Его спокойные слова заставили большую часть хулиганов покинуть ложу; они рассовали закуски по карманам и поспешили обратно в зал, но тот, который сражался с Аластером, не хотел уходить.— Вы что, кровопийцы поганые, думаете, можете отделаться от нас несколькими пирожными? Мы все эти годы обливались кровью, теперь посмотрим — какого цвета она у вас! — крикнул он. Внезапно в его руке сверкнул нож. Он ударил им Аластера, который этого вовсе не ожидал и не успел увернуться. Нож полоснул ему по предплечью. Хамерфел вскрикнул от боли и тут же принялся сам махать ножом, одновременно пытаясь обмотать полу плаща вокруг руки. Эрминия в ужасе закричала:— Стража! Стража!Тут же ложа заполнилась стражниками, одетыми в черно-зеленые плащи. Они схватили хулигана, который в оцепенении смотрел на сочившуюся из раны Аластера кровь.— С вами все в порядке, ваи дом? — спросил один из стражников. — Сегодня в городе полно всякого сброда, они даже перевернули портшез королевы.— Со мной все в порядке, — сказал Аластер. — Я не понял, чего он хочет…Он опустился на стул, слабея от вида крови, сочившейся из раны на руке.— Одному богу известно, чего они хотят, — ответил стражник. — Сомневаюсь, что он сам это знает — что скажешь, свинья? — спросил он, грубо ткнув юношу кулаком. — Он вас сильно ранил?Лорд Эдрик достал полотняный платок и перетянул руку Аластеру, чтобы остановить кровь.Аластер, побледнев, глядел, как платок пропитывался кровью.— Нет, рана не глубокая, отпустите парня. Но если он еще раз мне попадется…Флория склонилась над Аластером.— Мне не важно, что вы с ним сделаете, только уберите его с глаз долой, — бросила она стражникам. Затем сняла повязку и мягко сказала:— Я ведь — Наблюдающая. Дай-ка посмотрю, насколько она глубока.Она раскрыла ладонь и осторожно, не дотрагиваясь, провела ею поверх его руки.— Рана не серьезная, но задета вена.Эрминия достала свой звездный камень и сконцентрировалась на ране. Через какое-то мгновение кровотечение остановилось.— Ну вот, теперь, я думаю, нет ничего страшного.— Мальчик мой, я просто не могу поверить, что такое могло произойти в нашей ложе, — сказал лорд Эдрик. — Чем я могу все это загладить?— Похоже, сегодня вечером досталось всем, — произнесла Эрминия, оглядывая зал. К этому времени стражники уже контролировали ситуацию и теснили хулиганов к дверям.Один пожилой человек, бедно одетый, начал громко протестовать, когда охранники попытались выставить его за дверь:— Послушайте, я не один из них! Я купил билет, как все нормальные люди! Неужели, чтобы послушать концерт, я обязательно должен быть в шелковых портках? И это — справедливость Хастуров?Дом Гейвин Деллерей, стоявший в этот момент у края сцены, соскочил в партер.— Оставьте его, — крикнул он. — Я его знаю, это слуга моего отца!— Как угодно, милорд, — сказал охранник. — Извини, дружище, но как вас различить, когда вы все одеты в рвань!Эрминия коснулась рукава сына и спросила:— Может, вызвать портшез? Или ты хочешь дослушать концерт до конца?Флория по-прежнему держала руку Аластера. Двигаться ему сейчас не хотелось. Девушка смотрела на него с притворным негодованием.— Думаю, ему не стоит сейчас никуда уходить, — произнесла она. — Гвин, налей ему немного вина, если эти хулиганы не все выпили. Присаживайтесь, Эрминия. Вы ничуть не хуже можете послушать концерт из нашей ложи.Переполох постепенно затих. Оркестр заиграл увертюру, и Эрминия села рядом с Аластером. Но, слушая музыку, она вся дрожала. Что происходит с городом, который она так хороши знала? Распоясавшиеся хулиганы считали ее и сына какими-то чудовищами, а она была просто женщиной, которая много трудится и вовсе не богата. Что вообще они могли иметь против нее?Эрминия заметила, что Флория все еще держит руку Аластера. Флория и Аластер приходились друг другу родственниками, вместе росли и были подходящей парой. Почему же ее одолевало беспокойство?Она посмотрела на королевскую ложу. Королева Антонелла по-прежнему сидела, отставив хромую ногу на подушку, и спокойно поглощала ореховые пирожные, словно никаких волнений и в помине не было. И Эрминия вдруг рассмеялась, она хохотала и не могла остановиться. Из других лож на нее начали бросать сердитые взгляды. Тогда Эдрик подошел и предложил ароматической соли и глоток вина, но она не могла остановиться, хотя пыталась, и в конце концов Эдрику ничего не оставалось, как вывести ее в фойе, где она продолжала хохотать до тех пор, пока смех не перешел в рыдания. 6 Конн Хамерфел внезапно проснулся и с криком схватился за руку, ему показалось, что он ранен. Он никак не мог прийти в себя в тишине, нарушаемой лишь тяжелым воем метели да храпом спящих вокруг людей. Лишь догорающие в очаге угли светили во тьме, как маленькие красные глаза. Они едва освещали подвешенный на крюке котел, из которого струился ароматный пар. Рядом с ним, пялясь в темноту, сел Маркос.— Что случилось, мой мальчик?— А-а, вроде бы кровь пошла… — смущенно пробормотал Конн и тут, окончательно проснувшись, удивленно произнес, — но ведь нет никакой крови…— Опять тот же сон?— Но это было как наяву, — сказал Конн удивленным, немного заспанным голосом. — Был кинжал, мы дрались, ворвался какой-то человек, вокруг меня толпились люди в таких красивых одеждах, какие я мог видеть только в мечтах, потом — старик, мой родственник, извиняющийся передо мной… и прекрасная девушка в белом платье, которая… — Он замолк и насупился, растирая пальцами предплечье, как будто удивляясь, что оно не мокрое от крови. — Я не знаю — как, но кровь она остановила… — Он опять улегся на жесткий соломенный матрас. — Она была так прекрасна…— Опять твоя дева из снов? — мягко рассмеялся Маркос. — Ты и раньше говорил о ней, но это было давно. Та же самая? А еще там что-нибудь было?— О да — музыка и какой-то человек, смеявшийся над моими наследными правами и затеявший свару… а еще… моя мать и еще многое, чего я не понимаю, — сны бывают иногда такие неясные…Он вздохнул, и Маркос, подтянувшись со своего соломенного тюфяка поближе к Конну, сжал руку молодого человека.— Тише, не буди людей. — Он указал на четырех человек, лежавших рядом. — Поспи, сынок. У нас впереди длинная ночь и длинный день. Сейчас не время волноваться из-за снов. Отдыхай, пока можешь, как минимум до полуночи они не придут.— Если они вообще придут, — сказал Конн. — Ты слышишь, какая буря на улице. Если они выйдут в такую погоду, значит, они просто фанатики.— Обязательно придут, — уверенно заявил Маркос. — Попытайся поспать еще час-другой.— Но если это не сон, то что это могло быть? — спросил Конн.Понизив голос, Маркос неохотно ответил:— Знай, твоя семья обладает лараном, твоя мать была лерони, и мы обязательно поговорим об этом в другой раз. Это необходимо. Но сегодня нам надо думать о другом — о тех, кто идет сюда.— Я не понимаю… — начал было Конн, но не закончил, сделав вид, что прислушивается к завыванию ветра и ударам снега в ставни. Восприняв то, что ощущал в данный момент его приемный отец, он понял: старик был озабочен гораздо больше, чем это могло быть из-за простого сна, пусть даже и повторяющегося.Если не считать шока и столь сильной боли, что он проснулся от нее, и ощущения, что его ранили, то все это было не слишком необычно для Конна; такие сновидения о другой жизни неоднократно посещали его и раньше, хотя он редко говорил о них со своим приемным отцом. Там он вел жизнь, вовсе не такую суровую, как в маленькой горной деревушке, где он вынужден был скрывать свой титул, известный лишь нескольким людям. В снах он жил в большом городе, окруженный роскошью, какую трудно было даже себе представить. Его здорово обеспокоило, когда он понял, что Маркос признает за этими уже ставшими привычными видениями определенный элемент реальности.Маркос был его первым сознательным воспоминанием. Даже ценой большого напряжения он больше ничего не мог воскресить в своей памяти, кроме пожара, где-то на самом краю сознания, да иногда — мягкого голоса, что-то напевавшего ему во сне. Когда Маркос понял, что Конн все же сохранил какие-то воспоминания о пожаре, он сообщил ему его настоящее имя, рассказал историю сгоревшего Хамерфела и как при пожаре погибли его отец, мать и брат. Когда мальчик подрос, Маркос показал ему выгоревшие развалины, некогда бывшие гордой крепостью Хамерфел. Воспитатель поведал, что он — единственный живой мужчина, в ком течет кровь Хамерфелов, и что главная задача его жизни — это заботиться о позабытых всеми людях, принадлежавших клану Хамерфелов, а также отвоевать обратно земли, отстроить замок и восстановить герцогство.Конн попытался заставить себя снова заснуть и провалился в темную бездну сновидений. Последней его мыслью было воспоминание о девушке, исцелившей его призрачную рану.Маркос говорил, что он телепат. Тогда, возможно, он видел девушку с помощью ларана? Обладал ли его дар способностью к предвидению и не должна ли она войти в его жизнь?Конн плавал в сновидениях, где рядом с ним была прекрасная девушка. Вдруг за стенами полуразрушенной хижины раздался топот копыт. Юноша тут же проснулся и потянулся, чтобы разбудить Маркоса. Хижина, которую они сейчас занимали, была похожа на ту, в которой они с Маркосом жили на самой границе Хамерфела, за исключением того, что в той обитала молчаливая старуха, которая готовила для них и ухаживала за Конном, когда тот был еще слишком мал, чтобы оставаться одному во время отлучек Маркоса.— Пора, — прошептал он. — Они идут.— Вот и сигнал, — подтвердил Маркос, когда снаружи три раза прокричала птица. Он зажег лампу, и в комнате зашевелились другие мужчины, вставая с лавок и натягивая обувь.Маркос подошел к двери и распахнул ее настежь. Старые петли так жутко заскрипели, что Конн поморщился.— Я бы услыхал этот скрип даже на дальнем конце Стены Мира, — недовольно буркнул он. — Смажь их, а то в горах их звук слышен не хуже набата.— Да, мой господин, — согласился Маркос. Когда они были одни или среди тех, кто не знал истинного имени Конна, он обращался к нему со словами «сынок» или «мастер Конн», но с тех пор, как Конну исполнилось пятнадцать, Маркос, в присутствии посвященных в тайну, неизменно величал его соответственно титулу.В комнату, где они спали, вошли шестеро человек, разгоряченных скачкой. Несмотря на небольшие сени, вслед за ними ворвался ледяной ветер и снег, так что последнему вошедшему пришлось с силой захлопнуть дверь.В тусклом свете Маркос поднялся и спросил командира конного отряда:— Ты уверен, что никто тебя не выследил?— Если бы на всем пространстве от этого дома до Стены Мира оказался хотя бы снежный заяц, я бы съел его сырым, с шерстью и потрохами, — ответил большой грузный человек в кожаной куртке, с рыжей кучерявой бородой. — В лесу лишь снег, я удостоверился.— Все люди хорошо вооружены? — спросил Конн. — Дайте-ка я сам посмотрю ваше оружие.Он быстро оглядел обнаженные мечи и пики, все очень старые и вряд ли более грозные, чем обычные вилы, но хорошо начищенные и заточенные.— Отлично, значит, мы готовы. Но вы, наверное, продрогли от холода. Посидите немного, у нас приготовлено для вас горячее вино.Он подошел к очагу и начал черпать дымящийся пунш в кружки, раздавая их всем присутствующим.— Выпьем и пойдем.— Одну минуту, молодой господин, — сказал Маркос. — Прежде чем мы сядем на коней, я хочу кое-что для тебя сделать. — С торжественным и таинственным видом он полез в старый сундук, стоявший в дальнем конце комнаты. Затем обернулся и произнес: — С того самого дня, когда сгорел Хамерфел, я хранил его для тебя. Это — меч твоего отца.Конн от неожиданности чуть было не выронил кружку, но все же удержал ее и отдал рыжебородому. Он взял меч и, явно потрясенный, сжал эфес. До сих пор у него не было ни одной семейной реликвии. Маркос сказал, что огонь уничтожил все, принадлежавшее его отцу. Люди высоко подняли кружки. Рыжебородый прокричал:— За нашего молодого герцога!— Спасибо тебе, Фаррен, спасибо всем вам. Пусть сегодняшняя ночь станет началом пути к цели. — Подумав, Конн добавил: — Есть старая пословица: «Боги дают тому, кто прежде чем просить, хорошо потрудился сам».Он вложил старинный меч в ножны, позже он изучит выгравированные на нем руны, пытаясь представить судьбы прежних хозяев оружия.Фаррен обратился к Конну:— Распоряжайся нашими жизнями, мой господин. Но куда мы идем сегодня? Маркос сказал лишь, что мы нужны тебе, и мы пришли в память о твоем отце. Не позвал же ты нас в эту бурю, чтобы мы выпили за твое здоровье, хотя пунш был превосходный, или чтобы посмотрели, как тебе вручат меч Хамерфелов.— Ты прав, — ответил Конн. — Вы здесь потому, что до меня дошли сведения, будто наш старинный враг, Ардрин Сторн, собирается спалить деревню, принадлежащую Хамерфелам.— Это в такую-то бурю? Но зачем это ему?— Он уже не в первый раз жжет дома наших арендаторов и выкидывает их на мороз, когда они не могут сражаться, а должны бежать, чтобы спрятаться от стихии, — сказал Конн. — Я слышал, что он хочет развести много скота на шерсть, для этого ему нужны наши земли. Овцы приносят больший доход, чем обрабатывающие землю арендаторы.— Да, это так, — произнес Фаррен, — он выгнал моего деда с маленькой фермы, на которой тот прожил пятьдесят лет, и бедному старику ничего не оставалось, как отправиться в города Нижних Земель. Он нанялся там кладовщиком, да и то ему, считай, повезло. И теперь на землях, где дед растил урожай, пасутся овцы.— Не один лишь Сторн следует этой порочной практике, — заметил Конн. — Судьбы его арендаторов меня не волнуют. Но я поклялся, что люди Хамерфелов не будут страдать от этого. Я не знал про твоего деда, Фаррен, но если в конце концов я одержу победу над Сторном и верну свои земли, то возвращу ему дом. Старые и слабые не должны проливать пот за миску овсяной каши.— Благодарю тебя от его имени, — произнес Фаррен, склоняясь, чтобы поцеловать руку господина, но Конн покраснел и вместо этого протянул ладонь для дружеского пожатия.— А теперь — пошли. Люди Сторна нападут ночью. Но сегодня Сторн узнает, что Хамерфел жив и не оставит его преступления безнаказанными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31