– Дети все тебя любят. Правда. Я получаю отличные от них отзывы, особенно по классу перевоплощения, и я надеюсь, что, когда мы уладим наши маленькие деловые проблемы, ты окончательно решишь остаться. – Он опустился в кресло, единственное в комнате, и заговорщицки подмигнул мне. – У тебя есть все, чтобы стать хорошим преподавателем и помощником для такого невежественного прохвоста, как я.
– Ну, не такого уж и невежественного.
В лести мы не уступали друг другу. К тому времени, когда я покончу с Баком Лонером, он уже не будет столь заносчивым, или я не Майра Брекинридж, у ног которой пресмыкались, раздавленные ее презрением, самые заносчивые, вымаливая возможность хотя бы коснуться своими грубыми руками ее – моего – хрупкого тела, слишком прекрасного для этого или, во всяком случае, их мира. Я женщина.
– Должна сказать, что после недельного знакомства с вашими студентами я поняла наконец, что такое перенаселение. Ум не является отличительной особенностью нынешнего поколения. Они как местные апельсины – яркая внешность и никакого вкуса.
Я хотела уязвить. Мне это удалось. Бак откинулся в кресле, как будто я ударила его по лицу, огромному, круглому, цвета золотой осени.
– Ну, это совсем, совсем несправедливо, Майра. В самом деле очень несправедливо. – Казалось, он совершенно не знал, что бы сказать в защиту.
Как бы там ни было, я не давала ему опомниться.
– Я убедилась, что школьная система в Соединенных Штатах находится в состоянии чудовищного кризиса, и теперь я понимаю, какое влияние оказывает телевидение на мыслительный процесс тех, кто провел свое детство, уткнувшись в «ящик»; приходится признать, что эти молодые люди – новая порода, которая выделилась из общей массы в своем стремлении заиметь жизненный опыт, и я не могу назвать знаниями то, что они имеют в результате; возможно, ординарность – это то, что больше всего здесь подходит. Во всяком случае, я нахожу необыкновенно трудным пробиться к ним даже с самой простейшей мыслью, но, поскольку я американка, воспитанная эпохой великого кино, мне хотелось бы верить, что наша культура еще жива, еще способна создавать шедевры, подобные фильму «С тех пор, как тебя нет». Поэтому должна сказать: то, что вы собрали здесь, – это отбросы нации, неудачники, невротические личности, мечтатели, оторванные от реальности, короче, мудаки, явно образующие меньшинство в нашей культуре, жертвы того, что произошло в Далласе 26 ноября 1963 года!
Я окончательно добила его. Он совершенно съежился в своем кресле, сжался передо мной. Под моим высокомерным и пристальным взглядом его огромное открытое лицо стало замкнутым и непроницаемым. Честно говоря, для меня не могло быть большего удовольствия, чем, глядя прямо в такое открытое лицо, быстро сказать все, что нужно, чтобы «закрыть» его. Майрон не одобрял эту мою особенность, но я и сейчас продолжаю считать, что если человек прав, то не может быть ничего, что нельзя было бы высказать, и лица, которые я вот так на некоторое время «закрывала», в конечном счете становились лучшими лицами с точки зрения работы с ними.
Бак пытался возражать:
– Эти мальчики и девочки – срез нынешнего поколения этой страны, не хуже и не лучше. Что в них есть необыкновенного, из-за чего они не идут в Гарвард, в эту вашу Школу бизнеса, так это непреодолимое желание попасть в шоу-бизнес и стать любимцами публики, стремление к тому, чтобы их имена стали известны во всем мире, а это, поверь мне, единственное, что может по-настоящему принести удовлетворение в жизни всякого человека, если он действительно одержим, как я, например, или как они.
– Дорогой Бак, – я вложила в свой голос теплые, слегка хрипловатые нотки Джин Артур, – вы необыкновенны. Уникальны. Вы были – и продолжаете быть – звездой. Вы были и благодаря телевидению, которое показывает ваши старые фильмы, по-прежнему остаетесь любимцем публики. Вы будете жить долгое время после того, как эти два тела, ваше и мое, превратятся в прах, и не станет этой комнаты, и эти мальчики и девочки состарятся и умрут, а их потомки придут и умрут. Бак Лонер, «Ковбой, поющий и стреляющий» из старых радиопередач, верхом на Спорко будет скакать в воображении всего мира. Вы – на все времена. Они – нет, и никогда не будут.
Я его доконала. Моя любимая двухходовка, которой меня научил Майрон: сначала большая лесть с крупицей правды (выращенная в раковине искусственная жемчужина), затем короткий смертоносный удар. Его лицо выражало одновременно восторг и смятение. Этот раунд за Майрой.
– Ладно, дорогуша, я понимаю, что ты имеешь в виду, это действительно тонкий вопрос. Да, я сделал восемнадцать полнометражных вестернов, это правда, и этот ублюдок мой адвокат ни разу не вставил в мои контракты пункта о перепродаже на ТВ, несмотря на то, что однажды я сказал ему: «Сидни, раньше было радио, теперь приходит время телевидения. И когда это время наступит, фильмы Бака Лонера будут на вес платины». Но он не обращал внимания на мои слова и… Однако мы говорим сейчас не об этом. Да. Мы говорим о детях, верно? – Он нахмурился. – Это хорошие дети, в большинстве своем из непривилегированных семей, они из разных мест, и они добирались сюда на попутных машинах, сюда, в солнечную Калифорнию, в надежде, что смогут стать звездами, как я. Они подрабатывают где придется, чтобы обеспечить себя, пока учатся в Академии, а мы заняты этим адским трудом, стараясь выявить творческий потенциал каждого…
– Бросьте трепаться, папочка, – сказала я, к своему удивлению, перейдя на жаргон пятидесятых, который так забавлял Майрона, а у меня вызывал отвращение. – Вы занимаетесь этим, чтобы делать деньги, и вы делаете их.
Было видно, что я больно задела его.
– Ну, милая, сейчас я, конечно, делаю деньги, или, вернее сказать, поддерживаю существование, недвижимость в этих престижных районах такая дорогая… – Заметив усмешку на моем лице (и понимая, что ему не удалось меня обмануть), он быстро переключился на предмет, менее щекотливый, чем наша совместная собственность. – Как бы там ни было, я хочу видеть этих мальчиков и девочек счастливыми, потому что – ты можешь смеяться и, возможно, будешь – я верю в Любовь и стараюсь создать эту атмосферу здесь, где они, насколько это возможно, ограждены от жестокости окружающего мира, с которой они и так сталкиваются нередко, работая прислугой, разносчиками и так далее, не говоря уже, что часто они чувствуют себя несчастными далеко от дома. Я пытаюсь передать им волшебство и волнующую силу шоу-бизнеса, славы, популярности и при этом избавить их от боли, лжи, всех тех ужасных испытаний, которым подвергает каждого реальный шоу-бизнес, где ежедневно разбивается столько сердец – бессмысленно, бесцельно, но так уж там все происходит. По крайней мере здесь у них есть возможность показать себя на внутреннем телевидении, а потом прочитать серьезные и конструктивные рецензии в нашей газете. У них есть возможность записать пластинки, которые прокручивают по нашей радиосети. Их учат, как давать интервью для прессы, и они могут потом прочитать эти интервью в школьном журнале. Это факт, что еще совсем недавно, пока их не приостановили, наши ночные ток-шоу были не хуже, чем на Эн-би-си, и наших звезд интервьюировал их же товарищ, сам звезда не хуже Джонни Карсона . Так что благодаря всему этому более тысячи одаренных молодых мужчин и женщин почувствовали себя счастливыми в этих стенах.
Он был в высшей степени эффектен. Когда он заговорил о бессмысленно разбитых сердцах (фразочка из тех, что вызывали насмешки Майрона), признаюсь, слезы навернулись мне на глаза. Это было похоже на то, что произнесла Бетти Хаттон после одного из ее многочисленных провалов на телевидении. Она была неудачницей. Может, потому, что не осознавала, что она настоящая богиня; а что это именно так, показали все эти картины, снятые на «Парамаунт» в сороковых, – фильмы, в которых она была демоном-шутом, любимицей богов-олимпийцев. Мудрый Паркер Тайлер писал: «Как комедийная актриса Бетти Хаттон – это своеобразный иероглиф, который символизирует нечто глубоко укоренившееся в современной морали: подсознательный импульс, под действием которого девушка сначала избегает поцелуя, рассчитывая, что ее будут добиваться, потом позволяет себя поцеловать и наконец целует сама».
Никогда Тайлер не был более точен в отношении Хаттон, чем при описании ее жестикуляции, напоминающей движения эпилептика. Здесь за энергичным кривлянием разглядел глубокую суть: американские женщины жаждут, чтобы мужчины их насиловали. И наоборот: в каждом американце заложено страстное стремление Бостона Стрэнглера сломать шею во время оргазма. Мы – раса насильников.
Мы с Баком признали, что расходимся во мнениях. И хотя он глупец, он все же человек с характером, добивающийся своего, а значит – опасный противник. Потребуется весь мой талант, чтобы уничтожить его… а уничтожить его я должна, и не только потому, что он надул меня с законным наследством Майрона; Бак олицетворяет все то, что я ненавижу в культуре, которая пришла на смену культуре сороковых: узаконенную небрежность в мыслях и творчестве. Все это как бы, как бы, как бы… «как бы помогите», как сказал один калифорниец, когда тонул. От этого «как бы», которым они все пользуются, у меня скулы сводит. Дело не в том, что я строга по части грамматики. Я понимаю, что определенная стилистическая грязь необходима, чтобы создать впечатление непосредственности и спонтанности, являющейся своеобразной приметой постгуттенбергской прозы, если, конечно, таковая существует. Я протестую против «как бы» из-за его бессмысленной неопределенности. «Который час, Расти?» – «Вроде три, мисс Майра», – отвечает тот, посмотрев на часы. Он знает точное время, но предпочитает быть «приблизительным». Что ж, придется среди прочего научить его правильно указывать время.
ДНЕВНИКИ БАКА ЛОНЕРА
Запись № 715, 5 февраля
Флеглер и Флеглер считают что по этому делу на многое рассчитывать не стоит они говорят что завещание Гертруды по которому она оставила свою долю собственности Майрону законно и что завещание Майрона хотя составлено не адвокатом засвидетельствовано правильно и может быть представлено в суд и он оставил все своей жене Майре так что половина собственности ее по закону эта несправедливость ударит по мне кто знает сколько может стоить эта земля даже несмотря на то что это Вествуд адвокаты предлагают договориться с ней по текущей цене это может быть около двухсот тысяч баксов которые я не намерен платить но это еще не все она ведет даже более серьезную игру чего стоит ее шуточка по поводу разбухших штатов Академии я ненавижу эту женщину и молю бога чтобы нашелся способ избавиться от нее раз и навсегда Флеглер и Флеглер проверяют сейчас точно ли они были женаты с этим молокососом племянничком наша единственная надежда доказать что брак не был зарегистрирован или что-то в этом роде тем временем я буду ее обхаживать как смогу с новой строки употребление наркотиков недопустимо не только потому что это незаконно или вредит здоровью но и потому что это плохо отражается на способностях тех кто их принимает я должен подробнее расписать в статье прежде чем люди из отдела по борьбе с распространением наркотиков надерут мне задницу бред повсюду в Лос-Анджелесе люди убивают друг друга а все о чем могут думать наши местные копы это косячок который выкурят эти детки и который для них менее вреден чем выпивка да мир свихнулся это точно с новой строки не забыть позвонить Хильде чтобы прислала мне новую массажистку канадку-франкофонку в понедельник говорят она великолепна и знает о массаже все не забыть захватить чатни для Бобби Дин она сегодня готовит карри.

13
Я заперлась в ванной. Несколько человек пытались войти, но я всякий раз кричала им: «Воспользуйтесь другой уборной», – и они уходили, несправедливо полагая, что я здесь с мужчиной, хотя на самом деле я просто пыталась спрятаться от вечеринки.
Я чувствовала себя очень странно. Я только что выкурила целую сигарету с марихуаной, чего никогда раньше не делала. Мы с Майроном иногда употребляли наркотик, но это бывала одна сигарета на несколько человек, не более. Мне никогда не доводилось выкуривать сигарету целиком. Я всегда считала, что наркотики на меня не действуют, но, видимо, я ошибалась.
Похоже, я плакала. Круг возле ванны, нет, два круга, один светлый, другой темный, его и ее, давили на меня. Что я делаю? Я, Майра Брекинридж, Женщина, бредущая по пустыне в своем длинном волочащемся платье. Внезапно я увидела моего любовника, священника, пожертвовавшего небесным покровительством ради моего тела. Я простерла руки и побежала к нему по серебристым пескам…
Я едва могу писать. Все расплывается у меня перед глазами, но я должна точно зафиксировать мои впечатления, потому что они необыкновенно сильные и важные. Окно в мир прозрения наконец-то распахнулось, и теперь я знаю, что то, о чем я всегда догадывалась, является правдой: я знаю, что время – это течение пространства, что мини-юбки слишком коротки для меня, что мир тесен. Это ад.

14
Ужасное похмелье, результат взаимодействия джина и марихуаны, ведь сама по себе марихуана не должна давать последствий, если, конечно, это не легенда, придуманная наркоманами. Я в своем офисе, пытаюсь подготовиться к первому сегодняшнему занятию. Пишу эти строки с громаднейшим усилием. Мои руки дрожат. Я чувствую себя совершенно больной.
Вечеринку устроил один из студентов музыкального отделения, Клем или Клинт, что-то в этом роде. Я никогда раньше с ним не встречалась, но вчера утром Глория Гордон (она в моем классе по перевоплощению) сказала мне, что у него бывают изумительные «отвязные» вечеринки и что я буду желанной гостьей, поскольку он, Клем или Клинт, давно уже заочно восхищается мной.
Итак, говоря поэтически, Лаура пришла на вечеринку к Петрарке, и теперь у нее раскалывается голова. Это было слишком унизительно, и, даже когда я в одиночестве лежала в пустой ванне с двумя кругами, уставившись на электрическую лампочку, у меня было чувство, что я на виду у всего мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25