Я несколько раз выполнил руками жест истины, огромной как солнце, прося ее дать мне силы, и закончил двойным жестом спокойствия. Затем я вспомнил уже давно ставший привычным мне мыслеобраз спокойствия и тихой радости. Мягкие и успокаивающие потоки оргазмических ощущений начали омывать мое тело, исходя из основных дань-тяней и опускаясь вниз от внутренней улыбки. Мне стало так уютно и хорошо, что, кажется, на какое-то время я погрузился в сон или в полусон, из которого меня вырвал тихий глуховатый голос, звучащий в моей голове.
– Что это? С чем это связано? Почему это так болезненно для меня? – монотонно, как заезженная пластинка, повторял голос.
В первый момент я не сообразил, о чем идет речь. Сознание потихоньку просыпалось, и я понял, что эти вопросы велел мне задать Учитель, вспомнив то состояние, которое я пережил. Воспроизвести его оказалось нетрудно. Оно возникло само, сразу вслед за мыслью, и тошнота была так сильна, что мне пришлось снова приложить усилия, чтобы заглушить ее, доведя до чуть заметного, почти исчезающего уровня.
– Что это? С чем это связано? Почему это так болезненно для меня? – спросил я себя, вложив в эти вопросы всю свою концентрацию, а затем вновь расслабился, погружаясь в уютную колыбель безмятежного сна.
Дикий разрывающий душу крик заставил меня вскочить на ноги. Он был непрерывным, резко изменяющимся в высоте тона и модуляции. Никогда раньше я не слышал ничего подобного. Крик рвал мне душу и одновременно притягивал меня. Я вскочил на ноги и изо всех сил помчался в направлении, откуда он доносился.
Какая-то новая мысль неотступно преследовала меня на бегу, но я никак не мог ее ухватить. Что-то меня беспокоило. Я бежал, но не так, как обычно. Я продвигался вперед слишком медленно, тело казалось чужим и неуклюжим, шаги были слишком короткими, и иногда я с трудом сохранял равновесие. Я посмотрел вниз и увидел маленькие детские ноги в коротких черных шортах и стоптанных коричневых сандалиях на босу ногу.
Я завернул за угол двухэтажного желтого домика с облупившейся штукатуркой и оказался на заднем дворе. Зрелище, открывшееся мне, лишило меня возможности двигаться и даже говорить. На какое-то мгновенье все чувства замерли во мне. Потом мое тело содрогнулось, как от удара. Мне показалось, что какое-то чуждое и незнакомое существо проникло внутрь меня, в мой мозг, а в следующий момент я понял, что этим чуждым существом был я сам, в своем обычном сознании взрослого человека. Я вспомнил, что то, что я вижу, действительно произошло со мной в далеком прошлом, но до сих пор оставалось затерянным где-то на самых задворках памяти.
Я мог наблюдать всю картину как бы со стороны, одновременно чувствуя ужас, охвативший меня в трехлетнем возрасте при виде крупного рыжеватого кота с пустыми глазницами и вспоротым животом. С застывшим оскалом окровавленной пасти кот тихонько раскачивался на собственных кишках, завязанных узлом на ветке дерева.
Кричал второй кот, которого, как я понял, через несколько минут ожидала участь первого. Он извивался на земле со связанными лапами. Двое мальчишек лет двенадцати-тринадцати, вооруженные перочинными ножиками, сидели на корточках около него и с торжественной важностью разыгрывали непонятную мне ритуальную церемонию. Один из них был судья, другой – палач. Кота обвиняли в каких-то преступлениях, а потом мальчишки по очереди наносили ему неглубокие, но болезненные раны ножами, и отчаявшееся измученное животное заходилось в крике бессильной тоски и ярости.
Эта бессильная ярость кота передалась и мне. Я хотел что-то сделать, закричать, позвать на помощь, броситься на мальчишек и сделать с ними то же самое, что они делали с котом, но я был слишком мал, слаб и испуган. Я по-прежнему стоял неподвижно, почти не дыша, и увлеченные своим занятием мучители меня не замечали. Когда нож вонзился в глазницу кота, мне показалось, что это мои глаза протыкает его окровавленное лезвие, но по крайней мере я снова начал ощущать свое тело и наконец смог пошевелиться.
Я медленно повернулся и пошел прочь. Я больше не хотел думать о том, что произошло. Я все равно не смог бы ничего изменить. Но я твердо знал только одно – я должен стать настолько сильным, чтобы никто и никогда не смог творить при мне несправедливость. Этого я не допущу, и я никогда не допущу, чтобы слабое и безобидное существо сделалось моей жертвой.
Видение растаяло. Я открыл глаза и посмотрел на Учителя. Страх и тошнота исчезли. Осталось только усталое безразличие, подобное тому, что появляется после сильного нервного напряжения.
– Вот ты и осознал свой внутренний барьер, – сказал Ли. – Теперь все будет проще. Тебе осталось лишь его преодолеть.
– Для этого я должен убить котенка? – спросил я, взглянув на мешок с затихшим в нем зверьком.
Мысль о том, что я буду вынужден убить его, на сей раз не вызвала у меня никаких чувств. Это было бы просто действием, которое я вынужден совершить, еще одной из вещей, необходимых при обучении воинскому искусству.
– Так просто ты не отделаешься, – сказал Ли. – Ты собираешься использовать мыслеобраз отрешенной естественной жестокости, которую ты и так уже достаточно развил. Было бы бессмысленно приносить в жертву котенка ради дополнительного подкрепления и без того устойчивого навыка.
– Тогда чего же ты хочешь от меня? – с недоумением спросил я. – Чтобы я его не убивал?
– Котенок должен умереть, – жестко сказал Учитель. – Я уже говорил тебе, что для того, чтобы избавиться от пороков, нужно пройти через них, для начала осознав их на чужом опыте. Бывают ситуации, в которых воин, питающий отвращение к пороку, проигрывает в битве с порочным и склонным к извращениям человеком именно потому, что его внутренние барьеры не позволяют ему становиться на одну доску с тем, кого в душе он считает моральным уродом.
Воин Жизни хранит в копилке своих возможностей осознание всего, к чему он может прикоснуться, как прекрасного, так и отвратительного, и он выбирает гармонию и спокойствие не потому, что этого требуют его внутренние барьеры. Это – его сознательный выбор. Тот, кто в силу внутренних ограничений не может стать порочным ни при каких обстоятельствах, не способен сделать сознательный выбор. Он лишь слепо следует автоматическим указаниям, которые диктует ему подсознание. Лишь тот, кто умеет чувствовать и вести себя как порочный человек, может сделать сознательный выбор избегать пороков, но в случае, когда этого требуют обстоятельства, для него не трудно, воссоздав мыслеобраз порочности, сделать вид, что он на самом деле порочен, и, действуя так, добиться поставленных целей.
Извращения и пороки находятся у вершин треугольника жизни. Если мазохизм тяготеет к слиянию с жизнью, то садизм, особенно в его физических и сексуальных проявлениях, обычно характерен для вершины противодействия жизни.
Сумев испытать и осознать вкус наслаждения садизмом, ты ближе подойдешь к пониманию того, чем является вершина «сражения с большим драконом».
– Что же я должен сделать, чтобы почувствовать вкус наслаждения садизмом? – спросил я.
– Всего лишь использовать свои ресурсы, – ответил Учитель. – В зачаточном состоянии все виды пороков и извращений присутствуют в природе каждого человека. Обычно они подавляются или не получают дальнейшего развития, но так или иначе в тебе уже заложена склонность к садизму. Осталось лишь пробудить ее, отождествившись с внутренним опытом другого человека, зафиксировать соответствующий мыслеобраз и, приведя в движение потоки сексуальной энергии, направить их в нужное русло мыслеобразом, подкрепленным волевыми эманациями.
Ты должен вернуться обратно в свои воспоминания о мучительной смерти котов, но на этот раз ты увидишь все не своими глазами, а глазами убийц, и ты почувствуешь наслаждение, которое доставляло им издевательство над животными. Запомнив этот мыслеобраз, ты, подкрепив его волевыми эманациями, выполнишь упражнение «шаг вперед – зверь, шаг назад – человек» и, добившись сильного и почти неконтролируемого состояния «зверя», наложишь на него мыслеобраз от наслаждения мучениями других существ.
– Теоретически я понимаю, как это сделать, – сказал я. – Но как я могу почувствовать то же самое, что мальчишки из моего детства? Их психика и побуждения мне абсолютно чужды. Как же я могу понять их и, тем более, перевоплотиться в них?
– А это уже твоя проблема, дружок, – ответил Ли. – Не надо притворяться, что ты не знаешь, как это сделать. Ты имеешь все, что нужно для этого. Другое дело, что тебе неприятно перевоплощаться в мальчишек, потому что тебе кажется, что это представляет угрозу для твоей личности и индивидуальности. Ты боишься, что, став кем-то другим, ты перестанешь быть самим собой. Наслаждение от садизма – слишком сильное и слишком поглощающее ощущение. Но запомни – ты становишься зверем, когда делаешь шаг вперед. Для того чтобы вернуться к себе, тебе нужно сделать всего лишь шаг назад, и ты снова станешь человеком, но человеком, обогащенным неведомым тебе ранее опытом зверя. Ты ни в коем случае не утратишь себя, наоборот, познав глубины зла, ты укрепишь свою человечность.
У «Спокойных» есть изречение: «От человека всего один шаг до зверя и один шаг до небожителя. Знающий, куда идти, обретает истину».
Это изречение предназначено для медитаций интуитивного осознания, преследующих разные цели. Одно из его толкований относится как раз к управлению пороками. Знание о том, куда идти, предполагает понимание того, куда не надо идти. Это значит, что, чтобы осознанно выбрать свой путь, надо сначала побывать там, куда идти не следует. Лишь в этом случае уверенность в выбранном пути обретает силу.
Другая пословица с несколькими разными толкованиями также в одном случае применима к теме управления пороками.
«Втройне сильнее тот, в ком „я“ и „не я“ шагают вместе».
С одной стороны, здесь речь идет о разрешении внутренних конфликтов, а с другой – в принятии и использовании всех тайных и явных сторон своей личности, без отторжения, неприятия, угрызений совести или стыда.
А теперь вернись в свое видение и научись входить в вершину противодействия жизни без страха, сомнений и сожалений.
Слова Учителя смели последние остатки неуверенности и колебаний. Я вдруг понял, что в глубине души я действительно боялся потерять себя, перестать быть человеком, вступая в самые темные и отвратительные для меня области человеческой природы. Но теперь я знал с абсолютной уверенностью, что мне нужно будет сделать всего лишь шаг назад для того, чтобы вновь обрести человеческий облик, а то, что меня страшит, – всего лишь далекая и пока неведомая часть меня самого, которую мне предстоит познать, и эта возможность новой ступени познания наполняла меня радостью и энтузиазмом.
Я расслабился и, прикрыв глаза, воссоздал ощущения ужаса от происходящего во дворе убийства. Прежние чувства захлестнули меня, и я вновь превратился в трехлетку, наблюдающего за садистами-мальчишками. Опять я обнаружил в себе два сознания – ребенка и взрослого. Взрослое сознание сфокусировалось на мальчишках. Я слушал их слова, впитывал в себя их эмоции. Сознание ребенка отключилось, и теперь только сегодняшний я находился в крохотном детском теле, начиная подражать мимике, телодвижениям и интонациям мальчишек.
Неведомые мне раньше любопытство, наслаждение и возбуждение прорастали в моей душе, заглушая мои собственные чувства. Я не сопротивлялся, помня, что мне достаточно сделать шаг назад, чтобы снова стать самим собой. На мгновение меня окутала темнота, и я понял, что нахожусь в другом теле. Я был гораздо выше, агрессивнее и сильнее. В руке я сжимал окровавленный нож, глядя на изрезанного, окровавленного, с выколотыми глазами кота. Кот еще дышал. Он уже не мог кричать, а только тихо хрипел. Волна оргазмических ощущений, возникшая в половых органах, заставила напрячься мой член, а затем, стремительно рванувшись вверх, разбилась о макушку головы и разлилась по телу, заставив каждую его клеточку трепетать от наслаждения. Запах крови пьянил меня. Я казался себе небожителем, держащим с своих руках ключи от жизни и смерти. Взрезая кожу и мясо кота, я приближался к самому великому таинству на земле – к тому неведомому убежищу, где скрывалась сама жизнь, сама душа. Душа хотела уйти, и я был готов отпустить ее.
Одной рукой я прижал кота к земле. Воткнув нож ему в задний проход, я резким движением вспорол ему живот и вскрыл грудную клетку. Отвратительный запах изрезанных кишок ударил мне в ноздри, но почему-то он не был мне противен.
– Интересно, кто я сейчас – зверь или небожитель? – мелькнула мысль, на сей раз принадлежащая мне, а не мальчишке.
– Сделай шаг назад, – услышал я голос Учителя.
Автоматически я отступил и вновь очутился в своем детском теле, с ужасом и отвращением наблюдая за сценой убийства.
Содрогнувшись, я открыл глаза, и видение исчезло.
– Вспомни мыслеобраз наслаждения от убийства и соедини его с волевыми эманациями в упражнении «шаг вперед – зверь, шаг назад – человек». Когда ты будешь готов таким же образом убить котенка, ты дашь мне об этом знать.
Учитель достал из мешка котенка и сел на землю, поглаживая его. Рядом с собой он положил нож.
– Господи, неужели я все-таки это сделаю? – с ужасом подумал я, шагая вперед.
Мне было трудно сосредоточиться. Я воссоздал мыслеобраз, с каждым шагом вперед накручивая себя до истерического возбуждения. Энергетические потоки бушевали в дань-тянях и хаотически метались по телу. Агрессия и жажда убивать переполняли меня, стремясь выплеснуться наружу, но последний крохотный островок сознания удерживал меня от того, чтобы целиком отдаться всепоглощающему напору агрессии.
Собрав в кулак волю, я сконцентрировался на мысли, что у меня нет выбора и я должен отбросить все, что мне мешает. Холодная ярость поднялась изнутри, уничтожив последний островок человечности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60