«Коренные американцы» — они же индейцы, которые во множестве живут в штате Нью-Мексике (в том числе и в Санта-Фе), составляют довольно многочисленную группу населения в США — около двух миллионов человек. Раньше индейцев загоняли в резервации и вообще уничтожали как нацию, но сегодня они пользуются множеством привилегий в американском обществе. Их резервации формально не считаются территорией штатов, а имеют собственные договоры с федеральным правительством. Как уже было сказано, на их территории разрешены казино, что принесло значительный доход индейцам и сильно повысило уровень их жизни. Представители некоторых вымирающих племен получают дотации от государства. А во времена пресловутой политкорректности называют их не иначе как «native Americans» — этот термин к тому же помогает не путать индейцев и индийцев (и тех и других называют в английском языке «Indians» — из-за известной ошибки Колумба, считавшего, что он попал в Индию).
Но интересны в Санта-Фе не столько индейцы, сколько другие личности, имеющие здесь собственные дома. В городе, как мне поведал тот же журналист, живет много знаменитостей и богатых людей — им просто нравится здешняя атмосфера. В этом месте самое большое количество миллионеров на душу населения среди всех американских городов.
Атмосфера здесь действительно приятная. Центр Санта-Фе абсолютно не похож на другие американские города. Здесь почти нет магазинов и супермаркетов, вся торговля сосредоточена в маленьких магазинах или на улице. В лавках и на небольших рынках продают индейские ритуальные украшения, одежду и другие сувениры. Нет обычных закусочных, я видел «McDonald»s" только один (!) раз — все остальные рестораны и кафе в испанском и французском стиле со столиками и стульями на улице или на балконах желто-коричневых зданий.
Через город протекает одноименная река — Санта-Фе. Впрочем, в это время года она совсем высыхает. Там, где, по моим предположениям, должен был течь полноводный поток или хотя бы небольшая речушка, оказалось заросшее травой русло реки — и ни капли воды. Через этот овраг были перекинуты небольшие каменные мосты.
Улицы в городе совсем не оживленные. Напоминают чем-то сонные городки из американских вестернов с Клинтом Иствудом. Только разве что вместо повозок и одиноких ковбоях на лошадях по улицам проезжают машины — но примерно с такой же частотой и так же медленно и расслабленно. Трафик в центре вообще никакой — по сравнению с другими американскими городами, большими и маленькими. Здесь очень легко в любое время перейти дорогу, а кое-где можно даже спокойно пройтись по проезжей части.
Чуть более оживлена Плаза (Plaza) — главная площадь города с бывшей резиденцией губернатора. Называется эта резиденция «Дворец Губернатора» (Palace of Governor), но до дворца ей явно далеко. Это одноэтажное длинное здание с небольшими колоннами, протянувшееся во всю ширину площади. Со стороны фасада по всей длине здания сидят индейцы и торгуют сувенирами.
Сама Плаза не похожа на главную площадь губернской столицы. Это нечто вроде сквера, со скамейками, деревьями и небольшим монументом в центре, посвященном американским солдатам, павшим в Гражданской войне. Мамы приходят сюда с детьми погулять, старики сидят здесь теплым солнечным деньком, художники продают свои картины туристам. И еще компания панков и рокеров разместилась на газоне. Тут же рядом находятся Музей изобразительных искусств, Собор Святого Франциса (Saint Francis Cathedral), Часовня Лоретто (Loretto Chapel) и множество других красивых зданий.
Санта-Фе — очень приятный город. Я понимаю тех людей, которые покупают здесь дома. Как было бы хорошо приезжать сюда раз в году, отдохнуть от шумных городов, побродить по тихим улицам и полюбоваться еще раз на эту оригинальную архитектуру.
Чтобы пояснить значение Санта-Фе для Америки, можно привести одну неожиданную аналогию: а именно вспомнить старинный русский город Суздаль. Он, как известно, тоже богат на памятники архитектуры, там тоже скупают дома богатые москвичи, но при всем при этом производит он впечатление самой настоящей деревни — в точности как Санта-Фе с его тихими и низенькими улицами, где нет места столь любимым американцами небоскребам. Ну и конечно, в Санта-Фе приезжает не меньше туристов, чем в Суздаль. Посмотреть этот город — просто обязательный пункт в программе любого настоящего путешественника.
В Америке, кстати, очень развит внутренний туризм. До других стран отсюда лететь далеко и дорого, поэтому американцы в основном изучают свою собственную страну. А в ней есть чем заняться в свободное время: съездить на экскурсию в Скалистые горы, половить рыбу в горных озерах Пенсильвании, спуститься на дно Большого Каньона, погулять по улицам Сан-Франциско. Почти во всех городах мне встречались туристы, гуляющие с брошюрками и картами и глазеющие на местные достопримечательности. Особенно много среди них жизнерадостных американских пенсионеров, которые, только уйдя на покой, начинают наслаждаться жизнью и тратить заработанные за предыдущие годы деньги. Многие наши соотечественники предпочитают ездить по Европам и Азиям, забывая, что в их собственной стране тоже есть много чего интересного. Для американцев это нехарактерно — они предпочитают изучать собственную страну. Санта-Фе — один из главных туристических центров США — яркое и убедительное тому доказательство.
Далее я направлялся на юго-восточное побережье США — в Новый Орлеан. Ехать до него нужно было почти полторы тысячи миль (больше двух тысяч километров) — до этого я ни разу без остановок не проезжал такое большое расстояние. По пути, правда, было несколько крупных городов. Но мало что в них представляло интерес, и я решил там не останавливаться. Вначале мне нужно было доехать до Оклахома-сити, который примечателен лишь тем, что в нем в 1995 году произошел один из самых кровавых терактов в истории США. Далее можно было свернуть на юг и поехать в Даллас, известный тем, что там в 1963 году убили президента Кеннеди, или поехать на восток и попасть в Литтл-Рок — этот город вообще ничем не примечателен. А там уже было рукой подать до Нового Орлеана. Но в этот город я попал лишь через три дня.
Глава 11. Лагерь-1: русские гастарбайтеры.
Некоторые студенты, работавшие в США, имеют обыкновение рассказывать о своей поездке таким образом: «Ну, значит, поработали мы там три месяца, а потом…» и дальше следует долго и подробное описание отдыха, путешествий, пьянок-гулянок, которые они осуществили после долгой и нудной работы. Я постараюсь избежать этой ошибки. В конце концов, из четырех месяцев, проведенных в стране, я девять недель работал в лагере «Лохикан» («Lohikan»), вместе с другими российскими студентами, и зарабатывал деньги на свое дальнейшее путешествие. Нельзя просто так пропустить этот период, длившийся с середины июля до середины августа. Поэтому позволю себе отвлечься от описания своего путешествия и вернуться по времени к середине июня, когда я только-только прибыл в Америку.
Из всех русских в «Лохикан» я приехал первым. С работником лагеря, который привез меня и двух других студентов, я зашел в столовую и познакомился со своим шефом. Молодой парень по имени Миро (вообще-то его полное имя — Мирослав) был родом из Словакии. В Америку он эмигрировал несколько лет назад, в тот момент учился в колледже и с недавнего времени каждое лето приезжал работать в этот лагерь.
— Привет, приятно познакомиться — сказал он. — Устройся, отнеси свои вещи туда, где будешь жить, и возвращайся.
Жилье находилось на другом конце лагеря. Видимо, это была задумка администрации «Лохикана» — чтобы работники несколько раз на дню совершали десятиминутную прогулку и были в хорошей физической форме. Но это еще было не самое страшное. Поразило само жилище, которое в английском языке именуется «кэбин» («cabin» — так в лагере называли все домики, в которых жили дети и вожатые). Располагалось оно прямо над спортзалом и комнатой с бильярдом и теннисными столами. По лестнице нужно было подняться на второй этаж, и вашему взору открывалась комната, которую я называл не иначе как бараком. Это было длинное помещение без окон и с одним выходом наружу. Во всю длину стояли кровати с тумбочками (на которых даже не было такой ненужной роскоши как дверцы): слева — простые, справа — двухъярусные. Всего комната вмещала в себя больше тридцати человек. Впоследствии подъехало как раз столько ребят из России и Польши, так что наше помещение превратилось в некое подобие воинской казармы.
Ночи в горах случались очень холодные, поэтому накрываться приходилось несколькими одеялами. Днем же наоборот грело так, что в бараке становилось жарко и душно. Впоследствии поперек и вдоль комнаты мы развесили веревки, на которых сушили постиранную одежду, так что помещение и вовсе стало напоминать ночлежку какого-то трущобного района. Иногда по вечерам прямо под нашим жилищем, в спортзале, проводили дискотеки, и тогда все помещение сотрясалось от звуков музыки.
Такой вот приют убого чухонца — то есть, конечно, не чухонца, а нашего брата славянина, эксплуатируемого американскими капиталистами. Впрочем, это скорее исключение, нежели правило. В других лагерях, как мне рассказывали, работники жили вполне сносно — обычно, в комнатах на несколько человек. Да и у нас, как у бывших представителей стран соцлагеря, было развито чувство коллективизма, поэтому в одном помещении мы худо-бедно уживались. Иногда, правда, случалось, студенты из Польши, отметив какой-то праздник в местном баре или обкурившись травой, громко заваливались в помещение часа в два ночи, но в общем и в целом обстановка была дружественной и мирной. Большинство поляков, вопреки прогнозам, оказались вполне нормальными людьми. Два туалета мы разделили по национальному принципу: один оставили представителям западных славян (десяти полякам и одному парню из Словакии), а один взяли жители СНГ (русские и единственный украинец).
Но вернемся к моему первому дню в лагере. Я вернулся в столовую, шеф дал мне временного наставника — поляка по имени Яцек, и тот стал постепенно вводить меня в курс дела. Работа была несложной — вымыть salad-bar (тележку, в которой каждый обед и ужин к детям выносили салаты и фрукты), подмести, вытереть стол, порезать овощи. Тут же я познакомился с одним интересным принципом американской работы — никто не должен сидеть без дела. Когда я сделал все, что нужно, мне дали задание — нарезать ножом редиску на тонкие ломтики. Я попытался рационализировать свой труд с помощью тёрки, но Яцек, увидев это, сказал:
— Take it easy. Когда закончишь эту работу, получишь новую, так что не торопись.
Этот принцип мне понравился, так что я лениво и расслаблено продолжил резать овощи с помощью ножа. Понимал я на тот момент и Яцека и Миро очень слабо, но, тем не менее, с помощью жестов и слов «put», «take», «there», «here», «it» они объясняли мне почти любое действие в столовой. Вскоре подъехал еще один русский — Олег из города Чебоксары (учившийся в Нижнем Новгороде). Мы вдвоем продолжили работу, и постояли несколько раз на раздаче.
В тот же день я впервые увидел в большом количестве американцев. Первое впечатление было таким: веселые, общительные, фамильярные люди, похожие на неповзрослевших детей. Детский лагерь, наверно, настраивает на такой лад. Даже дети на фоне взрослых выглядели чрезмерно угрюмыми и молчаливыми. Американки оказались в целом потолще наших соотечественниц — причем с возрастом, как мне показалось, количество толстых увеличивается. И если дети и подростки были в порядке, да и в двадцатилетнем возрасте еще можно было увидеть много стройных барышень, то дальше ситуация менялась не в лучшую сторону. И способствовала этому наша работа — в столовой кормили обильно и вкусно.
На следующий день работа продолжилась. Я знакомился с названиями продуктов и столовых приборов и постепенно привыкал к американской еде. Пища в столовой была чрезвычайно питательной, а главное — разнообразной. Многое из того, что регулярно подавали в нашей столовой, я так и не успел попробовать. Мой новый знакомый Олег, который уже ездил в другой американский лагерь и успел познакомиться с местной кухней, сказал: «Мы заплатили столько бабок, чтобы два месяца нормально поесть». И действительно, думаю, несмотря на достаточно тяжелую работу, большинство русских в лагере заметно поправились. Я, видимо, не был исключением. Но последующее путешествие с отсутствием четкого режима питания помогло избавиться от приобретенных килограммов.
Кроме жилища, лагерь удивил еще одним своим «достоинством», — здесь не было выхода в Интернет. Поскольку именно электронная почта всегда служила для меня дешевым и надежным средством связи, а на телефонные переговоры я решил тратиться только в крайнем случае, мы с Олегом отправились в ближайшую библиотеку. В ней, по слухам, можно было выйти в Интернет.
Доехали мы до библиотеки старым испытанным способом — автостопом. Уже на выезде из лагеря застопили машину, и молодой водитель подбросил нас до самой библиотеки. Этот парень оказался бывшим украинцем по имени Стас — вначале он еще говорил по-английски, но потом перешел на русский и даже поставил в магнитоле песню Шевчука. Обратно, кстати, нас до самого лагеря довез американец, который назвал себя православным христианином (его родители были родом из России). Даже в американской глуши многое напоминает о родине.
Библиотека находилась рядом с дорогой в близлежащем маленьком городке. Небольшое аккуратное здание по размеру было не больше, чем библиотека в небольшом российском городе. Внутри мы обнаружили молодую библиотекаршу, стеллажи с кучей книг, два шкафа с видеокассетами (которые тоже можно было брать на читательский билет) и шесть компьютеров с выходом в Интернет. Не все работали идеально, некоторые вообще ужасно тормозили. Но это место на девять недель оказалось для меня чуть ли не единственным средством связи с родными и знакомыми и способом узнавать о происходящих в мире событиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33