Это результат твоего выбора. Все зависит от твоего выбора, Данила. Выбор есть всегда.Видение пропало. Я снова здесь — в аэропорту Красноярска. Аглая протягивает мне билет до Петербурга, а я держу его кончиками своих пальцев. Но холод все так же гуляет по моей спине, жуткая нервная дрожь сотрясает мои ставшие ватными ноги. Дыхание прервано комом, который стоит у меня поперек гортани. Голова раскалывается от боли и тяжести. Я сдерживаю подступающие, идущие изнутри рыдания.— Спасибо, Аглая, — говорю я и беру из ее рук свой паспорт.— Мы вылетаем через три часа, а пока можем пойти в ресторан. Мне сказали, что он на втором этаже.— Аглая, я не могу сейчас лететь в Петербург, Возвращайся одна, я приеду через несколько дней…— Что это значит?! — ее лицо исказила судорога. — Ты можешь вот так взять и единолично принять решение, которое касается нас обоих?!— Аглая, мне действительно нужно сделать одно дело. Это очень важно, правда. Мы расстанемся ненадолго. Я приеду к тебе, и если ты меня действительно любишь…— Важно не то, люблю ли я тебя, важно то, любишь ли ты меня!— Я люблю тебя, Аглая. Я полюбил тебя с первого взгляда. Я прошу тебя только об одном одолжении — чуть-чуть подождать…— Да пошел ты! — она швырнула в меня билетом, развернулась и зашагала прочь, печатая шаг шпильками туфель.— Аглая! — я крикнул ей вслед, но она не остановилась.Я сел в кресло и пару минут находился в состоянии полной прострации. Холодный пот прошиб меня, выступил на лбу. Несколько раз я порывался встать и броситься ее разыскивать. Но всякий раз останавливался, глядя на своего маленького спутника. После экскурсии, которую он мне устроил, Агван выглядел ужасно — лишившимся сил, выжатым, истощенным.— Агван, — я тихо позвал его. — Я еду дальше. Слышишь? Не расстраивайся. Я еду дальше. Все будет хорошо. Прости меня.Мальчик посмотрел на меня и тихо улыбнулся. Благодарность и понимание было в этой улыбке. На миг мне показалось, что он значительно старше меня — мудрее, опытнее. Не знаю, почему мне так показалось, но я чувствовал в этой детской еще душе неизвестную мне прежде, но восхищавшую меня теперь внутреннюю силу.— Мой Учитель, — прошептал Агван, — говорил: «Не путай любовь и желание. Любовь — это солнце, желание — только вспышка». Желание ослепляет, а солнце дарит жизнь. Желающий готов на жертвы, а истинная любовь не знает жертв и не верит жертве — она одаряет. Любовь не отнимает у одного, чтобы дать другому. Любовь — это суть жизни. А свою жизнь не отдашь другому.Данила, я еще мал, это правда, но послушай меня. Желание только кажется благом, но оно — опаляющее душу пламя, это пожар — слепой и жестокий. Если ты любишь тело — это только желание. Любовь — это отношение к человеку, а не к его телу. И тут тайна любви. Всю жизнь мы пытаемся найти самих себя. Это большой и непростой путь. Но насколько же сложнее найти внутренний свет в другом человеке!Вот почему любовь не рождается сразу, сразу возникает только желание. Те, кто не могут отличить любовь от желания, обречены на страдание. Те, кто жертвуют, те — не любят. Тот, кто не нашел самого себя, еще не может любить.Я слушал слова маленького монаха, и сердце мое замерло. Я понял вдруг, почему до сих пор я был так несчастен. Никто не говорил мне это раньше — бояться нужно не любви, а своего желания. Я всю жизнь боялся любить, но никогда не боялся своих желаний. Они ослепляли меня, и я падал в бездну. Почему я боялся любить? Для этого я ещё не нашел самого себя, «это большой и непростой путь».— Данила, — у меня над головой снова прозвучал голос Аглаи.— Что ты хочешь, Аглая? — отозвался я.— Неужели же ты вот так возьмешь и бросишь меня? — удивление в ее голосе смешалось и с раздражением, и с недоверием.— Аглая, оставь мне свой телефон. Если хочешь. Я позвоню сразу же, как приеду.— Придурок! Ты форменный придурок! Кретин! Как я вас всех ненавижу! — она притопнула ножкой, разрыдалась и бросилась прочь.Сначала я хотел встать и догнать ее. Но потом подумал — у нее ведь тоже есть выбор. Выбор есть всегда. M ы шли пo московским улицам к дому. Данила ввел меня в маленькую однокомнатную квартиру-хрущевку, которую снял на деньги вырученные от продажи своей питерской комнаты. «Это странная история», — сказал он. «Ты все делал правильно», — ответил ему я. Данила улыбнулся и предложил мне скромный ужин. Мы наскоро перекусили. Он заварил чай, разлил его по кружкам и продолжил рассказывать… В аэропорту объявили, что вылет нашего рейса откладывается на ближайшие двенадцать часов. Короче говоря, погода нелетная — отдыхайте, граждане!— Мы должны идти, — сказал ученик Ламы.— Ну куда мы пойдем, Агван? Погода нелетная. Поездом, что ли… — или куда-либо не хотелось категорически.Это не имеет значения. Мы должны найти способ, — ответил Агаан.—Может, дождемся, когда начнут летать самолеты?— Погода не наладится, иока мы не найдем способа добраться до места как-то иначе.— Опять Мара не пущает? — я неловко пошутил.— Это не имеет значения, — с обычной для себя серьезностью ответил Агван.— Да что ты заладил! «Не имеет Значения», «не имеет значения»! Ерунда какая-то! — я рассердился.— А что имеет значение?— Твоя готовность, —ответил Агван, встал, вскинул на плечи котомку и пошел. —. А… Черт бы тебя побрал! — я встал с кресла, изображая недовольное ворчание. — Где вас таких находят еще… Непонятно.— Не имеет значения! — маленький монах хитро улыбнулся.Мы прошли по аэропорту и оказались рядом с VIP —зоной. Нас остановил веселый крупный мужчина средних лет. Он был просто одет, держал в руке какие-то бумаги и, казалось, заговорил с нами с одной; лишь целью — как-то скоротать время:— Ребята, а вы куда собрались?— Нам в Иркутск надо. До Улан-Удэ — никак, а мы опаздываем, — ответил Агван.— И чего тут —ищете — продолжил свой допрос незнакомец.— Частникам погода не указ. Так, может, чей-то самолет полетит? .— Полетит, — ухмыльнулся мужчина. — А с кем можно переговорить?— А со мной и переговорите, — предложил незнакомец.— Нам очень надо в Иркутск. Важное дело, — Агван говорил с такой серьезностью, что я чуть было не рассмеялся.— Что за дело-то?— Я человека везу, ему надо до завтрашнего вечера в монастырь попасть.— Да, важное дело, нечего сказать! — расхохотался наш собеседник.— Важное, — серьезно ответил Агван. — Ну так поможете?— А чего не помочь, помогу, — согласился вдруг мужчина.Тут я решил вмешаться:— А вы уполномочены решать такой вопрос? — спросил я.— Отчего ж не уполномочен? Мой самолет. Кого хочу, того и вожу, — сказав это, незнакомец улыбнулся и подмигнул Агвану. — Вы, чувствуется, не местные.— Нет, не местные, мы из Питера, — ответил я.— Серьезно?! — он сделал вид, что ему это приятно слышать, мол, уважает. — А я-то думаю — чего не признаете? Или телевизора не смотрите.— А вы кто? — удивился я.— Я, дружок, хозяин Сибири, — ответил незнакомец. — Николаем зовут. А вас как?Мы представились.— Ну-ка, берите мои сумки, вон там. И давайте мигом на посадку, — скомандовал хозяин Сибири.Я в жизни не видел такого самолета! Маленький, аккуратный, изнутри весь отделанный кожей, с широкими удобными креслами и большим столом посередине салона.Николай сначала обсуждал какие-то вопросы со своими помощниками, потом просмотрел бумаги, отдал несколько распоряжений и обратился к нам:— Не боитесь лететь-то? Погода не ахти… — он сел напротив нас и с удовольствием посмотрел в иллюминатор.А любоваться было на что — мы летели над холмами, сплошь покрытыми лесом, над быстрыми реками и прозрачными озерами. Бескрайние просторы Сибири простирались, насколько хватало глаз. И весь этот российский Клондайк, как оказалось, принадлежал нашему новому знакомому.— Нам надо спешить, — ответил Агван.— Ну, с этим все понятно. Он буддийский монах. Будет уважаемым человеком. А ты будешь уважаемым человеком? — спросил Николай, обратившись ко мне.— Время покажет, — я уклонился от прямого ответа.— Будущее только следствие прошлого. Показывает то, что было, а не то, что будет, — сказалНиколай и со странной усталостью посмотрел мне в глаза. — Ты кем работаешь-то?— Я не работаю сейчас. Как из армии пришел, так: и не работаю. Поучился, но все пустое.— А где служил? — нехотя спросил меня хозяин Сибири.— Да… В Чечне.— В Чечне?! Воевал?! Правда, не брешешь? — Николай словно ожил.— А что? —я же, напротив, напрягся; никогда не знаешь, чего от таких разговоров ждать.— Я в Афгане был, — сказал Николай, его лицо в один миг просветлело ,морщины разгладились. .— Интернационалист, значит. А я, получается, что националист, — мрачно пошутил я.— Да ладно тебе! Пехота? Артиллерия? —Спецназом звали.— Ну, брешешь… — он посмотрел на меня с недоверием.— Может, и брешу, а звать — звали.—Слушай, Данила, а давай я тебя к себе на работу возьму? — его предложение казалось искренним.— Охранником, что ли? Нет. Не хочу, спасибо. Не могу оружие в руках держать. Руки чешет.— Да не нужны мне охранники! Мне сообразительные люди нужны — молодые, перспективные, амбициозные. Ты посмотрит, какая странато, сколько в ней всего, а управлять некому. Страдает земля без хозяев. Нужны ей хозяева, а взять негде. Положиться мне не на кого, понимаешь, Данила! Стержень потерял наш народ. Душа у него широкая, а силы нет. Духа ему не хватает. Поиздержался,Я тебе серьезно говорю. Давай ко мне в компаньоны! Я тебе сначала несколько месторождений выделю — будешь осваивать. Получится, так большим начальником сделаю. У меня и заводы есть бесхозные, и прииски заброшенные. Много дел надо делать, а рук не хватает. Все стоит, ждет тебя, Данила.Ты слушай меня! Большим человеком станешь, уважать себя будешь. А так — кто ты есть? Пустое место? Куда это годится? Зря ты, что ли, кровь проливал, зря товарищи твои погибли? Нет, брат, это нехорошо. Ты родину защищал, а теперь бери ее, осваивай. С автоматом наперевес бегать — дело нехитрое. А вот работать, жизнь налаживать — дело стоящее! Не робей, Данила. Соглашайся!Николай прямо горел, светился весь. И столько в нем было энергии, столько силы, столько желания! Это завораживало. Да я и сам чувствовал сейчас прилив внутренних сил. Военное братство — вещь особенная, ее не разъяснишь. Кто не знает, тот никогда не поймет.И вот вдруг передо мной могущественный человек, который чувствует так же, как и я, понимает жизнь так же, как ее понимаю я. И мне не нужно перед ним ни унижаться, ни юлить, ни создавать какое-то впечатление, ни объяснять что-то. Мы понимаем друг друга без слов, потому что у нас одно прошлое И сейчас оно делает наше будущее.Я представил себе, как буду , разрабатывать месторождения, руководить людьми, поднимать заброшенные производства, проводить большие проекты. У меня будет возможность реализовать себя, стать таким же сильным и уверенным в себе человеком, как Николай. И кому, как не мне, он может доверить свое дело? Ведь мы с ним одной крови, пережили то, что другим и не снилось. Я буду хозяином Сибири! Пусть и не таким, как Николай, но все же! От этой фантазии у меня даже голова закружилась.— Да ты смотри, смотри! — Николай тыкал пальцем в иллюминатор. — Тут же работы на целую жизнь — делай, не переделаешь. У меня конкурентов нет. Я тут главный, тут все мое! Но пока развитие стоит, буксуем. Люди нужны, а где их взять? А ты такой человек, как мне нужен, я по глазам вижу. Спецназ — он везде спецназ. Мы друг друга в беде не бросаем.— Не бросаем! — подтвердил я.— Ну так что, согласен? Ни о чем не беспокойся, все устрою, во всем помогу. Нуждаться не будешь, а сколько унесешь — все твое. Моим человеком станешь. Согласен? Давай! Приступишь к работе завтра! И учти, я таких предложений два раза не делаю. По рукам? — хозяин Сибири протянул мне свою большую квадратную ладонь.И только я принял его рукопожатие, как Агван, сидевший все это время рядом, взял меня за плечо и снова что-то быстро забормотал:— Ом Ман Падме Хум…Меня сжало со всех сторон. С бешеной скоростью я превращался в уменьшенную копию самого себя. И вдруг резкий звук, толчок, нестерпимая боль, и я превратился в сгусток энергии. Волной меня понесло вдоль сцепленных рук, через рукопожатие, и я оказался внутри моего собеседника.— Агван, что ты делаешь?! — закричал я.— Мара искушает тебя, Данила. Он хочет купить твое решение — властью, силой, деньгами. Ему нужно только одно — остановить тебя. Ты один стоишь у него на пути, и он искушает тебя. Больше ты не можешь видеть последствия своего решения, этот шанс ты уже использовал.Но тысячи людей во всех частях мира продолжают молиться о твоем выборе. И потому у тебя есть возможность взглянуть на этого человека изнутри. И это ты можешь сделать лишь однажды. Ты делаешь это теперь. Он сулит золотые горы, но каково сердце у владельца золотых гор?— Агван, я все понял! Не нужно! Оставь мне этот шанс! — закричал я.— Поздно, Данила. Теперь смотри…И я увидел сердце владельца золотых гор. Светлое пятно, которым оно было когда-то, теперь утопало в черных, растущих на глазах язвах. Оно покрылось темнотой и зачерствело.Свет уже не бился в нем, как прежде, а лишь слабо мерцал. Забота о деньгах, больших, чем ему были нужны, съели этого человека. Все его мысли, все его чувства, прежде светлые и свободные, были теперь розданы заботам о пустоте.Я видел, как он проводит совещание, —идет по заводским цехам, дает инструкции, куда-то едет, участвует в переговорах. Он смотрит отчеты своих подчиненных и с руганью кидает им их в лицо. Его просят о помощи, но он отказывает. Другим же он дает толстые пачки денег, и эти люди, ничего не говоря, убирают их в стол. Потом снова какие-то разговоры на повышенных тонах, угрозы и страх.Далее рестораны, казино, ночные клубы. Девушки, мечтающие о его деньгах. Лживые друзья, надеющиеся на совместный бизнес. Дорогие машины, дорогие костюмы, дорогая жизнь. А вот его дом — огромный, похожий на музей — пуст. Жена и дети живут за границей. Он разговаривает с ними во телефону — сухо и официально. Чуть позже недовольным голосом дает распоряжение о переводе каких-то денег.Глубокая ночь. Он сидит в большой темной комнате у не разожжённого камина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13