Пройдя несколько километров, он остановился и указал своим спутникам куда-то вдаль.— Мускатная роща, — сказал он, — находится за этим массивом. Ван-Горн поспешил передать Корнелиусу радостную новость.— Так мы сейчас увидим и капитана и Ханса! — радостно воскликнул Корнелиус.— Отсюда они должны услышать выстрел. Стреляй, Корнелиус, — предложил Ван-Горн.— Да, да, — заторопился Корнелиус.Он поднял ружье и выстрелил в воздух. Но и на этот раз никто из них не услышал ответного выстрела.Ван-Горн и Корнелиус беспокойно переглянулись.— Ничего! По-прежнему ничего… Голос Ван-Горна дрожал.— Да где же они, наконец?— Не понимаю.— Может быть, они спят?— Среди бела дня, все трое? Это невозможно! Скорее, они отправились искать нас. Пойдем быстрее, сейчас мы все узнаем.Сгорая от нетерпения увидеться со своими друзьями или узнать, по крайней мере, не случилось ли с ними какой беды, Ван-Горн и Корнелиус уже не шли, а бежали к мускатной роще.Вот и мускатники… Злосчастные охотники прекрасно узнавали местность, которую покинули только накануне, погнавшись за бабирусой.— Их нет, — прошептал Корнелиус; в его голосе слышалось настоящее отчаяние. — Где их найти теперь? Что делать?— Подожди, не может быть, чтобы они не оставили ничего, не уведомили нас, куда они отправились.Ван-Горн нашел место, где накануне был раскинут лагерь голландцев. И сейчас там были видны прогоревшие угли костра, кусочки хлеба из саго, но ничего больше.— Поищем крутом, — предложил Ван-Горн.И все трое принялись шарить по всей поляне. Папуас, ушедший дальше других, вдруг вернулся бегом.— Там, там, — кричал он, показывая на группу деревьев.— Что там?— Иди сюда.Корнелиус и Ван-Горн подбежали к нему. Ури-Утаната повел их к шалашу, сплетенному из ветвей, у подножия громадного дерева. На примятой траве тут и там валялись остатки хлеба, расстрелянные патроны, оторванный рукав от куртки капитана, изорванная в клочья шляпа Лю-Ханга, а вокруг, в стволах деревьев, торчали стрелы, и на земле валялось сломанное копье.— Что тут случилось? — спрашивал Корнелиус, не желая поверить своим глазам.А между тем представившаяся им картина не оставляла никаких сомнений.— Они убиты! Все: дядя, Ханс, Лю-Ханг… Корнелиус плакал.— Сюда, сюда! — закричал в это время Ури-Утаната. Он увидел прикрепленный шипом к стволу дерева клочок бумаги. Бережно взяв его в руки и увидев на нем какие-то непонятные ему знаки, он поторопился передать его Корнелиусу.— Читай! — кричал Ван-Горн.Но Корнелиус не мог ничего прочесть, так дрожали у него руки. Наконец он овладел собой и прочел: Ми взяты в плен дикарями. Они ведут нас к Дорга. — Взяты в плен дикарями! — воскликнул Ван-Горн. — Но каким племенем? Живущим на побережье или внутри острова? Ури! — позвал он папуаса.Но тот не услышал зова, поглощенный рассматриванием стрел, застрявших в стволах деревьев.— Ури! — повторил моряк.Папуас на этот раз услышал. Но вместо того, чтобы подойти к Ван-Горну, он произнес, не сходя с места:— Мне знакомы эти стрелы…— Что?— Они принадлежат воинам моего племени.— Ты не ошибся?— Нет.— Но как они очутились здесь?— Мой отец вел свое войско.— Он искал белых?— Нет, отец не мог знать, что здесь находятся белые. Попавший со мной в плен к альфурам воин бежал оттуда. Он добрался, верно, домой и рассказал отцу о моей беде. Отец шел выручать меня.— И чтобы отомстить за тебя, напал на белых!— Мы часто воюем с белыми, когда они притесняют и обманывают нас. Мой отец не мог знать, что ваши товарищи — не враги наши.— И он убьет их?— Нет, мое племя не убивает пленных: они становятся рабами.— Но мы освободим их, хотя бы пришлось спалить для этого всю деревню и перестрелять всех воинов.Папуас улыбнулся.— Ури-Утаната — сын вождя, — сказал он, — он спасен вами и сам ваш раб. Когда отец узнает, чем я обязан вам, он станет другом белых.— Веди нас в твою деревню…— Идем.— Она еще далеко?— Полтора дня ходьбы.— А когда была тут битва, как ты думаешь?— На рассвете. Концы сломанных ветвей еще влажны; если бы они высохли, значит, битва была раньше.— Я не успокоюсь, пока не увижу капитана живым и невредимым. Ван-Горн вскинул винтовку и, обращаясь к Корнелиусу, сказал:— Поторопись: этим дикарям ни в чем нельзя доверять.— Мы дойдем быстро, — ответил Корнелиус. — Я чувствую себя таким сильным, что пройду километров шестьдесят без остановки. Глава двадцать четвертая. Вождь Ури-Утаната Каким же образом капитан, Ханс и Лю-Ханг попали в плен к дикарям?Они долго ожидали у мускатника возвращения Ван-Горна и Корнелиуса, убежавших в лес в погоне за бабирусой.Сперва капитан не беспокоился, правильно полагая, что раненое животное завлекло охотников далеко в глубь леса. Но прошел час, два, три — капитан стал волноваться, боясь, что с охотниками приключилась какая-то беда. Для таких опасений было достаточно оснований: все они находились в неисследованной стране, в дремучем лесу, где водились дикие звери и страшные змеи, а кругом жили кровожадные племена дикарей.Когда солнце начало спускаться к горизонту, капитан решил отправиться на поиски пропавших. Наказав Хансу и Лю-Хангу ни на шаг не отходить от лагеря и стеречь его, капитан пустился в путь.Он пошел в ту сторону, куда убежала бабируса. Чтобы найти дорогу обратно, он предусмотрительно делал зарубки на деревьях.Капитан углубился в лес на несколько километров, сперва держась кровавого следа, оставленного бабирусой, а потом, потеряв его, он пошел наугад. Иногда он останавливался и что есть мочи кричал, зовя Ван-Горна и Корнелиуса, но ни разу не получил ответа.Надвигалась ночь; Ван-Сталю волей-неволей пришлось повернуть назад: он опасался, что не разглядит в темноте зарубок на деревьях и заблудится так же, как и охотники. Но он не оставлял надежду увидеть Ван-Горна и Корнелиуса в лагере.Каково было его разочарование, когда, добравшись назад в лагерь, он нашел там только Ханса и Лю-Ханга.— Они заблудились, преследуя зверя. Я думаю, что они забыли отметить дорогу обратно. Но где же они теперь? Где искать их? — повторял капитан, в полном отчаянии.— Они не могут быть далеко, — успокаивал его Ханс. — Бабируса была тяжело ранена и не могла поэтому убежать очень далеко. Не волнуйся, дядя: они возвратятся.— Но лес необъятен. Как выбраться из него, если потерять дорогу?— Ван-Горн — старый моряк, он всегда сумеет взять правильное направление.— В море — да; но в этих лесных дебрях, куда и луч солнца не всегда проскальзывает, — тут кто угодно заблудится. Нам ничего другого не остается, как ждать. Ложитесь спать.Все трое пошли на опушку леса. Они построили шалаш, скрестив несколько ветвей и перекрыв их большими листьями пальмы арека. В шалаше они устроили ложе и растянулись на нем. Но так же, как и Ван-Горн и Корнелиус, в эту ночь никто из них не сомкнул глаз. Все трое были заняты своими думами: каждый строил догадки, что могло случиться с охотниками, и прислушивался, не услышит ли среди ночной тишины крика или ружейного выстрела.Часы шли за часами; Ван-Горн и Корнелиус все не возвращались. Среди ночи капитану почудилось, что он слышит крики и выстрелы, но они не повторились.На рассвете усталость взяла свое, и все трое заснули. Но им недолго удалось поспать: раздавшиеся откуда-то крики пробудили их и заставили вскочить на ноги.Не успели они опомниться и стряхнуть с себя сон, как увидели перед собой человек сорок папуасов, вооруженных луками, палицами и копьями и разукрашенных перьями, браслетами и кольцами.Стрелы уже свистели между деревьями над головами наших героев.В одно мгновение все трое — и капитан, и Ханс, и Лю-Ханг — были схвачены, брошены на землю и лишены какой бы то ни было возможности сопротивляться и пустить в ход ружья. Только капитану удалось вырваться; схватив топор, лежавший около него, он бросился на нескольких папуасов и оттеснил было их на несколько шагов назад. Но тут подоспели другие папуасы, набросились на него сзади, и он снова оказался на земле, но теперь обезоруженный.Тогда вышел вперед старый папуас, высокий и величественный. Его голова была украшена перьями райских птиц, а бока были опоясаны широким желтым поясом, концы которого падали вперед.Он подошел к капитану и обратился к нему на малайском языке:— Где сын мой?— Твой сын? — переспросил Ван-Сталь. — Я не знаю, о ком тыговоришь.— Он пришел сюда убить вождя альфуров.— Я его не видел.— Ты лжешь, белый человек! — вскричал дикарь. — Ты убил его?— Повторяю тебе, что я его не видел. Почему я должен был убить его?— Белые — наши враги.— Я никогда не был твоим врагом.— Ты хочешь смеяться надо мной? Берегись: ты принадлежишь мне, ты — мой раб, и я прикажу вздернуть тебя на дереве, если ты не скажешь, где мой сын.— Ты взбесился, черный человек? — обозлился капитан. — Что за басни об убитом сыне ты мне рассказываешь?— Молчать! Как ты попал в этот лес?— Я потерпел кораблекрушение у берегов острова. Выбравшись на берег, я направился к реке Дорга, чтобы там сколотить плот и поплыть к своей родине.— Так ты не видел альфуров?— Ни одного.— Но что же стало с моим сыном?— Я ничего не знаю.— Альфуры — твои друзья?— Если бы я их встретил, они убили бы меня.— Я тебе не верю. Ты останешься моим рабом до тех пор, пока я не отыщу моего сына.— Как знаешь. Но я тебя предупреждаю: пусть только один волос слетит с головы моих товарищей, и я убью тебя, хотя бы твои подданные сожгли потом меня живьем. Где твоя деревня?— На берегу Дорга.— Как раз туда я держу путь, — пробормотал капитан про себя. Разговор с вождем, несмотря на его резкость, несколько успокоилкапитана: он увидел, что, по крайней мере сейчас, ни ему, ни его спутникам не грозит непосредственной опасности. Тогда капитан стал раздумывать, как дать знать Ван-Горну и Корнелиусу о своем пленении и о том, что его ведут к берегам Дорга, — ведь капитан до сих пор не терял надежды на то, что заблудившиеся охотники проберутся в конце концов к лагерю.Ван-Сталь вынул записную книжку, написал несколько слов, вырвал листок и с помощью крепкого шипа прикрепил его к стволу дерева так, чтобы он бросался в глаза.— Ты что там делаешь? — крикнул ему вождь.— Это приношение моему духу-покровителю, — ответил капитан совершенно серьезно. — И советую тебе не касаться его, иначе — ты умрешь.Папуас был суеверен, как и все дикари, верил в каких-то духов смерти, моря и так далее. Расчет капитана был правилен: никто не притронулся к листку бумаги. А вождь, испугавшись, как бы это приношение не оказалось каким-нибудь могущественным заклинанием белого человека, поспешил отдать приказ о выступлении.Весь отряд выступил в поход.Переход по лесу был очень тяжел, особенно для белых, которым скрутили руки на спине, отняв таким образом всякую свободу движений. Этим папуасы хотели обезопасить себя от внезапного возмущения пленных, особенно во время ночлега. На третий день утром весь отряд подошел к берегам Дорга, широкой и многоводной реки с очень быстрым течением, которая орошает западную часть острова и впадает в море у мыса Вале, прямо против архипелага Ару.Деревня, куда привели капитана, Ханса и Лю-Ханга, была расположена на левом берегу реки. Она тянулась вдоль берега; хижины стояли над самой водой на сваях, наподобие озерных свайных деревень далекой древности. Здесь было около шестидесяти больших хижин, стоявших на вбитых в дно реки бамбуковых столбах; они были расположены довольно близко одна от другой и соединены между собой галереями, а все вместе сообщались с берегом при помощи нескольких мостков. Со стороны реки к сваям были привязаны пироги с полозьями наподобие тех, в которых пираты преследовали наших странников на море.Папуасы перешли мост и вошли в деревню, встреченные восторженными криками своих родичей.Пленников тотчас же отвели в хижину вождя, самую большую из всех: в ней было не меньше двадцати квадратных метров. Перед тем как попасть в деревню, всему отряду пришлось преодолеть последнее препятствие: мосты и галереи были сложены, как и пол воздушной хижины, из редких бамбуковых планок, далеко отстоящих друг от друга. Капитан и его спутники медленно, с опаской продвигались по ним, все время боясь потерять равновесие и скатиться в воду. А дикари потешались над ними и над их неловкостью.Вождь сам ввел пленников в комнату, расставил вокруг хижины стражу и хотел удалиться. Но капитан задержал его.— А теперь что ты думаешь делать с нами? — спросил он.— Совет старейшин определит вашу участь. Если вы убили моего сына, вы умрете.— Но черт тебя возьми! — вскричал капитан. — Я тебе не один раз уже говорил, что мы даже не видели твоего сына.— Белые — враги наши, — с упорством дикаря повторил вождь.— Может быть, другие белые, но я тебе не враг.— Это все равно… Ты — белый, значит, ты враг и союзник альфуров, убивших моего сына. Я — Ури-Утаната, вождь. Берегись, белый человек!— Я не боюсь ни тебя, ни твоих подданных.— Посмотрим…— Слушай, Ури-Утаната, мои товарищи на свободе, в лесу, и если ты будешь скверно с нами обращаться, вся твоя деревня сгорит дотла.— Мои воины сумеют защитить ее.Капитан в припадке необузданной ярости бросился к вождю, сжимая кулаки. Но в этот момент за стеной раздались два выстрела, сопровождаемые криками толпы.— Выстрелы! — воскликнул Ханс. — Два выстрела! Это — Ван-Горн и Корнелиус!Вождь тотчас же бросился вон из хижины, думая, что белые, о которых говорил капитан, напали на деревню. Но каково же было его удивление, когда, выскочив из дверей, он услышал возгласы ликования своих родичей.То, что он увидел, еще больше поразило его. Папуас в сопровождении двух белых стремглав несся по бамбуковым мосткам к нему навстречу.— Отец! — кричал он.Старик, глубоко взволнованный, замер на месте. Он открыл свои объятия, чтобы принять в них сына, которого считал убитым.— Мой сын! Ты жив! — вскричал он.— Жив, отец. Альфуры не успели убить меня. Потом, оглядевшись кругом, молодой папуас добавил:— Ведь это ты взял в плен трех белых?— Да.— Где они?— Здесь в моей хижине.Молодой папуас подбежал к хижине и ворвался в комнату, где находились пленные. Он остановился перед ними и с жестом, не лишенным благородства, обратился к ним на малайском языке:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22