). Конечно, такого свидетеля оставлять на свободе и даже в живых было нельзя. Так что и по нему прозвучал «колокольный звон».
* * *
Еще одним человеком, добросовестно пытавшимся выполнить конфиденциальное поручение Сталина, стал кадровый разведчик Рыбкин Борис Аркадьевич (Ярцев, псевдоним Кин, муж разведчицы и писательницы Зои Воскресенской) (1899—1947). В 1920— 1921 годах Рыбкин служил в РККА, с 1921 — в органах ВЧК— ОГПУ, с 1930 года — во внешней разведке. Под дипломатическим прикрытием работал в Иране, Финляндии, Швеции.
Примерно с 1930 года в Финляндии начали расти профашистские настроения, и сама страна все больше скатывалась к фашизму. Увеличивалось количество военизированных формирований, подавлялись малейшие проявления революционного рабочего движения. Постоянно поддерживались и нагнетались антисоветские настроения, чувство напряженности, ожидания смертельной угрозы «с Востока». Любой самый маленький конфликт раздувался прессой до необъятных размеров, постоянно следовали затрагивающие СССР обращения в Лигу Наций.
Широкое распространение получил лозунг «Великой Финляндии», призывавший, в частности, к присоединению к Финляндии огромных советских территорий. Раздувались шовинистические страсти.
Настроения на «финском плацдарме» не могли остаться незамеченными. В агрессивных планах англо-американского и германского империализма тогдашняя Финляндия заняла «достойное» место.
Правда, учитывая рост мощи и влияния своего восточного соседа в международных делах, Финляндия в 1932 году подписала с СССР пакт о ненападении, в 1933 году— конвенцию об определении агрессора, а в 1934 году — протокол о продлении пакта о ненападении на 10 лет.
В начале февраля 1937 года состоялся визит министра иностранных дел Холсти в Москву. Он заверял советских руководителей, что Финляндия желает жить в мире со своим восточным соседом.
В переговорах участвовал Ворошилов. Он ответил Холсти, что добрые пожелания отнюдь не обеспечат сохранения мира на севере Европы, и Советскому Союзу надо бы получить хотя бы какую-нибудь гарантию в отношении действий Финляндии на случай, если третье государство, не испрашивая разрешения Финляндии, использует ее территорию против Советского Союза. Однако ни Холсти в Москве, ни правительство Финляндии позднее ответа на этот вопрос не дали.
Тем временем обстановка в Европе все ухудшалась. 12 марта 1938 года Гитлер осуществил «аншлюс» Австрии, после чего ему открылась дорога к уничтожению независимости Чехословакии.
Поскольку ответа на запрос Ворошилова не поступало, Советское правительство решило предпринять новые шаги и пойти на проведение секретных переговоров с Финляндией. Они были поручены советскому разведчику Б.А. Рыбкину, занимавшему в то время (под фамилией Ярцев) пост второго секретаря полпредства СССР в Финляндии. Никто в полпредстве, включая советского полпреда в Хельсинки В.К. Деревянского, ничего не знал не только о содержании переговоров, но и о самом факте их ведения.
О том, при каких обстоятельствах Рыбкину было дано задание на ведение переговоров, автору рассказала его жена и соратница З.И. Рыбкина (Воскресенская):
— В начале апреля 1938 года Рыбкин (Ярцев) был вторым секретарем полпредства, заведующим отделом. В это время полпред Асмус был отозван в Москву, а вслед за ним и первый секретарь Аустрин. Поверенным в делах был назначен Рыбкин. В апреле 1938 года Рыбкин был срочно вызван в Москву.
До этого, за пять лет службы в Финляндии, его часто вызывали по конкретным делам, а здесь ничего не сообщили, а ведь время было известно какое: многие после таких вызовов не возвращались. Я очень волновалась. Когда он вернулся, не стал говорить, зачем вызывали. Хотя в полпредстве не было обнаружено подслушивающих устройств, все серьезные разговоры вели в парке. Рыбкин сказал: «По прибытии в Москву мне приказали в 10 утра явиться в Кремль, где меня ждал пропуск. В Кремле тщательно проверили документы и повели по коридорам. Привели в какую-то комнату, велели подождать. Затем сказали: „Вас ждет Иосиф Виссарионович“. У меня ноги подкосились. Захожу. За столом сидят Сталин, Молотов, Ворошилов. Сталин вышел, с трубкой в руке, поздоровался за руку. „Здравствуйте, здравствуйте. Расскажите о себе, из какой семьи, где учились, как попали в органы“. Затем стал расспрашивать о Финляндии, и меня поразило, насколько хорошо он знает о положении в стране, партиях, экономике, вооруженных силах. Говоря о военно-морском флоте, я упомянул два крейсера — „Ильмаринен“ и „Вайнемонен“. Сталин сразу вспомнил, что это герои из „Калевалы“. Он рассказал кое-что из этого эпоса. Этим он меня поразил.
Молотов и Ворошилов задали лишь несколько попутных вопросов. Затем Сталин спросил: «Ну что, товарищи, поручим ему это дело?» Те согласились.
Тогда Сталин сказал: «Мы вам решили поручить одно дело». Далее он рассказал о положении в мире и опасности войны с Германией. «Поэтому, — сказал он, — надо принять меры и заключить с Финляндией пакт о дружбе и взаимопомощи. Переговоры должны быть весьма секретными и от посольства и от его руководства».
Рыбкин ответил Сталину, что финны завязли в связях с гитлеровской Германией, они получают большие кредиты. Маннергейм там днюет и ночует. Немецкий генерал Гальдер регулярно бывает в Финляндии. Очень выросла фашистская партия ИКЛ, ее боевые отряды вчетверо превосходят армию. Идеи фашизма популярны и у интеллигенции, входящей в состав КАО.
Сталин знал обо всем этом, спросил, ведем ли мы учет этих сил, и добавил, что это обязательно нужно делать. (Когда Рыбкин вернулся, была составлена картотека членов фашистских партий.)
Сталин знал и о строительстве линии Маннергейма. Он получал об этом данные от ГРУ. «Мы, — вспоминает З.И. Рыбкина, — тоже освещали этот вопрос, но косвенно».
Разговор со Сталиным длился часа полтора-два. В заключение Сталин сказал, чтобы Рыбкин связался с премьер-министром Каяндером или с министром иностранных дел Холсти и предупредил, что ему поручено вести совершенно конфиденциальные переговоры, о которых никто не должен знать.
— Все ясно? — спросил Сталин.
— Ясно.
— Желаю вам успеха».
— Я встал, — рассказывал Рыбкин, — и пячусь задом. Сталин сказал: «Давайте попрощаемся как следует». Все встали, пожали мне руку. Ворошилов сказал: «Мы в дальнейшем поможем вооружить Финляндию. Познакомьтесь с положением на Аландских островах — не вооружают ли их финны. Это револьвер, направленный на Ленинград».
Из Кремля Рыбкин явился к начальнику разведки Фитину. Тот знал о вызове, но о сути разговора не был поставлен в известность. Рыбкин написал очень краткую записку о переговорах в Кремле. Он был очень обеспокоен и озадачен таким поручением.
Об этом красноречиво говорит докладная записка МИД СССР, которую в мае 1981 года передал З.И. Вознесенской-Рыбкиной бывший посол СССР в Финляндии А.Е. Ковалев.
Наиболее последовательное и полное изложение содержания советско-финляндских политических переговоров, происходивших в 1938 году в обстановке строжайшей секретности, приводит в своей изданной в 1955 году на английском языке книге «Зимняя война» В.А. Таннер, пытавшийся с объективистских позиций дать правдоподобную версию событий.
Как свидетельствует Таннер, тогдашний министр финансов Финляндии, переговоры в Хельсинки вел с советской стороны второй секретарь полпредства СССР в Финляндии Б.Н. Ярцев (по определению Таннера, «представитель ОГПУ в советской миссии»). Никто в полпредстве, кроме Ярцева, даже советский полпред в Хельсинки В.К. Деревянский, ничего не знал не только о содержании переговоров, но и о самом факте их ведения. Эти характеристики Таннера соответствовали истине.
Таннер отмечает, что ранней весной 1938 года Ярцев позвонил финскому министру иностранных дел Р. Холсти и обратился с просьбой предоставить лично ему возможность срочно переговорить с ним. В ходе состоявшейся 14 апреля встречи Ярцев спросил, может ли он обсудить с Холсти «пару в высшей степени конфиденциальных вопросов», и сообщил далее, что он, будучи недавно в Москве, «получил от своего правительства исключительно широкие полномочия обсудить именно с финским министром иностранных дел проблему улучшения отношений между Финляндией и Россией. Переговоры должны быть абсолютно секретны».
Заручившись согласием Холсти, Ярцев заявил ему следующее: советское правительство полно желания уважать независимость и территориальную целостность Финляндии, но СССР абсолютно убежден: Германия вынашивает настолько далеко идущие планы агрессии против России, что представители экстремистской части германской армии не прочь осуществить высадку войск на территории Финляндии и затем обрушить оттуда атаки на СССР. Б таком случае закономерно поставить вопрос: какой позиции будет придерживаться Финляндия перед лицом этих намерений немцев. Если Германии будет позволено осуществить акцию в Финляндии беспрепятственно, то Советский Союз не собирается пассивно ожидать, пока немцы прибудут в Райяёк (ныне город Сестрорецк, Ленинградской области. — И.Д), а бросит свои вооруженные силы в глубь финской территории, по возможности дальше, после чего бои между немецкими и русскими войсками будут происходить на территории Финляндии. Если же финны окажут сопротивление высадке немецких десантов, то СССР предоставит Финляндии всю возможную экономическую и военную помощь с обязательством вывести свои вооруженные силы с финской территории по окончании войны. Советский Союз был бы готов в этом случае предоставить определенные концессии в экономической области. Он располагает практически неограниченными возможностями закупать в Финляндии промышленную продукцию, в особенности целлюлозу, а также сельскохозяйственные товары, преимущественно для снабжения ими Ленинграда. Советское правительство осведомлено о германских планах: если финское правительство не будет потворствовать осуществлению целей Германии, то фашистские элементы в Финляндии организуют мятеж и сформируют правительство, которое окажет поддержку устремлениям немцев. В заключение беседы Ярцев спросил Холсти, изъявил ли бы последний готовность вести переговоры по этим вопросам только с ним, Ярцевым, лично, поскольку ни советский полпред Деревянский, ни первый секретарь полпредства СССР в Хельсинки Аустрин ни в коем случае не должны ничего знать об этих переговорах.
В ответ на подробное изложение Ярцевым позиции СССР Холсти сказал, что в его служебные функции входит получение любой информации, откуда бы она ни исходила, но что только президент республики определяет национальную внешнюю политику во всей ее полноте. Следовательно, он, Холсти, не может приступить к регулярным переговорам без соответствующей санкции президента.
Далее Таннер свидетельствует: «На этом первое интересное обсуждение завершилось. Стало ясно, что советское правительство опасается возникновения войны в ближайшем будущем и стремится изыскать пути и средства обеспечения безопасности с Севера. Очевидно, что оно прежде всего испытывало боязнь нападения со стороны Германии. Однако обращение к финскому правительству осуществлялось настолько необычным образом, что члены кабинета, знавшие об этом, в первую очередь министр иностранных дел Р. Холсти и премьер-министр А.К. Каяндер, вначале не придали этому обращению того значения, которого оно заслуживало.
В конце июня 1938 года Каяндер согласился принять Ярцева, однако беседа оказалась немногословной и носила общий характер».
После этого состоялось еще несколько встреч Ярцева с Каяндером, министрами Таннером и Эркко, временно исполняющим обязанности министра иностранных дел Войонмаа (после ухода Холсти в отставку).
Предложения советского правительства о взаимных гарантиях на случай войны, изложенные Ярцевым-Рыбкиным, носили довольно четкий характер и не унижали достоинства финнов. Однако переговоры, проходившие с 14 апреля по 7 декабря 1938 года, никаких конкретных практических результатов не принесли. Финны наотрез отказались заключить с СССР пакт о взаимопомощи и не приняли другие наши предложения.
Касаясь переговоров 1938 года, президент Финляндии Кекконен 4 апреля 1973 года заявил, в частности, следующее: «…полномочный представитель советского правительства 14 апреля 1938 года связался с министром иностранных дел Холсти. Этот представитель предложил Финляндии заключить двустороннее соглашение об обороне на случай, если Германия нападет на Советский Союз через территорию Финляндии. Однако предполагалось просить финнов наметить контуры договора…
Переговоры, в которых с финской стороны участвовали премьер-министр Каяндер и министры Холсти, Таннер и Эркко, велись столь секретно, что комиссия по иностранным делам ничего о них не знала. Переговоры были прерваны вследствие того, что Финляндия не проявила интереса к ним».
Характерным является рассказ тогдашнего секретаря премьер-министра, магистра Арво Инкиля, о встрече премьер-министра с представителем Советского Союза. Полномочный представитель, как было обусловлено, прибыл к премьер-министру и начал беседу словами: «Премьер-министр пригласил меня», на что Каяндер ответил: «Я не приглашал вас». Тогда советский представитель сказал: «В таком случае мне здесь нечего делать», — и ушел. Когда позднее представитель еще раз пытался встретиться с премьер-министром, Каяндер не согласился принять его и предложил представителю Советского Союза изложить свое дело секретарю.
В дальнейшем переговоры были продолжены по официальным дипломатическим каналам и велись наркомом иностранных дел СССР Литвиновым с финским послом Ирье-Коскиненом с 5 марта 1939 года.
В своей книге «Письма из моей мельницы» У. Кекконен писал: «Московские переговоры 1939 года не имели успеха не по вине поверенного в делах России в Финляндии господина Ярцева, а вследствие недостатка интереса к этому вопросу со стороны Финляндии».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64