Они его надумали головой, безо всякого удовольствия. Как будто удовольствия от жизни можно получать только строго определёнными способами и никак иначе, согласно прайс-листу и каталогу.
– Да! И ты то же самое сейчас мне говоришь: «надо ехать», «эффективно использовать время отпуска»!
– Ну не то же самое! Ты всё преувеличиваешь! Хотя… уже и не знаю!
– Ну ладно, это я так! И почему это плохо?
– Понимаешь, это не то, чего ты сама хочешь. У некоторых только к концу отпуска появляются какие-то свои желания, они начинают находить для себя что-то интересное. Помнишь, как прошлым летом твой папа с дядей Фёдором начали на велосипедах в пять утра выезжать, чтобы лес слушать. Потом гончарный круг сделали, мост через речку построили, а в начале отпуска только лежали на берегу животами кверху и не знали, чем им ещё можно заняться, изнывали от скуки!
– Мам, а почему местные не догадались сами построить этот мостик? Им, что, приятней было по бревну ходить?
– Ну, а потом им сколько народу помогало?!
– Вот именно, потом! А раньше они сами не могли до этого додуматься?
– К сожалению, никому ничего не нужно! У нас всё делается либо по принуждению, либо ради денег. И то и другое абы как!
– Поэтому у нас так мало всего хорошего?
– Да я тебе это и пытаюсь объяснить – никто ничего не хочет делать! Люди не помнят, как самим хотеть что-то делать не только для того, чтобы что-то иметь, – для себя, для красоты!
– Иметь все хотят, но для этого сначала нужно что-то делать!
– Иметь – это не то! Можно иметь спортивный тренажёр и никогда к нему не подходить. Конечно, хотеть, чтобы у тебя что-то было, и не делать для этого ничего, – это самое вредное занятие. Но самое правильное – это хотеть чего-то для своего удовольствия и делать для своего удовольствия, но не что-нибудь дурацкое, примитивное, а что-то стоящее! Вот, я, например, хожу на латиноамериканские танцы. Никто меня не заставляет, мне самой интересно всё время разучивать новые танцы! Беру уроки музыки, так как сама всё забыла. Мы там очень веселимся!
– Представляю себе! Ну, я хочу куда-нибудь поехать отдыхать, и чтобы было интересно, но не знаю куда.
– У нас дома много разных путеводителей по разным странам. Почитай! Выбери, потом про страну что-нибудь почитай! Про Италию, например, ты же много читала, много знаешь про Древний Рим. Найди для себя что-нибудь интересное! Когда у тебя будет к поездке свой интерес, вот тогда и силы появятся и энергия, и всё, что нужно! Тогда тебе не будет всё равно куда ехать! Ну, пойдём! Пакет не забудь!
Мать и дочь поднялись со скамейки и ушли. На другой скамейке, за их спинами, всё это время сидели Антонио и Константин.
– Очень поучительная беседа! – сказал Антонио.
– Да, на бытовом уровне рассказано о вечной борьбе между разумом и духом. Правда, дух слабоват, годится только для танцев.
– Смотря как танцевать! – возразил Антонио. – Впрочем, её-то желания возникают, когда разум делает паузу. Не более того.
Водевиль
Елена пришла, чтобы забрать какие-то свои вещи.
– А что ты будешь делать, когда закончишь своё самопознание?
Этим вопросом Елена поставила Константина в тупик. Такого он никак не ожидал.
– Ты задаёшь очень практичные вопросы!
– Конечно! Ты сам говорил, что твоё самопознание ограничено определённым сроком. Ну, вот ты познал себя, а дальше-то что будешь делать? Неужели ты об этом не думал?
– Я заранее знать не могу. Заранее здесь думать невозможно!
– Почему? Ты что, станешь каким-то другим? Мир переменится от твоего самопознания? Ты действительно так думаешь? Только скажи честно!
– Может быть, и переменится! Настанет апокалипсис!
– Ты запишешь в своей тетрадке свои «умные» мысли, и на этом всё кончится! Что-то измениться может только в твоей тетрадке, на двух страничках, не больше! И больше ничего измениться не может! Ты отдаёшь себе в этом отчёт?
– Значит, ты думаешь, что я занимаюсь какой-то ерундой?!
– Конечно! Это твоя очередная блажь, которая кончится ничем!
– И как ты можешь это знать?
– Всё очень просто – я знаю тебя! Это ты себя не знаешь, а я тебя знаю! Ты меня спроси!
– Ты знаешь, у меня такое впечатление, как будто мы живём в разных мирах!
– Конечно, в разных! Я живу в реальном мире!
Тут Елена заметила дамскую сумочку, которую Людмила Петровна вчера вечером оставила в парке на скамейке. Константину вчера пришлось возвращаться в парк, и сегодня он собирался привезти сумочку Людмиле Петровне.
– А это что???
– Сумочка, – ответил Константин.
– Ты мне изменял? – прямо в лоб спросила Елена.
– Да! – ответил Константин.
– С кем?
– С Ингой!
– Вот теперь мне всё ясно! – Елена явно обрадовалась этой новости. – Теперь между нами всё кончено и навсегда! Чему я даже очень рада!
Как только Елена ушла, Константин позвонил Инге:
– Привет! А у меня для тебя хорошая новость – нас застукали!
Константин рассказал, как всё произошло. Инга заливалась смехом!
– Мы же договорились: никому не говорить, что этого не было! Вот я и не раскололся!
– Ха-ха-ха-ха! Как это здорово! Она ведь теперь моему мужу сообщит – это то, что нужно!
– Ты думаешь, она сообщит?
– О! Ещё бы! Ну, ты потрясающий любовник! Я обязательно скажу об этом мужу! Скажи мне, пожалуйста, как выглядит эта сумочка? Давай считать, что я у тебя и вчера тоже была! Знаешь, в какое время?!
Колизей
– Зачем мы приехали в Рим? – недоумевал Константин. – Туристы – это самые бессмысленные люди на Земле! Может быть, зеркало хочет показать нам, как мы заблуждаемся в своих жизненных стремлениях?
Однажды в Москве, проходя мимо туристических автобусов, Константин обратил внимание на то, сколько пустоты скрывается в глазах этих туристов под покровом радостной суеты и малоуспешной погони за хоть какими-то жизненными впечатлениями.
«Они никогда не смогут связать эти разрозненные впечатления во что-то своё, которое хотя бы капельку можно назвать своей жизнью. Так эти впечатления и останутся засохшими жёлтыми листьями в старом пыльном конверте», – рассуждал Константин.
«Туристам показывают то, чего нет. Любая достопримечательность в Европе облеплена одинаковыми отелями, одинаковыми узкими улочками с бесконечными ресторанчиками и сувенирными лавками. Туристы могут увидеть только туристические места, главной достопримечательностью которых являются они сами».
Мнение Константина никто не разделял.
– Костя, а в Москве вы можете увидеть Сикстинскую капеллу?! – возражала Людмила Петровна. – Я всегда мечтала её посмотреть!
Она знала о Древнем и средневековом Риме больше любого экскурсовода, они от неё много чего узнали, и Константин больше не рассуждал о бессмысленности. Людвика знала итальянский так же небрежно, как и русский, и прекрасно везде ориентировалась. Антонио оказался бесподобным знатоком итальянских вин и сыров.
Когда они побывали в магазине сыров, запахи которых не смог бы себе представить человек с самой буйной фантазией, с ароматами, беспрепятственно проникающими в самую душу неискушённого русского человека, Константин возмутился:
– Почему у нас в России сыры никогда не пахнут? Прямо носом упрёшься в этот сыр – и ничего!
– Есть многое на свете, друг Гораций! – философски отвечал Антонио.
– Зато у нас есть медовуха, блины с красной икрой, селёдка под шубой, – напомнила Людмила Петровна.
– Это не то! – сказал Константин.
– Что значит не то?! – возразил Антонио. – В медовухе и блинах с красной икрой – вся русская национальная идея! А тебе не нравится!
– Нравится! Но почему сыр не пахнет?
– В русская сыр нет итальянский тонкость, – ответила Людвика.
«Может быть, мы приехали сюда только для того, чтобы Людвика сказала о тонкости?» – Константин посмотрел на неё.
Людвика смотрела на него. Она, конечно, не думала о сыре.
– Если в тебе нет тонкости, то не увидишь её в другом человеке, – говорил Константин, когда они с Антонио сидели в парке под пинией. – Но узнаём мы то, чего не было! Нам потом кажется, что это и раньше было, просто мы этого не замечали. На самом деле мы познаём то, чего нет! И оттого, что мы это познали, это нечто появляется! Ты понимаешь, как устроен мир?!
– А может быть, в мире, как в Греции, есть всё, только нам не всё доступно? Ты же не долго смотрел ей в глаза. Ты подумал, что умрёшь?
– Не знаю. Люди когда общаются, у каждого свой тон, какой-то свой диапазон для общения с каждым конкретным человеком, они обозначают нейтральную территорию, на которой могут общаться. У Людвики ничего подобного нет!
– Конечно, она же смерть.
– Ну, Антонио! Это метафора! Я не верю! – сказал Константин.
– Но в глаза не смотришь! – пожал плечами Антонио. – Нам Людмила Петровна говорила, что, когда входишь в тонкие сферы, всегда идёшь рука об руку со смертью. Наверно, это она чувствовала, когда боролась с нашим тираном.
– Мне приснился интересный сон, – сказала Людмила Петровна за завтраком. – Как будто люди моют себе головы мраморным шампунем и постепенно превращаются в мраморные статуи из живых людей. Превращение происходит постепенно, сначала процессы происходят с головой, потом этот шампунь проникает по всему телу, но тело ещё относительно гибкое и подвижное. Мрамор вначале как тёплый пластилин или воск. Люди расходятся по соборам, базиликам и площадям, занимают постаменты и там, на местах, уже окончательно превращаются в мраморные скульптуры.
– Рим – подходящий город для такого сна! – покивал головой Антонио.
– Причём они все были очень довольны тем, что увековечивают себя, им не жалко было ради этого терять оставшуюся часть жизни. Некоторые были совсем ещё молодыми, ничего в жизни сделать ещё не успели, но уже были очень честолюбивыми.
– А мне кажется, что ваш сон навеян выступлением живых статуй, – сказал Константин. – Вчера, у фонтана!
– Может быть, – согласилась Людмила Петровна. – Можем ещё раз их посмотреть!
– Мы пойти туда к часа дня! – предложила Людвика, и все согласились.
Вчера напротив фонтана Треви они заметили человека, нарядившегося в статую, с загримированным белым лицом. Он стоял неподвижно, и было вначале непонятно, живой ли это человек или какая-нибудь восковая скульптура. Но «скульптура» внезапно начала двигаться, к радостному восторгу пугливых туристов. Стало понятно – человек!
Подошел скрипач и заиграл. Тут же появилась девочка-балерина с таким же загримированным лицом. Юная шкодница своим шаловливым танцем старалась «оживить статую». Она убивала публику наповал своими ужимками и дразнилками. Казалось, для статуи это большое испытание – не рассмеяться! Все гадали: рассмеётся или не рассмеётся?
Девочка привела туристическую публику в полный восторг. Вдоволь натанцевавшись и накривлявшись, сделала очередное па и, встав в капризно-разочарованную позу, «замерла навек». Статуя мужчины ожила, раскланялась, легко взяла в охапку девочку, превратившуюся в статую, и привела в действие свою шляпу для сбора монет и купюр. То же сделал со своей шляпой и скрипач. После чего они втроём раскланялись и ушли под звуки скрипки и аплодисменты.
– Сколько здесь народу! Уже так близко не подойти, как вчера, – сказала Людмила Петровна.
– А не будет сегодня выступления! – откликнулась женщина, проходившая мимо и неожиданно оказавшаяся соотечественницей.
– Почему не будет?
– Они уже куда-то уехали, вчера было последнее выступление.
– Как жалко! Хотелось ещё раз посмотреть на эту игривую итальянскую девчонку!
– А девочка, кстати, русская, её Ксенией зовут.
– А как же она здесь оказалась?
– А я не знаю, я такая же туристка, как и вы! Я спросила – мне ответили!
В Ватикане на площади Святого Петра к Константину подошли две обаятельные девушки в колоритных итальянских народных платьях, они собирали подписи туристов на длинных разноцветных свитках. Девушки что-то говорили по-итальянски, ясно было, что они просят Константина расписаться в свитке.
Приятно оставить свою подпись на такой величественной площади! И почему бы не сделать девушкам приятное?! Константин с удовольствием расписался. Над ним потом смеялись. Не потому, что он подписался неизвестно под чем, а потому, что стало известно, под чем он расписался.
Это была акция в поддержку священника, отца Петро. Католический священник из Рима был вызван в окружной американский суд города Лос-Анджелеса, где судья Моргенштерн готовился предъявить ему обвинение в мошенничестве. Исковое заявление в окружной суд поступило от гражданина Соединённых Штатов Фердинанда Монтана, отбывающего в местной тюрьме сорокалетнее заключение за мошенничество и различные валютные махинации.
Не далее как в прошлом году Фердинанд Монтана побывал в Ватикане, где в соборе Святого Петра отец Петро отпустил ему все грехи, имеющиеся на данный момент. Сразу по возвращении в Соединённые Штаты Фердинанд Монтана был арестован и несколько месяцев спустя приговорен судьёй Моргенштерном к сорокалетнему тюремному заключению.
– Разве Бог позволил бы, чтобы безгрешного человека засадили в тюрьму на сорок лет?! – возмущался Фердинанд Монтана.
Фердинанд Монтана перед исповедью щедрой рукой пожертвовал церкви через отца Петро значительную сумму денег. Отец Петро не отрицал сам факт пожертвования, но в сумме пожертвования они не сходились. Либо кто-то из них завышал сумму, либо кто-то её занижал, что должно было выяснить следствие.
История получила большой резонанс в обществе. Католическому священнику предстояло доказать в американском суде существование «Господа Бога», а также свои личные полномочия от «Бога» по отпущению грехов, в противном случае ему грозило обвинение в мошенничестве.
Судья Моргенштерн, несмотря на свою молодость, зарекомендовал себя как самый непредвзятый судья штата Флорида, и то, что он воспитывался в католической семье, ровным счётом ничего для него не значило.
– Отец Петро такой же, как и я! – говорил Фердинанд Монтана. – Я не держу на него зла и не поднимаю шум с целью пересмотра своего дела, но справедливости ради мне хотелось бы, чтобы отец Петро сидел в соседней камере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38