить»…Знаешь, это огромные деньги. Помнишь, как скупилась на нас Дафни после смерти папы? Ну теперь-то уж она не может быть такой скупой, правда?– Ты заметила, как отросли мои волосы? – спросила она, меняя тему, даже не остановившись, чтобы перевести дыхание. – Бо так нравится. – Сейчас ее волосы были почти такой же длины, как мои.– Как Бо?– Чудесно… И счастлив, – быстро добавила она. – Поэтому не говори и не делай ничего, что могло бы все разрушить у нас, а то… а то мир может узнать, какая ты грешница, – сказала она, стрельнув в меня враждебным взглядом.– Как ты можешь угрожать в такое время, Жизель? – изумилась я.– Я не угрожаю. Я просто предупреждаю тебя не портить мое счастье. Ты приняла свои решения и счастлива своим выбором. Хорошо. У меня тоже есть право быть счастливой. А также и у Бо.– Я приехала сюда не для того, чтобы разрушать чье-либо счастье.– Приятно слышать. – Она улыбнулась и кивнула в сторону двери. – Поля с тобой нет?– Он будет здесь на похоронах.– А ребенок… Как ее зовут?– Перл, – ответила я резко. Я знала, что она прекрасно помнит, как ее зовут. – Я подумала, что лучше оставить ее дома с миссис Флемминг.– Хорошо, тогда мы с тобой можем приступить к делу.– Где…– Тело Дафни? В похоронном бюро. Ведь не думала же ты, что я позволю привезти ее домой? А? Достаточно того, что здесь лежало тело папы. Единственное, что будет проходить здесь, – это поминки, и это будут хорошие поминки. Я уже позвонила в обслугу. Конечно, будут тонны цветов. Люди шлют их как ненормальные, но я отправляю их прямо в похоронное бюро и уже составила список приглашенных.– О чем ты говоришь? Список приглашенных? Это же не вечеринка.– Конечно, вечеринка, – ответила она. – Вечеринка, которая должна помочь нам забыть трагедию. Ну не ходи ты с вытянутым лицом и не притворяйся, что ты в отчаянии. Ты ненавидела ее, и она это знала, между прочим. Не могу сказать, что я любила ее, но у меня больше причин печалиться, чем у тебя. Моей мачехой она была гораздо дольше, чем твоей.Я в растерянности уставилась на нее. Может, Дафни заслуживала такой дочери? Она, несомненно, посеяла эти семена и собственным примером научила Жизель быть такой эгоцентричной. Я вздохнула, понимая, как трудно мне будет продержаться до конца похорон, прежде чем я покончу со всеми делами и вернусь в Кипарисовую рощу, где жизнь, по крайней мере для меня, была гораздо менее сложной.Стивенс принес мои вещи в комнату.– О, как мило, – вскричала Жизель, увидев, что он несет мой чемодан. – Опять мы будем рядом. В такие времена я особенно ценю, что у меня есть сестра, – заявила она достаточно громко, чтобы Стивенс мог ее услышать.– Миссис Гидот просила меня сообщить вам, что она приготовила ленч, мадемуазель. Вам его принести или…– О нет. Скажите ей, что приехала моя сестра и мы будем обедать в столовой, tout de suite, – ответила Жизель и просияла от гордости. – Я немножко выучила французский, пока была с Бо в Париже, – добавила она.– Tres bien, мадмуазель, – сказал Стивенс и ушел.– Что он сказал?– Он сказал «очень хорошо». Кто такая миссис Гидот?– Француженка, которую наняла Дафни вместо Нины Джексон.– А где Нина?– Откуда мне знать, где может быть кто-то из слуг? В самом деле, Руби! Ну ладно, я надеюсь, ты проголодалась. Миссис Гидот очень хорошая повариха, и мы поедим чего-нибудь вкусненького, я уверена.– Я пойду приведу себя в порядок, – сказала я.– Я тоже. Я так много плакала и извелась вся, я уверена, что ужасно выгляжу. А скоро здесь будет Бо, – добавила она.Сердце мое ушло в пятки. Одна лишь мысль о том, чтобы вновь встретиться с ним лицом к лицу, привела меня в дрожь. Но я постаралась не обнаружить перед Жизель своих страхов.– Прекрасно. – Я просияла улыбкой и поспешила уйти в комнату, которая когда-то казалась мне такой новой и замечательной; комната, в которой Бо впервые поцеловал меня, обнимая и утешая на поминках папы. Я улыбнулась, увидев, что на стене все еще висит картинка с изображением маленькой девочки со щенком, подошла к окну и взглянула на теннисные корты и цветы, вспоминая, как почувствовала себя принцессой, когда впервые оказалась здесь. Все выглядело таким волшебным и драгоценным; я и представить себе не могла, что печаль и горе уже нависли над этим великолепным домом, чтобы вскоре градом обрушиться на всех нас.Прежде чем присоединиться к Жизель в столовой, я зашла в кабинет. Как она и говорила, Брюс рылся в бумагах, около него стояла открытая бутылка бурбона. На нем были пиджак и галстук, но галстук болтался, волосы растрепались, и вид был такой, словно он неделю не брился. Когда он поднял на меня взгляд, то сначала принял за Жизель, но потом понял, что это я.– Руби! – воскликнул он и быстро поднялся, обдав меня запахом перегара. Он бросился ко мне, ударившись об угол стола, быстро обнял меня и отступил. – Это ужасно, ужасно. Я не могу поверить, что это случилось.– Почему? – резко спросила я. – Это случилось с моим отцом; это случилось с моим дядей Жаном.Он часто заморгал и затряс головой.– Конечно, это тоже ужасные трагедии, но Дафни… Дафни была в расцвете лет. Он была красивее, чем всегда. Она была…– Я знаю, какой замечательной она была для тебя, Брюс. Мне жаль, что это произошло. Я бы этого никому не пожелала. В мире достаточно печали без того, чтобы мы добавляли ее.– Я знал, что ты так будешь думать, – сказал он, печально улыбаясь. – Твоя сестра… – Он покачал головой. – Она взбесилась, и этот ее приятель… они строят козни против меня. Мне нужна твоя помощь, Руби.– Моя помощь? Ты просишь у меня помощи? – Я чуть не рассмеялась.– Ты всегда была более разумной, – проговорил он. – А теперь, когда ты сама хорошо обеспечена, ты поймешь. У нас с Дафни были определенные договоренности, – продолжал он. – О, мы никогда не излагали это письменно, но они у нас были. Мы с ней обсуждали, что будем делать, случись что с одним из нас, и договорились, что другому будет предоставлено полное право на адвоката. Если позволить юристам поместья составлять бумаги…– Вы с Дафни годами были заговорщиками, Брюс, – произнесла я ледяным тоном. – Вдвоем вы строили козни против моего отца. Вы проворачивали всякие махинации, обманывали. Только твой партнер по преступлению был, очевидно, более умным, перехитрил тебя и лишил всего, – сказала я, пристально глядя на гору документов. – Мне очень жаль тебя, но я и пальцем не пошевелю, чтобы тебе помочь. Возьми то, что успел наворовать, и уходи, – посоветовала я ему.Он разинул рот.– Но… Руби, ты ведь знаешь, я всегда хорошо к тебе относился, заступался каждый раз, когда Дафни набрасывалась на тебя.– Неужели! – изумилась я. – У тебя никогда не хватало смелости и слова сказать против нее, хотя ты видел, какие гадости она делала мне, моему дяде Жану, даже Жизель. Не жди от меня одолжений, Брюс.Он прищурился.– Тебе это так не пройдет. У меня тоже есть адвокаты, знаешь ли, дорогие, известные адвокаты и деловые связи.– Если честно, то мне это безразлично, Брюс. Я предоставляю Жизель вести эти сражения.Он криво улыбнулся.– А знаешь, она украла твоего ухажера.Я почувствовала, как меня бросило в жар, и поняла, что стала пунцовой:– Я замужем, Брюс. Его улыбка стала шире.– Мы еще посмотрим, кто будет здесь смеяться последним, – угрожающе произнес он и вернулся к письменному столу.Я пошла в столовую и рассказала Жизель о моем разговоре с ним. Она передернула плечами.– Этим займутся Бо и наши адвокаты, – сказала она. – Но я надеюсь выкупить у тебя твою долю в этом доме и долю новоорлеанской собственности. У тебя и так всего полно. Не все ли тебе равно? – добавила она, прежде чем я успела ответить.– Я не возражаю. Она улыбнулась:– Я так и знала, что вместе мы справимся с этими трудными временами. Мы должны делать что можем, чтобы утешить друг друга, правда? Что ты собираешься надеть на похороны? Ты привезла что-то подходящее? У меня – полный шкаф новой одежды. Можешь взять взаймы что угодно. Просто поройся и выбери. Ты пошире меня в бедрах, поскольку рожала, но почти все должно подойти, – проговорила она.– Я привезла свое, спасибо.Мы обе обернулись, когда Брюс появился в дверях. Он потряс пачкой документов.– Я уеду ненадолго. Еду в офис к своим адвокатам.– Не думай, что ты можешь уничтожить какие-то бумаги, Брюс, – сказала Жизель. – Я знаю, мама держала все копии у Саймонса и Борегарда, которые теперь являются нашими адвокатами.Он зло развернулся и уронил часть документов. Жизель захохотала, когда он, бормоча что-то себе под нос, опустился на колени, чтобы собрать их. Затем, весь горя от злости, чеканя шаг, он прошел по коридору к двери.– И слава Богу, – крикнула ему вслед Жизель. Она улыбнулась мне. – Я подумываю о том, чтобы закрыть дом на месяц и отправиться путешествовать. Может быть, в Лондон. Ну разве не прелесть эти устрицы и артишоки? Эти огромные декоративные раковины называются «vol-au-vent», – назидательно выговорила она.Еда была хорошая, но на душе у меня было безрадостно. После ленча Жизель пошла позвонить друзьям, а я бродила по дому, в котором мало что изменилось и добавилось, пока не набрела на то, что раньше было моей студией. Из нее ничего не убрали, но комнатой явно не пользовались. На всем был огромный слой пыли, даже паутина вокруг окон и в углах. Краски высохли, а кисти затвердели. Стоя у мольберта, я не отрываясь смотрела на свои неоконченные рисунки. Вернулось воспоминание того дня с Бо, когда он уговорил меня написать его обнаженным. Я взглянула на софу и представила его с мягкой, озорной улыбкой на губах и в глазах. Сердце колотилось все время, но каким-то образом мне удалось погрузиться в искусство и нарисовать картину с таким сходством, что позже, когда Дафни обнаружила ее, ей не составило никакого труда понять, кто это и что произошло.Именно в этот день, позднее, когда я закончила картину, мы с Бо впервые занялись любовью. Память о его поцелуе, прикосновении, наших объятиях захлестнула меня, и даже сейчас сердце мое замерло. Загипнотизированная своими воспоминаниями, я подошла к софе и обвела ее долгим взглядом, как будто опять видела нас вместе, заново переживая охвативший нас экстаз, наслаждение, такое полное, что, растворяясь друг в друге, мы клялись в любви, которая, как мы тогда думали, никогда не умрет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41