«Но он никогда не говорил, что обладает Зрением! Какой ребенок не похвастался бы таким даром, имей он его?» Но вдруг он и вправду скрывал свой дар, радуясь именно тому, что ему известны вещи, никому более не ведомые? От этой мысли Моргаузе вдруг сделалось не по себе, и на миг она почти испугалась своего воспитанника. Она поняла, что мальчик заметил это, — и отнюдь не огорчился.
Но он сказал лишь:
— Ну, разве не удачно получилось, матушка, что у нас есть медовый пирог и печеная рыба, и мы одеты в наши лучшие наряды и можем принять посланцев Авалона с подобающей пышностью?
— Да, — согласилась Моргауза, глядя на приемного сына. — И вправду, очень удачно, Гвидион.
Когда Моргейна вышла на главный двор, чтобы приветствовать гостей, ей вспомнился вдруг тот день, когда Вивиана и Талиесин приехали в отдаленный замок Тинтагель. Талиесину такие путешествия, наверное, давно уже не под силу, хотя он еще жив. Если бы он умер, она непременно об этом услыхала бы. А Вивиана больше не ездила верхом, в мужском платье и сапогах — скорости ради, — не считаясь ни с чьим мнением.
Гвидион смирно стоял рядом с королевой. Сейчас, в своей ярко-оранжевой тунике, с аккуратно зачесанными темными волосами, он был очень похож на Ланселета.
— Кто эти гости, матушка?
— Думаю, это Владычица Озера, — ответила Моргауза, — и мерлин Британии, Посланец богов.
— Ты говорила, что моя мать была жрицей на Авалоне, — сказал Гвидион. — Быть может, их появление как-то связано со мной?
— Ну-ну, не болтай то, чего не знаешь! — резко одернула его Моргауза, потом смягчилась. — Я не знаю, зачем они приехали, милый. Я не наделена Зрением. Но, может быть, ты и прав. Я хочу, чтобы ты разносил вино, слушал и все запоминал, но сам помалкивал, пока тебя не спросят.
Моргаузе подумалось, что ее родным сыновьям было бы нелегко выполнить это требование — Гавейн, Гахерис и Гарет были шумными и любопытными, и их трудно было научить придворным манерам. Они походили на огромных дружелюбных псов, а Гвидион — на кота, бесшумного, вкрадчивого, изящного и внимательного. Такой была в детстве Моргейна… «Вивиана дурно поступила, выгнав Моргейну, даже если и рассердилась на нее за то, что та понесла ребенка… и с чего вдруг это так ее задело? Она и сама рожала детей — и среди них этого чертова Ланселета, который посеял такую смуту в королевстве Артура, что отголоски дошли даже до нас. Все слыхали, в какой он милости у королевы».
Хотя — а с чего вдруг она решила, будто Вивиана не хотела, чтобы Моргейна родила этого ребенка? Моргейна поссорилась с Авалоном, но, возможно, эту ссору затеяла она сама, а не Владычица Озера.
Моргауза с головой ушла в размышления; но тут Гвидион коснулся ее руки и едва слышно пробормотал:
— Твои гости, матушка.
Моргауза присела в глубоком реверансе перед Вивианой, которая словно бы усохла. Прежде казалось, что годы не властны над Владычицей Озера, но теперь Вивиана выглядела увядшей, лицо ее избороздили морщины, а глаза запали. Но ее очаровательная улыбка осталась прежней, а низкий грудной голос был все таким же мелодичным.
— Как я рада тебя видеть, милая сестра, — сказала она, поднимая Моргаузу и заключая ее в объятия. — Сколько же мы не виделись? Ах, лучше не думать о годах! Как молодо ты выглядишь, Моргауза! Какие прекрасные зубы, и волосы такие же блестящие, как всегда. С Кевином Арфистом вы уже встречались на свадьбе Артура — он тогда еще не стал мерлином Британии.
Кевин тоже постарел, ссутулился и сделался скрюченным, словно старый дуб. Что ж, подумала Моргауза, это вполне умеет, но для человека, который якшается с дубами, — и почувствовала, как губы ее невольно растягиваются в усмешке.
— Добро пожаловать, мастер Арфист, то есть я хотела сказать — лорд мерлин. А как там благородный Талиесин? Он все еще пребывает среди живых?
— Он жив, — ответила Вивиана. Когда она произнесла это, из паланкина вышла еще одна женщина. — Но он стар и слаб, и ему теперь не под силу подобные путешествия.
Затем она сказала:
— Это дочь Талиесина, дитя дубрав — Ниниана. Так что она приходится тебе сводной сестрой, Моргауза.
Моргауза слегка смутилась, когда молодая женщина шагнула вперед, обняла ее и произнесла певучим голосом:
— Я рада познакомиться с моей сестрой.
Ниниана была так молода! У нее были чудесные золотистые волосы с рыжеватым отливом, голубые глаза и длинные шелковистые ресницы. Вивиана пояснила:
— С тех пор, как я постарела, Ниниана путешествует со мной. Кроме нее — и меня — на Авалоне не осталось более никого, в чьих жилах текла бы древняя королевская кровь.
Ниниана носила наряд жрицы; ее чудесные волосы были перехвачены на лбу тесьмой, которая, однако, не скрывала знака жрицы — недавно нарисованного синей краской полумесяца. Она и говорила как жрица — хорошо поставленным, исполненным силы голосом; но рядом с Вивианой девушка казалась юной и слабой.
Моргаузе стоило немалого труда вспомнить, что она тут хозяйка, а это ее гости; она чувствовала себя, словно девчонка-поваренок, оказавшаяся вдруг перед двумя жрицами и друидом. Но затем она гневно напомнила себе, что обе эти женщины — ее сводные сестры, а что касается мерлина — то он всего лишь старый горбун!
— Добро пожаловать в Лотиан и в мой замок. Это мой сын Агравейн: он правит здесь, пока Гавейн находится при дворе Артура. А это мой воспитанник, Гвидион.
Мальчик изящно поклонился высокопоставленным гостям, но пробормотал лишь нечто неразборчиво-вежливое.
— Красивый парнишка и уже большой, — сказал Кевин. — Так значит, это и есть сын Моргейны? Моргауза приподняла брови.
— Можно ли скрыть что-либо от того, кто наделен Зрением?
— Моргейна сама сказала мне об этом, когда узнала, что я еду на север, в Лотиан, — сказал Кевин, и по лицу его промелькнула тень.
— Так значит, Моргейна снова обитает на Авалоне? — спросила Моргауза. Кевин покачал головой. Моргауза заметила, что Вивиана тоже выглядит опечаленной.
— Моргейна живет при дворе Артура, — сказал Кевин.
— У нее есть дело во внешнем мире, которое следует исполнить, — добавила Вивиана, поджав губы. — Но в назначенный час она вернется на Авалон. Там ее ждет место, которое ей надлежит занять.
— Ты говоришь о моей матери, Владычица? — тихо спросил Гвидион.
Вивиана в упор взглянула на Гвидиона — и внезапно старая жрица показалась высокой и величественной. Моргаузе эта уловка была привычна, но Гвидион видел ее впервые. Владычица Озера заговорила, и голос ее заполнил двор:
— Почему ты спрашиваешь меня об этом, дитя, когда ты и сам прекрасно знаешь ответ? Тебе нравится насмехаться над Зрением, Гвидион? Будь осторожен. Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь — и в этом мире немного вещей, которые мне неведомы!
Гвидион попятился, приоткрыв рот и, в одно мгновенье превратившись во всего лишь не по годам развитого ребенка. Моргауза приподняла брови; так значит, он еще способен кого-то и чего-то бояться! На этот раз мальчик даже не попытался ни оправдаться, ни извиниться — вся его бойкость куда-то исчезла.
Моргауза поспешила снова взять дело в свои руки.
— Пойдемте в дом, — сказала она. — Все уже готово для вас, сестры мои, и для тебя, лорд мерлин.
Взглянув на красную скатерть, которую она сама постелила на главный стол, на кубки и красивую посуду, Моргейна подумала: «Да, мы живем на краю света — но не в хлеву!» Она провела Вивиану к креслу с высокой спинкой, которое обычно занимала сама, и усадила рядом с ней Кевина Арфиста. Ниниана, поднимаясь на помост, споткнулась, но Гвидион мгновенно поддержал ее.
«Так-так, наконец-то наш Гвидион начинает обращать внимание на красивых женщин. А может, это просто хорошие манеры? Или он хочет снова снискать расположение после того выговора, который ему учинила Вивиана?»
Моргауза прекрасно понимала, что никогда не узнает ответа на этот вопрос.
Рыба прекрасно удалась (красную рыбу вообще хорошо запекать — она легко отделяется от костей), а медовый пирог был достаточно велик, чтобы его хватило почти на всех домочадцев; кроме того, Моргауза велела принести побольше ячменного пива, чтобы трапеза была праздничной для всех. На столе было вдосталь свежевыпеченного хлеба, молока, и масла, и сыра из овечьего молока. Вивиана, как всегда, ела мало, но оценила угощение по достоинству.
— У тебя воистину королевский стол. Лучше меня не принимали даже в Камелоте. Я никак не ожидала, явившись без предупреждения, встретить такой прием, — сказала она.
— Так ты была в Камелоте? Видела ли ты моих сыновей? — спросила Моргауза, но Вивиана покачала головой и нахмурилась.
— Нет. Пока еще нет. Хотя я собираюсь отправиться в ту сторону к Троицыну дню — так его теперь называет Артур, вслед за церковниками, — сказала она, и у Моргаузы по спине невесть почему вдруг пробежал озноб. Но при гостях у нее не было возможности подумать над этим.
Тут подал голос Кевин.
— Я видел при дворе твоих сыновей, леди. Гавейн получил легкую рану при горе Бадон, но заживает она хорошо, и ее почти не видно из-под бороды… Он теперь носит небольшую бородку, как сакс — не потому, что хочет походить на них, просто он не может сейчас бриться, не тревожа свежего рубца. Возможно, он положит начало новой моде! Гахериса я не видел — он отправился на юг, следить, как укрепляют побережье. Гарета должны принять в число соратников в Троицын день — Артур чтит этот праздник более всех прочих. Гарет — один из самых влиятельных и самых доверенных людей при дворе, хотя сэр Кэй постоянно его задирает и дразнит «красавчиком» за миловидность.
— Его давно уже следовало сделать одним из соратников Артура! — пылко воскликнул Гвидион, и Кевин взглянул на мальчика более доброжелательно.
— Так значит, ты печешься о чести своих родичей, мальчик мой? Воистину, он заслужил того, чтоб войти в число соратников, и теперь, когда его высокое положение стало известно, с Гаретом обращаются соответствующим образом. Но Артур желает оказать ему особую честь и потому отложил церемонию до первого большого праздника, который Гарет встретит в Камелоте, чтобы его приняли в соратники со всей торжественностью. Так что ты можешь успокоиться, Гвидион, Артур прекрасно знает, чего стоит Гарет, хоть он и один из самых юных среди Соратников короля
Выслушав это, Гвидион робко спросил:
— А знаешь ли ты мою мать, мастер Арфист? Леди М-Моргейну?
— Да, мальчик, я хорошо ее знаю, — мягко произнес Кевин, и Моргауза подумала, что у этого уродливого человечка действительно хороший голос, звучный и красивый, по крайней мере, пока он говорит, а не поет. — Она — одна из прекраснейших дам при дворе Артура и одна из самых изящных, и еще она играет на арфе, как настоящий бард.
— Да будет вам! — вмешалась Моргауза, и губы ее растянулись в усмешке — ее позабавило, с какой нежностью арфист говорит о Моргейне. — Детские сказки — дело хорошее, но надо же когда-то и правду говорить. Моргейна — красавица? Да она серенькая, как воробей! Игрейна — та и вправду в молодости была красива, это подтвердит любой мужчина, но Моргейна на нее ни капли не похожа.
Кевин отвечал почтительно, но в то же время с улыбкой:
— Есть такая древняя друидская мудрость: красота не в красивом лице, а в душе. Моргейна воистину красива, королева Моргауза, хоть ее красота и схожа с твоей не более, чем плакучая ива с нарциссом. И она — единственный человек при дворе, которому я могу доверить Мою Леди.
И он указал на арфу, что стояла, расчехленная, рядом с ним. Поняв намек, Моргауза спросила у Кевина, не порадует ли он собравшихся песней.
Кевин взял арфу и запел, и в зале воцарилась тишина; не слышно было ни единого звука, кроме звона арфы и голоса барда. Пока он пел, люди из дальнего края зала стали подбираться поближе к главному столу, чтобы послушать музыку. Но когда Кевин допел, и Моргауза отослала домочадцев, — хотя Лохланну она позволила остаться, и тот тихонько присел у очага, — она сказала:
— Я тоже люблю музыку, мастер Арфист, и ты нас очень порадовал — давно уже я не получала такого удовольствия. Но ведь вы проделали весь этот долгий путь с Авалона в северные земли не для того, чтоб я могла насладиться музыкой. Прошу вас, поведайте, в чем причина вашего неожиданного появления.
— Не такого уж и неожиданного, — сказала Вивиана, слегка улыбнувшись, — раз я застаю тебя в лучшем наряде, а на столе нас ждут пиво, печеная рыба и медовый пирог. Тебя предупредили о нашем прибытии, и поскольку у тебя никогда не имелось ни малейшего проблеска Зрения, то мне остается лишь предположить, что тебя предупредил кто-то иной.
Она с усмешкой взглянула на Гвидиона, и Моргауза кивнула.
— Но он ничего мне не объяснил, лишь настоял, чтобы я приготовила все для празднества, — а я сочла это обычным детским капризом.
Когда Кевин принялся заворачивать арфу, Гвидион приблизился к его креслу и нерешительно спросил, протянув руку:
— Можно потрогать струны?
— Потрогай, — мягко отозвался Кевин, и Гвидион осторожно коснулся струн.
— Никогда не видел такой красивой арфы.
— И не увидишь. Думаю, второй такой не найти ни здесь, ни даже в Уэльсе, где есть целая школа бардов, — сказал Кевин. — Мою Леди подарил мне сам король, и я никогда с нею не расстаюсь. И, подобно многим женщинам, — добавил он, любезно поклонившись Вивиане, — с годами она становится все прекраснее.
— Жаль, что мой голос не становится прекраснее с возрастом, — добродушно откликнулась Вивиана. — Но, увы, Темная Матерь этого не желает. Лишь ее бессмертным детям дано с годами петь все прекраснее. Пусть Твоя Леди всегда поет так же чудно, как сейчас.
— А ты любишь музыку, мастер Гвидион? Умеешь ли ты играть на арфе?
— У меня нет арфы, и мне не на чем играть, — ответил Гвидион. — Наш единственный арфист — Колл, а его пальцы уже так одеревенели, что он редко касается струн. У нас вот уж два года не слышно музыки. Я, правда, иногда играю на маленькой свирели, а Аран — тот, что был волынщиком при войске Лота, — научил меня немного играть на дудке из лосиного рога… вон она висит. Он ушел с королем Лотом к горе Бадон — и не вернулся, как и Лот.
1 2 3 4 5 6 7