Именно здесь встретили нас акулы в прошлом году. Впрочем, одинокая странница скоро оставила буй в покое и ушла на север. Можно было подумать, что судно, не требующее подводного ремонта, акул не интересует.
Двадцать шестого июня море снова начало бесноваться, и волны гнались за нами, шипя белыми гребнями, как будто нас преследовали снегоочистители, вспарывающие плугом снежную пелену. Сверху нас поливали дождем низкие тучи. Мы смыли с себя соль и слизывали с рук пресную воду. Можно было собрать дождевую воду, но при таком ходе мы рассчитывали обойтись своими запасами.
Утка ковыляла под дождем по крыше и пила из лужиц, а Сафи рвалась в каюту. Правое весло заклинило в уключинах, мы боялись, что оно переломится, но Кей, стоя в воде, раскачал его.
На другой день исчез наш голубь. Последние дни он вел себя беспокойно, описывал все более широкие круги в воздухе над «Ра», но каждый раз возвращался на крышу к блюдечку с зерном. А 27 июня взлетел и уже не вернулся. Потоп пошел на убыль, и ковчег остался без голубя. Без него стало как-то пусто. Уж не почуял ли он землю? Ближайшей сушей была Французская Гвиана на юге. Пернатый путешественник улетел с двумя кольцами, на одном был испанский номер, на другом метка «Ра II».
Двадцать восьмого июня температура воды вдруг поднялась на два градуса, и с того дня мы больше не видели мазута. Может быть, нас подхватила другая ветвь течения? Странно, ведь когда мы годом раньше оставили «Ра I», нас со всех сторон окружали черные комки, а океан совершает непрерывный круговорот между материками.
Двадцать девятого июня мы увидели, что цепочка Сафи свисает в воду, а обезьяны нет. Тревога, аврал! А Сафи, чувствуя себя вольной птицей, сидела на вантах и с чрезвычайно довольным видом глядела на нас свысока. Ни кокосовый орех, ни мед не могли заменить ее вниз, тогда Юрий принес ей любимую резиновую лягушку, зеленое чудовище с огромными красными глазами. Миг – Сафи уже на палубе и схватила игрушку, а Юрий схватил ее. Почти одновременно раздался громкий крик в каюте. Норман установил прямую связь с радистом ооновского исследовательского судна «Каламар» – оно находилось где-то совсем рядом – и нас попросили ночью пускать сигнальные ракеты, чтобы можно было разыскать «Ра II» в беспокойном океане.
В ту ночь нам довелось пережить сильный испуг. 30 июня в 0.30 Норман поднял меня на вахту, я сел в спальном мешке и начал натягивать носки, так как на мостике было сыро и холодно. Вдруг снова послышался голос Нормана, и теперь в нем звучал ужас:
– Иди сюда, скорей! Смотри!
Я нырнул в дверь, сопровождаемый по пятам Сантьяго, вскарабкался на мостик, и через крышу каюты мы уставились в ту сторону, куда показывал Норман.
Чисто конец света. Над горизонтом с левого борта, на северо-западе восходил бледный диск, похожий на призрачную алюминиевую луну. Не отрываясь от воды, он медленно увеличивался в размерах. Правильно расширяющийся полукруг напоминал то ли очень плотную туманность, ярче Млечного пути, то ли шляпку от гриба, которая неотвратимо наступала на нас, все шире захватывая небо. Луна сияла в противоположной стороне, было безоблачно, сверкали звезды. Сперва я подумал, что это световое пятно на фоне влажного ночного воздуха от какого-нибудь мощного прожектора за горизонтом. А может, это атомный гриб, плод чудовищной оплошности людей? Или северное сияние? В конце концов я склонился к тому, что это светящийся дождь космических тел, вторгшихся в земную атмосферу. Тут диск, который уже занял около тридцати градусов черного небосвода, вдруг перестал расти, как-то незаметно растаял и пропал. Так мы и не поняли, что это было.
А затем мы сами устроили фейерверк – жгли красные фалышфейеры и пускали сигнальные ракеты, чтобы обозначить свою позицию «Каламару». Странная ночь, необычная атмосфера. Мы снова услышали по радио голос «Каламара», но там не заметили наших ракет, а когда показывался световой диск, на палубе никого не было.
Утром мы узнали от барбадосского радиолюбителя, что это же явление, но на северо-востоке, наблюдали с многих островов Вест-Индии. Может быть, это взорвалась и сгорела, войдя в атмосферу, какая-нибудь ракетная ступень с мыса Кеннеди? Мы не узнали ответа. Но «уфоисты», охотящиеся за доказательствами существования летающих тарелочек, смешали этот феномен с двумя другими, которые мы наблюдали две ночи подряд несколько раньше, когда на горизонте на северо-западе появлялся оранжевый огонек. В первую ночь это была просто короткая вспышка, а во вторую ночь мы видели каплевидное световое пятно. которое под острым углом нырнуло в море. Мы тотчас оповестили радиолюбителей на континенте, ведь это могли быть сигналы бедствия, но «СОС» никто не передавал, так что скорее всего это сигналили военные суда на маневрах, может быть, всплывшая подводная лодка обозначала свою позицию.
Мы шли на всех парусах прямо на запад, а «Каламар» кружил, разыскивая нас. Ракеты приходилось беречь, но мы непрерывно вели наблюдение с мачты. И вот опять взошло солнце, проходит час за часом, и Норман, хлопоча то с секстантом, то с таблицами, то с аварийной радиостанцией, раз за разом докладывает, что «Каламар» совсем рядом... на севере... а теперь на юге... но высокие волны не давали нам возможности обнаружить его. Мы пообедали, Поужинали. И потеряли надежду, что нас найдут. Еще немного, и тропическое солнце уйдет за горизонт 6 часов вечера по местному времени, а на наших часах уже 9, потому что мы только один раз переводили стрелки после старта. И тут впередсмотрящие на обоих судах одновременно произнесли долгожданные слова. С «Каламара» нам передали, что видят парус, а мы разглядели на горизонте за кормой чуть заметное серое пятнышко. Уже смеркалось, когда нас догнал маленький гордый корабль. Вот она, великая минута.
Быстроходный траулер подошел вплотную и приветствовал нас, приспустив развевающийся на мачте голубой флаг ООН. Норман поспешил к двойной мачте и ответил нашим ооновским флагом, от которого осталось две трети, остальное унес шторм. Радость переполняла нас. Взобравшись на мостик, на каюту, на мачту, мы махали руками, кричали, пронзительно дудели в охотничий рог. Команда «Каламара» – черные, коричневые, белые – выстроилась вдоль борта и кричала и махала нам в ответ. На мостике стоял капитан – китаец. А его сосед крикнул в мегафон по-шведски:
– Добро пожаловать на эту сторону океана! Увидев китайца на мостике, Кей не смог сдержать своих чувств, забрался ко мне на крышу и протянул руку для рукопожатия:
– Спасибо, что взяли меня.
Во всем этом было что-то нереальное. Надо же случиться так, чтобы на этой стороне нас первым встретило ооновское судно! До сих пор я вообще не видел судов под флагом ООН, не считая нашей «Ра».
Тьма поглотила океан, ярко освещенный траулер описал несколько кругов, потом застопорил машину и лег в дрейф на ночь. И вот уже его огни остались где-то позади, мы опять наедине с волнами и нашим тусклым керосиновым фонарем. Уютно, да одиноко.
А затем стихии решили напомнить нам, что плавание еще не окончено. Неожиданно с севера налетел сильный шквал и развернул парус поперек, застигнув вахтенных врасплох. Давление ветра на парус было настолько сильным, что «Ра» накренилась на левый борт и палуба погрузилась в воду. Как-то непривычно было, выскочив из каюты на подветренный борт, сразу же очутиться в воде выше колена, причем это была не просто волна, которая пришла и ушла, – сам океан вторгся к нам и явно не собирался уходить. Впервые за все мои плавания я почувствовал, что опора под моими ногами идет ко дну.
Шум, крики, мелькание карманных фонариков. Мадани по пояс в воде без страховочной веревки. Ширма Юрия с подветренной стороны разорвана в клочья. Но вот ветер вернулся на более привычный для нас румб, подул с востока на запад, и восемь искушенных мореплавателей на папирусе сумели наконец развернуть парус, как положено. «Ра II» спокойно выпрямилась, вода скатилась за борт, и палуба всплыла на поверхность. Правда, три кувшина из тех, что были привязаны с подветренной, защищенной стороны, разбились, и я порезал босые ноги о черепки, пришлось Юрию перевязывать меня. К тому же левый борт опутали блестящие жгучие нити двух «португальских военных корабликов», и Жорж, отправившись по нужде, обжегся так, что понадобилось лечение аммиаком.
Настало утро, но «Каламар» не сразу нас догнал. Никто на траулере не думал, что примитивная лодка из папируса может развить такой ход. Несмотря на все осложнения, мы прошли за сутки 75 морских миль, то есть 140 километров.
С «Каламара» на «Ра» передали почту, мазь для Карло, чудесные барбадосские фрукты и добрую порцию мороженого, которое превратилось в ванильный соус, пока его переправляли к нам на резиновой лодчонке. Двое суток «Каламар» сопровождал нас, потом прибавил ходу и ушел вперед, везя на Барбадос наши приветы.
Мы снова вошли в тот район, где рождаются атлантические ураганы. Начало июля, погода ненадежная. Куда ни глянешь, всюду темные ливневые завесы, и чуть не каждый день порывистые ветры, доходящие до штормовых шквалов, напускали их на нас. Только поспевай отдавать плавучий якорь и спасать парус. Но в целом ветер и течение благоприятствовали нам, и в последние дни мы достигли самой высокой среднесуточной скорости за все плавание, проходя до 81 мили, то есть до 151 километра. То и дело нам попадались суда, плавающие между Северной и Южной Америкой.
Восьмого июля до Барбадоса оставалось всего 200 морских миль, и островные власти выслали навстречу быстроходное судно «Калпеппер», чтобы передать нам свое «добро пожаловать» в эту маленькую независимую часть Британского содружества. В качестве пассажиров на «Калпеппере» находились Ивон и моя старшая дочь Аннет, и встреча должна была состояться ночью, ведь наши координаты были известны.
Но миновала ночь, миновал день, а «Калпеппер» никак не мог нас отыскать среди волн. Погода была далеко не идеальная, и мы услышали, как с судна передают на берег, что волна нешуточная и супруга плотоводца страдает морской болезнью, но храбро настаивает на продолжении поиска. И поиск продолжался. Еще ночь. Еще день. Заканчивались вторые сутки, дело шло к вечеру, до острова оставалось миль 100, и мы уже решили, что дойдем до берега раньше «Калпеппера», когда он вдруг появился на горизонте, правда, не с той стороны, откуда мы его ждали, а позади нас. Широкий, плоский, остойчивый, типично мужской корабль поравнялся с нами, и мы увидели вцепившихся в поручни двух белых женщин, окруженных приветствующей нас чернокожей командой. Если женщины явно старались опознать каждого из косматых загорелых бородачей, неистово махавших им руками с каюты «Ра», то внимание команды «Калпеппера» сосредоточилось на Мадани, которого они приняли за моряка с Барбадоса. И сухопутный краб из Марракеша не ударил лицом в грязь, он забросил удочку, наживив крючок соленой колбасой, и вытащил одну за другой пять пампано да еще какую-то серебристо-зеленую рыбу. Солнце заходило, однако аквалангист Жорж отправился вплавь на «Калпеппер», чтобы совершить вполне позволительный обмен, и получил за свежую рыбу, египетские лепешки и никогда не теряющее своей прелести марокканское селло не столь уж необходимые, но такие желанные апельсины. Он уже приготовился прыгать с кормы в волны, чтобы плыть обратно на «Ра II» по серебристой тропке, которую прочертил на воде прожектор «Калпеппера», когда один из членов команды остановил его и спросил, неужели люди на «Ра» совсем не боятся акул?
– Нет, – бестрепетно ответил Жорж, однако тут же взял свои слова обратно, когда моряк спокойно показал рукой на здоровенную хищницу, которая медленно выплыла из-под судна на световую дорожку.
Наш надувной плот столько терся о кувшины на палубе, что мы не решались спускать его на воду, и пришлось Жоржу ночевать на «Калпеппере», а утром его переправили к нам на металлической лодочке без весел, которую потом подтянули тросом обратно.
Весь следующий день «Калпеппер» шел за нами слева. 12 июля к нам с запада потянулись такие большие стаи морских птиц, что стало очевидно – суша где-то сразу за горизонтом. Было воскресенье, мы с Норманом стояли на мостике – нам досталась вахта с пяти до восьми утра – и предвкушали смену. Скоро поднимутся Кей и Карло и достанут из известковой кашицы последние яйца, чтобы
экипаж мог отметить этот день доброй яичницей. А вообще-то у нас было еще вдоволь провианта, больше всего – уложенных в рундуки египетских лепешек, висящих под бамбуковым навесом соленых колбас и окороков, а также кувшинов с селло, этой смесью из муки, миндаля и меда, в которой есть все, что необходимо страннику в пустыне. Мы ни разу не жаловались на голод, и все чувствовали себя превосходно. Но что это? Я схватил Нормана за руку.
– Чувствуешь? – Я втянул носом соленый морской воздух. – Невероятно, я отчетливо слышу запах свежего сена!
Мы продолжали принюхиваться. Пятьдесят семь дней в море... Сантьяго, Карло и остальные присоединились к нам, но только мы, некурящие, явственно ощущали запах. Постой, даже навозом потянуло, чтоб мне провалиться! Типичный деревенский запах. В кромешном мраке мы ничего не видели, но и волны уже вели себя иначе, их ритм изменился, словно им что-то преграждало путь. Мы повернули рулевые весла, приводясь к дующему справа ветру, и старались держать возможно более северный курс. Несмотря на глубокую осадку, наша ладья удивительно хорошо шла бейдевинд.
Все утро Норман, Карло и Сантьяго по очереди лазили на мачту, и в 12.15 мы услышали неистовое «ура»! Норман увидел землю. Сафи визжала, утка бегала по каюте, хлопая крыльями. Весь экипаж, словно мухи, облепил перекладины двуногой мачты, не боясь опрокинуть «Ра II», которая стала остойчивее после того, как большая часть папируса погрузилась в воду. Загудела сирена «Калпеппера». Да, вот она, земля – низкий, плоский берег на северо-западном горизонте. Накануне мы чересчур далеко отклонились на юг. Сделали поправку на течение, которое перед самым островом уходит к северу, и перестарались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48