Мои мысли были во всех моих поступках, но они не потрудились прочитать их. Они не интересовались мной. Я продолжал ходить в соседний дом, куда меня пригласили однажды. И уж когда я был там, я старался произносить слова только правильно — для той старой леди.Буду ходить туда один и ничего не расскажу Джори. Джори не нужны новые знакомства. Для него хватит его балетной школы, где все красивые девочки увиваются за ним. Ну, что же. А еще у него есть Мелоди — этого больше чем достаточно. А у меня — у меня нет никого… кроме родителей, которые совсем меня не понимают. Как только меня отпустили из-за стола, я быстро убежал в сад, чтобы Джори не успел доесть свой завтрак из оладьев, политых сахарным сиропом, и догнать меня. Поросенок, вот он кто… обжора, свинья!День был жаркий. Солнце ярко светило. Чересчур ярко. Длинные тени на земле. Стена была такая высокая — проклятая стена! Будто она знала, что я к ней приближаюсь, и что я неуклюжий, а «они» не хотят, чтобы я ходил сюда, вот и устраивают мне трудности…Двор был широк безобразно, и мои короткие ноги притомились, пока дошли. Как было бы хорошо, если бы у меня были такие же длинные и красивые ноги, как у Джори! Всегда я падал, всегда расшибался но не чувствовал никакой боли. Папа был удивлен, когда впервые это понял.— Барт, — сказал он тогда, — твои нервные окончания, видимо, не достигают кожи: поэтому ты должен быть вдвойне осторожен, чтобы случайно не подцепить инфекцию. Ты можешь серьезно пораниться и даже не заметить. Поэтому всегда промывай свои раны водой с мылом, а потом обязательно предупреди маму или меня, чтобы мы сделали дезинфекцию. Потому что, если помоешь водой с мылом, убьешь всех микробов.Интересно, куда они деваются: на небо, в рай, или вниз, в ад? И как они выглядят? Как монстры, сказал мне Джори, страшные, кошмарные монстры. Миллиард микробов уместится на кончике иглы. Вот бы мне глаза, как микроскоп.Я еще раз оглядел ее двор и спрыгнул с решетки, на всякий случай закрыв глаза. Приземлился как раз в куст колючих роз. Еще раны, еще колючки, занозы — для моей коллекции. Еще больше микробов. Все равно. Я пригнулся к земле, прищурил глаза и старался высмотреть всех опасных, диких зверей в зарослях кустов.Опасность! Позади того куста — тигр. Я поднял винтовку и взял его на мушку. Тигр стегал себя длинным хвостом и щурил желтые глаза, потом облизнулся.Он думает, что заполучит меня на обед. Я нажал на курок. Бах! Бах! Бах! Ура! Упал замертво!Перекинув винтовку через плечо, я продолжил путь по опасным джунглям, не обращая внимания на бело-рыжего котенка, который жалобно мяукал. Жалобно — это новое слово, надо его использовать. Папа дал нам с Джори список из семи слов. Это на неделю, и каждый день мы обязаны не меньше пяти раз использовать в разговоре сегодняшнее слово. Не надо мне пополнять запас слов. Я и так уже умею хорошо говорить.В голову мне пришла мелодия. Это из того фильма, что я смотрел вечером по телевизору. Что-то о солдате, который шагает, шагает…Шагая под эту мелодию, я красиво и небрежно нес винтовку через плечо, выдвинув вперед грудь — и дошел до двери, где позвонил громко и решительно в колокольчик.Я так шикарно выглядел, что был уверен: старая леди будет удивлена. Что там врачи… танцоры… вот генерал при пяти звездах — вот это да! Ни у кого нет такого длинного имени: генерал Бартоломью Скотт Уинслоу-Шеффилд. Даже Джори Джанус Маркет Шеффилд — не так шикарно звучит. Я объявил свое государство в состоянии войны.Думал, мне откроет тот старый скрюченный дворецкий, но открыла сама старая леди. Я видел ее несколько раз. Она держала дверь полуоткрытой, и длинный солнечный луч упал на пол.— Барт? — прошептала она.В голосе было и удивление, и счастье. Неужели она вправду так рада меня видеть? Да она же и не знает меня; мы просто виделись через стену.— Как чудесно, Барт, что ты пришел! Я надеялась, что это случится…— Отойдите, мадам! — скомандовал я. — Вы окружены моими солдатами. — Я сделал свой голос по возможности грубым. — Нет смысла сопротивляться. Предлагаю вам сдаться и поднять белый флаг. Другого выхода у вас нет.— Ах, Барт, — глупо смеясь, проговорила она. — Так мило с твоей стороны было принять мое приглашение. Сядь рядом со мной и поговори. Расскажи мне о себе, о своей жизни. Расскажи: счастлив ли ты? А твой брат — он счастлив? Любишь ли ты своих родителей, нравится ли вам ваш дом и место, где вы поселились. Я хочу все о вас знать!Я с громким стуком закрыл за собой дверь, как сделал бы любой настоящий генерал. Очень странно было, что ее ярко-голубые глаза смотрели на меня и улыбались, в то время как половина лица была закрыта проклятой черной вуалью. Все мои военные планы рухнули. Вуаль меня пугала и сбивала с толку.— Леди, — заговорил я, вновь чувствуя робость и неуверенность, — Вы меня позвали вчера во дворе… вы сказали, я могу приходить, когда мне станет скучно… я убежал и пришел…— Убежал? — спросила она странным голосом. — Тебе что, приходится убегать от родителей? Они часто наказывают тебя?— Не-а, — отвечал я. — Да это все равно бесполезно. Мне не больно, когда меня шлепают; а если, например, оставить без ленча, так я вообще не люблю есть. — Я понизил голос и добавил: — Мама с папой сказали мне, чтобы я «не досаждал» богатым старым леди, живущим в таинственных домах…— Вот как! — со вздохом произнесла она. — А ты знаешь многих старых леди, живущих в таинственных домах?— Нет, мэм, — смутился я и отошел к стене небольшого зала, выходящего на дорогу, чтобы видеть, кто проходит мимо.Я прислонился к стене, достал из кармана брюк трубку и спички, чтобы закурить после тяжелого похода. Она села в деревянное кресло-качалку и наблюдала за мной. Она спокойно смотрела, как я пускаю в ее комнате кольца дыма, и слабо улыбалась. Глупая вуаль при дыхании колебалась на ее лице. Может, она и спит в ней?— Барт, я часто слышу, как вы с братом играете во дворе. Иногда я даже подставляю к стене лестницу и забираюсь на нее, чтобы подсмотреть за вами — надеюсь, это тебя не обидит?Я не отвечал, выдувая кольца дыма ей в лицо.— Барт, пожалуйста, скажи что-нибудь… посиди, расслабься, чувствуй себя, как дома. Я хочу, чтобы мой дом был открыт для вас с Джори. Моя жизнь так одинока, мне не с кем поговорить, кроме старика-дворецкого. Его зовут Джон Эмос. Мне так приятно думать, что по соседству живет полноценная, дружная семья. А со мной ты можешь говорить о чем угодно, обо всем, правда.Мне было не о чем говорить. Да и о чем можно говорить со взрослой женщиной?— Не надо шпионить за мной и моим братом.— Я не шпионила, — поспешно сказала она. — Я просто подрезала розы, которые у меня вьются по стене. И не могла не слышать ваших разговоров — ведь это не моя вина, правда?Шпионка — вот она кто. Я зажмурился от солнца, упавшего на мое лицо, и надвинул поглубже шляпу с полями. Ненавижу солнце — всегда так хочется пить.— Мэм, вы меня уже так много расспросили… не надо больше.— Барт, сядь, пожалуйста, нам скоро принесут прохладительное. Видишь мой звоночек? Я позвоню, а горничная принесет мороженое и пирожные. До ленча еще далеко, так что ты не испортишь себе аппетит.Ну что ж, можно и остаться. Я упал в мягкое кресло и сосредоточился на ее ногах, которые едва можно было рассмотреть. Носит ли она обувь на каблуке? Красивые босоножки? Накрашены ли у нее ногти?Дверь открылась, и вошла хорошенькая горничная-мексиканка с подносом всяких сладостей. Вот это да! Горничная улыбнулась мне, кивнула леди и вышла. Я вежливо принял то, что мне положили на блюдце. Никогда не стану есть «полезную» пишу, она такая противная. Вот это — другое дело! Я закончил и встал, чтобы уйти.— Благодарю вас, мэм, за ваше гостеприимство… старый солдат не слишком привык есть такие шикарные вещи… мой иноходец ждет меня во дворе.— Если тебе пора, конечно, иди, — с грустью сказала леди, и меня пронзила жалость к ней. Живет совсем одна, никаких внуков… — Приходи завтра, если захочешь, и приводи с собой Джори. У меня много интересного…— Не хочу Джори!— Почему?— Потому что вы — моя тайна, а у меня не было тайн! У Джори есть все, что ему захочется, и делать он может что захочет. А я только всем мешаю.— Мне ты не мешаешь. Ты мне нравишься.Черт, как приятно звучит! Я пристально посмотрел на нее, но не увидел ничего, кроме улыбающихся голубых глаз.— Почему я вам нравлюсь? — с неподдельным удивлением спросил я.— Я не просто симпатизирую тебе, Барт Уинслоу, — сказала она, очень странно глядя на меня, — я люблю тебя.— Почему? — я не верил своим ушам. Женщинам обычно нравился Джори, а не я.— Когда-то у меня было двое сыновей, а теперь — ни одного, — проговорила она скомканным голосом, печально опустив глаза. — Тогда я решила родить еще одного сына от своего второго мужа, но не могла. Поэтому я хочу, чтобы ты был для меня вместо третьего сына, которого мне не дал Бог. Я очень богата, Барт. Я могу дать тебе все, что ты захочешь.— И мое самое-самое заветное желание? Правда?— Да. Все, что может быть куплено за деньги.— Разве не все покупается за деньги?— К сожалению, не все. И я тоже когда-то думала, что все покупается, но теперь я знаю, что самые важные вещи купить нельзя. Те вещи, к которым я относилась, как к само собой данным и не ценила их; ах, если бы можно было прожить жизнь сначала!.. Я бы прожила ее совсем по-другому! Я наделала столько ошибок, Барт. Но теперь я собираюсь исправиться с твоей помощью, Барт… И, если ты собираешься сделать меня своей тайной, может быть, однажды… но не будем сейчас об этом. Ты ведь придешь ко мне еще?Она так жалобно спросила; что мне стало неловко. Я пошаркал ногами от смущения и подумал, что лучше бы улизнуть прежде, чем она попытается поцеловать меня.— Мэм, мне надо возвращаться в лагерь. Мои люди станут гадать: убит я или ранен. Но помните, что вы в окружении, и сражение вами проиграно!— О, я знаю это, — грустно проговорила она. — Я никогда еще не выиграла ни одной игры, начатой мной. Я всегда в проигрыше, даже если мне кажется, что все козыри у меня в руках.В точности, как и я! Наша похожесть еще больше огорчила меня.— Леди, теперь вы ведете правильную игру, а я буду каждый день приходить к вам и наносить вам визит — могу даже два или три.— Спасибо тебе, Барт, что подсказал мне, какими картами играть. Я буду ждать тебя.У меня в уме уже роились сотни идей. Никогда мне не дарили того, что я хотел. На что мне их игрушки, игры, книжки и прочая ерунда! Мне страшно хотелось заполучить одну вещь… может быть, она мне поможет?..— Как вас зовут?— А ты приходи в другой раз, и я скажу тебе. Я приду, я обязательно приду. Черт меня возьми, если не приду.Я пришел домой, но там и не заметили моего отсутствия. Мама все говорила о той маленькой девочке, которую придется взять, если умрет ее мама. Боже, не позволь ей умереть, молча молился я.— Джори, давай поиграем в мяч.— Не могу. Мама берет меня в школу. А вечером я приглашен на обед в семью Мелоди, и потом мы идем в кино.Меня никто никогда не приглашает. Иногда берут куда-нибудь родители. Нет друзей, нет у меня даже собаки. Проклятый Кловер любит только Джори, а когда я наступил ему на хвост, завизжал, как резаный. Так ведь я случайно, а он всегда вертится под ногами.Спустя несколько дней я опять хотел уйти к старой леди.— Куда это ты направляешься? — спросила мама, а сама смотрела на фотографию этой слюнявой девчонки, которую она собирается взять.Как будто ей мало двух мальчиков.— Барт, ответь мне: куда ты идешь?— Никуда.— Каждый раз, когда я спрашиваю, куца ты ходил и что делал, ты мне отвечаешь, что никуда и ничего. Теперь я собираюсь услышать правду.Джори засмеялся и обнял маму:— Мам, ты ведь должна уже изучить нашего Барта. Как только он оказывается за порогом дома, так он — везде, и он — все на свете. Нет другого такого актера, как Барт. Он — то, через минуту он — это, единственно, кем он никогда не бывает — это… собой.Я силой воли вложил в свой взгляд столько власти, чтобы заставить Джори заткнуться, но он как ни в чем ни бывало продолжал:— Он предпочитает фантазии реальности, мама, вот и все.— Ничего подобного. Просто я недоволен. Просто в реальной жизни я ничего, ничего не имею из того, что бы я хотел. А в моих играх я всегда выигрываю и получаю все, что захочу. Вот и все.— Они с мамой рассмеялись, и меня охватило бешенство. Это они виноваты, что у меня ничего не получается! Что я взбесился! Проклятие всем, кто смеет смеяться надо мной! Но нельзя ненавидеть всех… я начинаю чувствовать себя плохим человеком. А в своих играх я счастлив. Что такого случится, если я опять пойду к ней? Ничего, абсолютно ничего.Рискуя жизнью, я пробирался через опаснейшие густые джунгли. На каждом шагу меня поджидала смерть. Я мог бы свалиться с дерева. Я мог упасть со стены. Я шел через дождь, снегопад и пургу, ничего не видя, замерзая и падая; снова поднимался и пробивался к ней…Я пришел сюда в пятый раз за эти три дня. Она встречала меня, улыбаясь под вуалью; она одна любила меня так, как никто не любит… Согревающее ощущение счастья охватывало меня, когда она приветствовала меня и раскрывала руки для объятия… Я бежал к ней со всех ног, обнимал ее, я сидел у нее на коленях и позволял гладить себя, целовать и кормить. Я был нужен. Она любила меня, как родного. Сидеть у нее на коленях было удобно, спокойно, и не было ничего страшного, и ничего неловкого в том, что она целовала меня. А ее вуаль щекотала мне кожу. Сняла бы она вуаль!Она даже выделила мне особую комнату, чтобы я держал там вещи, которые она покупала для меня. Она подарила мне два миниатюрных электропоезда с рельсами и прочими штуками; игрушечные машины, игры. И все это для меня одного, чтобы я играл у нее дома, а не у себя.Чем больше мы виделись, тем больше я ее любил. Однажды я встретил в ее любимой комнате этого скрюченного злобного дворецкого, который переставлял ее вещи и бормотал что-то про себя о том, что дураки скоро простятся со своими деньгами. Мне не понравилось, что он хозяйничает в ее вещах. И я не люблю, когда о ком-то говорят за его спиной.— Убирайтесь отсюда! — приказал я, сделав взрослый голос. — Скажите моей леди, что я пришел, а повару скажите, что я сегодня хочу шоколадное мороженое и ванильное, а не кофейное печенье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43