Пойду зайду к Павке.
Еврем. Иди, иди, так-то лучше!
Марина (направляется в другую комнату). Пусть все это останется между нами, да? (Уходит.)
XVIII
Еврем, Младен.
Еврем (ворчит). «Между нами», «между нами». Сначала говорит – отдай ей родственников, а потом – «все что между нами». (Замечает, что все еще держит подмышкой красные плакаты.) Ох, господи боже, что же мне с ними делать? (Ищет, куда бы спрятать плакаты, не находит ничего подходящего и сует плакаты в карман своего пальто.)
Младен (приносит письмо). Тебе письмо, хозяин.
Еврем. Мне??
Младен. Да, хозяин.
Еврем. Кто принес?
Младен. Жандарм принес, хозяин.
Еврем (с яростью хватает письмо). Что ж ты сразу не сказал, что жандарм принес! (Вскрывает конверт и смотрит подпись.) «Секулич». (Читает.) »Хозяин Еврем, в кофейне «Свобода» собрался цвет нашего гражданства, они решили идти к твоему дому и приветствовать тебя от имени народа. Я их угостил, счет – восемьдесят семь динаров. Воодушевление невиданное. Встречай их как полагается и скажи им речь. Твой Секулич». (Испуганно.) Вот так да! Откуда же это вдруг собрался весь цвет гражданства? И какую я им речь скажу? Где я возьму речь? (Смущен, растерян.) Ступай, Младен, нет, постой, не уходи… (Читает письмо.) «Счет – восемьдесят семь динаров. Воодушевление невиданное». (Младену.) Ступай, позови ко мне… Нет, постой, не смей никого звать! (Кричит па Младена.) Да что ты растерялся? Какого дьявола ты дрожишь? Можно подумать, это тебе надо речь произносить? Иди, позови Даницу… Нет… Я сам ее позову… Ступай за ворота, как увидишь граждан, так сразу… а ты знаешь, что такое граждане? Ну да все равно. Как увидишь, что граждане направляются сюда, прибеги и скажи мне. Ну, иди быстрее!
Младен уходит.
XIX
Еврем, Даница.
Еврем (смущен, растерян, не знает, что ему делать, с чего начать). Что я хотел сделать?… (Вспомнил.) Ах, да… Нет, не то! Не знаю, с какого конца начинать?… Вот, брат, положение. Хоть бы кто-нибудь подсказал, что мне делать. (Думает.) Придумал. Младен! (В другую дверь.) Даница! Даница!
Входит Даница.
Даница. Что такое?
Еврем. У тебя хороший почерк?
Даница. Вот уж нет!
Еврем. Но все равно, тебе легче написать, чем мне. Мне легче поднять сто килограммов, чем написать одно «а«. Нет у меня на это таланта. Да и то, разве может человек ко всему талант иметь? (Взволнован, возбужден, ходит по комнате и что-то бормочет.)
Даница. Да что с тобой?
Еврем. Они вот-вот придут, понимаешь, вот-вот придут, а я должен держать речь. А они вот-вот придут!
Даница. Кто придет?
Еврем. Кто? Депутация! Знаешь ли ты, что такое депутация? Граждане, цвет гражданства, народное сознание, демонстрация. А знаешь ли ты, что это значит, когда народное сознание входит в дом? Хотел бы я видеть, кто бы при этом не растерялся.
Даница. И ты должен им говорить?
Еврем (орет). То-то и оно, что должен! И хотя бы предупредили заранее! Ну, откуда человеку может так вдруг прийти что-либо умное в голову? Люди божьи, что же мне делать-то? А этот еще про спирт вспоминает. «Спирт»! Пришел бы да посмотрел, какой тут спирт!.. Ну вот что, садись скорее и пиши.
Даница. Бумаги нет.
Еврем. Конечно, нет. Разве кто из нас думал, что она потребуется? (Достает из кармана ворох бумаги и какое-то письмо, читает подпись.) «Отец Спира». (Читает.) «Но если ты уверен, что сумеешь меня оправдать и отвратить от меня обвинение в прелюбодеянии со служанкой моей…» (Говорит.) Вот, на, тут половина чистая. (Отрывает половину листа и подает Данице.) Пиши скорее!
Даница садится, макает перо.
(Взволнованно шагает по комнате, думает, грызет ногти.) Сказать им «господа»? Нет, лучше я скажу им «граждане», или, постой, зачеркни «граждане», напиши: «Братья!» Написала «Братья!»?
Даница. Написала.
Еврем. Так, хорошо. Начало сделано… (Думает.) Теперь надо– бы что-нибудь сказать людям. Нельзя ведь только одно слово «братья» сказать и на этом кончить. (Опять думает.) Пиши… Э, так, сейчас, и как же это они так неожиданно… Пиши… Пиши… Нет, постой, не смей ничего писать! (Хватается за голову и тупо глядит в пол.)
Даница. А знаешь, отец, господин Ивкович написал дивную речь, он будет читать ее своим избирателям.
Еврем. Конечно, ему легко было писать. Он наперед знал, что ему придется выступать. А откуда ты знаешь, что у него дивная речь?
Даница. А она у него на столе лежит. Это то самое «кое-что», которое я читала в его комнате. Помнишь, ты еще ругал меня. Это и есть его речь. Я ее нашла на столе и прочла. Дивная речь!
Еврем. Хорошо. Что он там пишет? Помнишь ли ты хотя бы начало?
Даница. Нет, не помню!
Еврем. Что ж ты, совсем дура? Неужели не могла запомнить хотя бы первые слова?
XX
Младен, те же .
Mладен (вбегает и кричит). Идут!
Еврем (испуганно). Кто идет? Кто?
Младен. Они идут, вот-вот здесь будут!
Еврем. Да не ори же ты, бог мой! Объясни толком, кто идет? (Хватает Младена за плечи, трясет его.) Говори, кто идет?
Младен. Народ, депутация. Прибежал официант из кофейни, говорит: «Послал меня господин Секулич, велел сказать хозяину Еврему, что идут они».
Еврем (совсем растерялся). Идут, ну конечно идут. Может, уже совсем близко, а я еще и не знаю, с чего начну. (В смущении шарит по карманам, находит звонок, звонит. Вздрагивает, будто обжегся, бросает звонок на пол.) Что это? Откуда здесь опять этот звонок? И зачем он мне? (Крестится.) Господи боже, чем же все это кончится! (Замечает Младена, набрасывается на него.) А ты что здесь стоишь, как… Ступай, ступай во двор и, как только они покажутся на углу, беги и скажи мне.
Младен уходит.
(Данице.) А ты иди приготовь угощение!
Даница. И ракию?
Еврем. Да, и ракию!
XXI
Еврем один.
Еврем (поднимает с пола звонок, ставит его на стол). Ну что ей стоило запомнить хотя бы начало из его речи. (Ходит по комнате.) Должно быть, уже подходят? (Глядит в окно.) Нет, еще не видно. А что из того? Все равно ведь у меня ни слова не написано. А они идут, вот-вот придут… (Опирается на стол.) Братья! (Нащупывает звонок, хватает его и бросает на пол.) А у него, должно быть, и в самом деле дивная речь. Даница читала, говорит: дивная речь. И такая речь валяется без дела там, на столе, а у меня – ни слова. (Вдруг его осенило.) Бог мой, а ведь можно… зачем ей без дела валяться… а он ведь и другую может написать. (Прислушивается.) Кажется, уже подходят? Боже, они в самом деле идут! Ох, бог мой, за что же такая напасть. (Подходит к двери Ивковича, прислушивается.) Нет его, агитировать ушел.(3заглядывает в скважину.) А речь вон там на столе лежит… (Достает ключ из кармана.) Молодец этот Секулич, во-время посоветовал шкаф отодвинуть. (Медленно открывает дверь, озирается и шепчет.) Он и другую может написать. (Входит в комнату Ивковича, потом возвращается, радостный, с речью в руках. Забывает закрыть за собой дверь. Вошел, разворачивает речь и разглядывает.) И что главное – четко написано!
С улицы доносится шум.
XXII
Еврем, Младен, граждане.
Младен (вбегает). Вот они!.. (Широко распахивает двери.) Входите, входите!
Входит толпа разнообразных типов. Полупьяные, они толкутся в дверях, подталкивая один другого вперед. Среди них и Срета. Еще в дверях по его команде все кричат.
Граждане. – Да здравствует хозяин Еврем Прокич!
– Да здравствует народный депутат!
Срета (подходит к Еврему). Один из них будет говорить, а ты ответишь! (Возвращается к толпе, предлагает некоторым из толпы говорить.)
Официант из кофейни (протискался сквозь толпу, подходит к Еврему и подает ему бумагу). Господин Секулич прислал, чтоб вы оплатили.
Еврем. Это что?
Официант из кофейни. Счет. Они пили.
Еврем (берет счет и прячет его в карман). Ладно, после разберемся!
Три гражданина (вываливаются из толпы и начинают одновременно). Хозяин Еврем!.. (Глядят друг на друга, и, якобы уступая друг другу место, все трое скрываются в толпе.)
Срета врезается в толпу, ругается, выталкивает одного гражданина.
Четвертый гражданин. Дор… дорогой ты наш хозяин Еврем! Мы здесь все, мы, которых ты здесь видишь, и если надо, мы все! (Не знает, что говорить, грустно глядит в толпу, из которой его вытолкнули.)
Пятый гражданин. Да, правильно отметил предыдущий оратор, мы все, когда понадобится, пойдем и проголосуем за тебя. Мы хотим, чтоб ты был нашим представителем в Скупщине, представителем от народа и не жалел сил ради блага народа. А мы все, сколько нас здесь видишь, как уже сказал предыдущий оратор, всегда будем отдавать за тебя наши голоса, а если понадобится, то и жизни не пожалеем. И потому: да здравствует хозяин Еврем Прокич!
Все. Да здравствует народный депутат!
Еврем (все это время растерянно, не моргая, глядит в потолок). Господа и братья! Дорогие граждане и наши избиратели. (Шепчет что-то и сует руку в левый карман, нащупывает красные плакаты, сует руку в правый карман, нащупывает речь Ивковича. Доволен, на лице появляется улыбка. Вынимает руку из кармана, но достает не речь, а счет, который он только что получил от официанта, и начинает его громко читать.) Братья! «Сорок два литра вина…» (Останавливается.) Кто мне подсунул этот счет? (С ожесточением комкает счет, бросает на пол, достает речь Ивковича, читает.) «Братья! Большое вам спасибо за ваше доверие. Оно для меня дороже всего на свете. Серьезные и важные задачи выпали на мою долю, тяжелые и трудные обязанности. Мы, братья, должны повести упорную и решительную борьбу против существующего правительства, не желающего прислушиваться к желаниям народа, не знающего нужд народа…»
Все. Правильно! Правильно!
Еврем (впадает в раж, читает не останавливаясь). «Наша страна, братья, погрязла в долгах и разорена, законы не соблюдаются, а народ голый и босый…»
Все. Правильно!
XXIII
Павка, те же.
Павка (влетела в комнату запыхавшись). Еврем!
Еврем (машет рукой, чтоб она молчала, а сам продолжает). «Разве нужно нам, братья, такое правительство? Разве станем мы помогать тем, кто разорил наш народ? Нет, не станем!..»
Все. Нет! Не станем!
Срета взбешен, не знает, что делать: то бросается к Еврему и просит его о чем-то, то подбегает к толпе и пытается что-то объяснить.
Павка (отчаянно). Еврем, лавку обокрали!
Еврем. Пусть крадут!
Срета. Слушай, хозяин Еврем…
Еврем (махает на Срету рукой: «молчи, мол»). «А поэтому, братья, позвольте и мне вместе с вами воскликнуть: «Долой правительство!»
Все. Долой правительство!
Даница вносит поднос с рюмками и останавливается в стороне, ожидая конца речи.
Ларина входит вслед за ней и останавливается на пороге. Срета что-то ожесточенно пытается втолковать Еврему, который его не понимает.
Ивкович (обнаружив, что дверь в комнату Еврема открыта, как бешеный влетает с красным плакатом в руках). Господин тесть, это клевета, за которую расплачиваются кровью. Вы и ваши люди распространяете эти грязные листки!..
Даница визжит и выпускает из рук поднос с рюмками.
Павка (отчаянно орет). Еврем, лавка!
Срета. Хозяин Еврем, исправляй положение!
Еврем (тупо смотрит на всех по порядку, никого не слышит, никого не понимает и наконец кричит во все горло). Долой правительство!
Все. Долой!
Срета (в публику). Ну вот, теперь каждая вещь поставлена на свое место!
Занавес
Действие третье
Сцена разделена пополам. В левой половине комната Ивковича. В правой – та же, что и во втором действии, комната Еврема. Окна в обеих комнатах в глубине сцены. Дверь, ведущая из одной комнаты в другую, распахнута настежь.
I
Еврем, Ивкович.
Еврем (в своей комнате, держит в руках измятый номер газеты; с угрозой, обращаясь к Ивковичу). Это не отражение народного сознания! Это не статья! Это не политика! Это клевета!
Ивкович (в своей комнате, держит в руках измятый красный плакат). Если ты хочешь знать, что такое клевета, то сунь руку в свой карман – и там ты найдешь вот такие плакаты.
Еврем. А это сообщение в газете не клевета?
Ивкович. Сообщение в газете сущая правда. В сообщении говорится, что ты, господин Прокич, выступил с речью против правительства – и больше ничего.
Еврем. Говорил против правительства? Да, конечно, говорил. Как же я мог не говорить против правительства, если ты мне подсунул свою речь!
Ивкович. Скажи спасибо, что в сообщении я не упомянул о том, что ты украл мою речь.
Еврем. Сейчас же возьми свои слова обратно, слышишь?! Я не вор, я характерный индивидуум.
Ивкович. Ну да, моя речь сама к тебе в карман прилетела!
Еврем. Ты мне зять, и я могу воспользоваться твоей речью, а если уж ты такой жадный, то я тебе напишу новую речь и тем самым возвращу долг.
Ивкович. Спасибо! Ты уж пиши лучше со своими людьми пасквили.
Еврем. Другим такие слова говори, слышишь!
Ивкович. Я тебе говорю, а ты скажи тем, кому нужно!
Еврем. Да как тебе не стыдно: из-за какой-то несчастной речи побежал жаловаться в газеты!
Ивкович. А я не жаловался, я только констатировал, что и ты перешел в оппозицию.
Еврем. Я – в оппозицию? Это, значит, – к тебе?
Ивкович. Ну, не ко мне, но против правительства.
Еврем. Против правительства? Я – против правительства? И тебе не совестно смотреть мне в глаза!
Ивкович. Мне не совестно, потому что я сказал правду.
Еврем. Ты наплевал, ты и вылизывай. Беги на телеграф и посылай телеграмму с опровержением. За телеграмму я заплачу, иначе…
Ивкович. Что иначе?
Еврем. Иначе я сам телеграфирую в Белград, что ты лжец…
Ивкович. А я напечатаю твою речь!
Еврем. Это не моя, а твоя речь!
Ивкович. Но ведь говорил-то ее ты…
Еврем. Слушай, ты мне прямо скажи: пошлешь ты телеграмму или нет?
Ивкович. Нет!
Еврем. Э, тогда… Знаешь… тогда больше… да, да, тогда больше… (Не решается сказать.)
Ивкович. Ну, что тогда?
Еврем. А вот что! Не хочу я больше жить с тобой под одной крышей. Убирайся-ка ты из моего дома. Съезжай с квартиры! Не могу я жить под одной крышей со своим душегубом!
Ивкович. Хорошо, примем к сведению!
Еврем. И еще вот что: больше ты мне никакой не зять… И к моей дочери… в общем, выселяйся-ка ты из моего дома!
Ивкович. Значит, гоните?
Еврем. Да… Больше ты мне не зять, и поэтому убирайся отсюда… слышишь?
Ивкович. Да, слышу, слышу!
Еврем. И сегодня же!
Ивкович. Из сердца твоей дочери я могу хоть сегодня выселиться, а из квартиры – через пятнадцать дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13