Один из первых валов увлек в пучину спасательные шлюпки «Сигалла». Потом пошатнулась фок-мачта. Будто ударами гигантского молота, всплески волн вышибли крышки люков, разбили двери матросского кубрика и затопили небольшое помещение до половины. Нескольких человек уже недосчитывалось на палубе. Эрик Свенсон погиб на мостике, запутавшись в канатах, куда его отбросил водяной вал, оторвав руки от рулевого колеса. И может быть, в тот самый час, когда в дождевой мгле неизвестный пароход расколол «Нимфу» на две части, китобойное судно «Сигалл» далеко на юге превратилось в груду обломков. Волны до тех пор бросали и швыряли его, пока не перевернули вверх килем. Теперь он напоминал огромного куцего кита. Подобно чудовищному спинному плавнику, маячил над водою киль корабля. В ночной темени, среди завываний бури и грохота волн предсмертные вопли нескольких человек потонули, словно писк комара в дремучем лесу.
Утром, когда стих ураган, над океаном засверкали лучи солнца. Равнодушно скользили они над разбитым кораблем, разбросанными в волнах обломками и трупами людей. Морское течение несло на восток желтый глиняный кувшин. И покуда он блуждал по бескрайнему океану, не замеченный человеческим глазом, Ри— ганда могла чувствовать себя уверенно и спокойно в своем уединении.
Ураган, поломавший множество пальм на побережье острова и разрушивший хижины многих островитян, уберег пока племя Ако от другой, более страшной напасти — алчности белых колонизаторов.
4
Ухватившись за конец каната, Ако уперся ступнями в борт корабля и, как по трапу, ловко взобрался наверх. Канат свешивался с верхней палубы, — может быть, на нем была подвешена малярная «беседка», которую матросы позабыли поднять на палубу. В тропическом поясе, в тихую погоду, иногда красят суда и на ходу.
В той части корабля фальшборта не было. Большая спасательная шлюпка находилась на своем месте.
Ако минутку .передохнул, потом проскользнул вдоль шлюпки в укромное местечко между ее килем и верхней палубой машинного отделения. Капы были открыты, оттуда доносился монотонный гул машины. Высоко над палубой вздымался капитанский мостик. Сквозь дождевую сетку на нем блестел огонек.
При свете электрических лампочек Ако увидал двух мужчин, на них была такая же одежда, как и у капитана Мобса, когда он высадился на берег Ригонды. Перегнувшись через поручни капитанского мостика, они напряженно смотрели вниз на темную воду. Потом один из них, постарше и поплотнее другого, дал знак, и оба спустились по трапу на палубу.
Ако отступил назад в темноту и спрятался за кормой шлюпки. Припав к палубе, он с волнением наблюдал .за обоими мужчинами. Они остановились возле спасательной шлюпки и тихо разговаривали между собой.
— Неприятный случай, штурман… — произнес один.
— Да, капитан, — ответил другой. — С пароходом, кажется, ничего не стряслось, разве только краска ободралась.
— Краска — ерунда. Может статься, что мы наехали на какой-нибудь полузатонувший корабль. Мне кажется* люди должны были почувствовать внезапный толчок.
— Вероятно, капитан. Но за исключением нас двоих и рулевого никто не знает, в чем дело. Неприятно, если пароходству придется платить за чужой парусник и груз.
— Постараемся, чтобы этого не случилось. Не забывайте, Бернсли, что вы в происшедшем так же виноваты, как и я. Мы оба находились на капитанском мостике, оба заметили парусник. Пароходу следовало изменить курс и дать полный назад. Когда «Уиндспайхер» налетел на барк, было поздно маневрировать.
Бернсли, я думаю, что для барка это столкновение было столь же неожиданным, как и для нас. Они, видимо, не успели ирочесть название корабля.
— Если бы даже кто-нибудь и прочел, то мало вероятно, чтобы он мог этим воспользоваться. Кому они расскажут об этом — рыбам? Конечно… если мы сейчас же не повернем судно и не попытаемся их выудить.
— Бернсли… вы знаете, что после всего случившегося мы больше не можем этого делать — не можем спасать ни единого.
— Понятно, мистер Питфол. Каждый спасенный будет свидетельствовать против нас, и пароходству придется платить огромные деньги. Но как по-вашему… рулевой сумеет молчать?
— Я поговорю с ним. Он парень толковый.
— А что если кто-нибудь из команды барка в момент столкновен-ия все же попал на палубу парохода?
— Не думаю. Все ведь продолжалось каких-нибудь несколько секунд. Но проверить не мешает, обойдем палубу. Вы идите вдоль стир-борта, а я пойду по бак— борту. У вас есть карманный фонарик?
— Так точно, капитан. А если все-таки кто-нибудь взобрался наверх — что тогда?
— Тогда мы должны позаботиться о том, чтобы он немедленно исчез с корабля. Никого чужих не должно быть на палубе… Никто не должен спастись.
Зажглись маленькие лампочки и медленно заскользили вдоль .бортов судна к корме, потом вернулись обратно и дошли до носа.
Возле якорных клюзов и шпигатов для стока воды оба обследователя перегнулись через фальшборт и осветили борта корабля. Окончив осмотр, они снова встретились на верхней палубе.
— Все в порядке, капитан, — доложил Бернсли.
— Да, штурман, пока что все в порядке. Но иначе и не могло быть. Море и ночь сумеют молчать. Сделаем и мы то же самое.
Капитан Питфол в ту же ночь переговорил с рулевым, который в момент происшествия нес вахту. За двадцать фунтов матрос согласился не знать того, что он знал. Потом капитан занес в судовой журнал очередную запись: «Пароход „Уиндспайтер“ в такое-то время, на столысих-то градусах такой-то широты и долготы (где-то против мыса Бланко, близ Северной Африки) столкнулся с неизвестным плавучим предметом, по предположению — с остовом полузатонувшего корабля. Ничего особенного замечено не было. Пароход продолжает свой рейс».
Но Ако… Он, конечно, не понял всего, о чем говорили незнакомые люди, остановившись у спасательной шлюпки, но главное все же уловил. Повелители парохода сделали что-то неправильно, поэтому потонул барк. За это им грозит наказание; надо будет платить много-много денег, если об этом узнают другие белые, так как потонувший барк тоже принадлежал белым. Если бы он принадлежал темнокожим, — тогда ничего. Чтобы не пришлось платить много денег, они ушли, не стали спасать своих соплеменников, которые теперь тонули в море.
Ако знал, что ему грозит опасность — смерть, если его найдут на палубе. Как только оба белых повелителя ушли, он стал искать надежное убежище. На полуюте парохода, возле ,запасного винта, он нашел несколько старых вентиляционных труб. Они были так широки, что человек мог свободно пролезть в них. Спрятавшись в одной такой трубе, Ако лежал тихо, будто неживой.
«Почему белые дали потонуть своим собратьям, когда они могли бы спасти их? Неужели деньги дороже, чем жизнь людей?» Ако ломал голову над этим, но не находил ответа.
Белые люди часто поступали очень странно.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1
Вентиляционная труба отнюдь не была удобным жилищем. Места-то в ней хватало, чтобы человек мог повернуться с одного бока на другой, но стоило Ако чуть пошевельнуться, как труба начинала грохотать. Приходилось лежать неподвижно. Такое положение скоро надоело, стало тяготить. В трубе скопилось немного влаги, и один бок Ако все время мок в воде. Но самым большим неудобством было то, что Ако не смел заснуть: во сне он мог заворочаться, поднять шум и этим выдать свое присутствие. Проведя несколько часов в таком положении, Ако увидел, что уже забрезжила утренняя заря, которая через отверстие трубы заглянула и в его убежище. Время от времени он слышал шаги людей на палубе. Через определенные промежутки времени матросы приходили проверять показания лага. Остальное время там нечего было делать, и голоса людей звучали поодаль. Только один раз, в полдень, у старых вентиляторов остановились двое мужчин и обменялись несколькими словами.
— Ты слышал ночью странный треск? — спросил один.
— А как же, — отозвался другой. — Я чуть было не вылетел из койки.
— У руля в это время стоял Тейлор. Говорит, будто он ничего не видал.
— А ты ведь был впередсмотрящим. Ты должен был что-нибудь приметить.
— Я… видишь ли, старина, мне днем не удалось соснуть. И когда меня поставили туда, на полубак, к бугшприту совсем одного, а тут еще дождик начал так приятно накрапывать, я больше не мог выдержать. Веки сами собой слиплись. Долго-то я, конечно, не спал, может, всего пару минут. Тогда эта чехарда • и случилась. Хорошо еще, что сам старик в то время оказался на мостике. Он тоже ничего не заметил.
— Штурман говорит, будто это был остов какого-то полузатонувшего корабля.
— Гм, да. Особенно-то затонувшим он никак не мог быть, потому что краска по борту судна обшарпана от форштевня до ахтерштевня фута на четыре выше ватерлинии. А если у этого остова были еще и мачты, то их и подавно следовало бы заметить. Да какое нам дело до всего этого.
— Ясно. Невелика радость таскаться по судам.
— А старик — тертый калач. Ты слышал — если погода будет тихая, то ободранные места велят окрасить здесь же в море, до самой ватерлинии. До Гибралтара просохнет, и ни один черт тогда не докопается, на какой такой остов наскочил наш «Уинд» спайтер».
— Чтобы краска лучше сохла, старик, я думаю, подбросит нам несколько бутылок джина.
— Боцман говорит — это уже обещано.
— Вот как? Ну, тогда все в порядке.
Пока они разговаривали, Ако не смел дышать. И на этот раз он кое-что понял из разговора и запомнил. Не подлежало сомнению, что командиры судна делали и будут делать все, чтобы скрыть от других белых причины гибели «Нимфы». Все их планы мог сорвать только Ако. Если они его поймают, то непременно уничтожат. Сознание, что малейшая неосторожность может погубить его, придало Ако силы лежать с затекшими членами, заглушить чувство голода и терпеливо переносить одуряющий зной, который скоплялся в трубе, когда солнце накалило металл. Стенки трубы целый день были такие горячие, что до них нельзя было дотронуться рукой или щекой. Если бы после недавних штормов и тропических ливней в трубе не осталось воды, Ако наверняка не выдержал бы до вечера. Хорошо еще, что его голые ноги и спина лежали в луже. Но вода эта постепенно высыхала, испарялась и впитывалась в одежду Ако.
«Следующей ночью я должен подыскать себе какое-нибудь другое убежище, — размышлял островитянин. — Такое, где удобнее спать и куда не проникает солнце. Еду и питьевую воду тоже надо найти».
Медленно тянулись часы. Долго-предолго солнечные лучи накаляли клетку Ако. Наконец стало смеркаться и на кормовой палубе затихли человеческие голоса. Ако дождался, пока совсем стемнело, и только тогда осмелился высунуть голову из вентилятора. Над морем уже мерцали звезды. Ако жадно глотал прохладный, освежающий воздух и отдыхал. Онемевшие члены опять приобретали прежнюю гибкость, боль и тяжесть в голове исчезли.
Убедившись, что на палубе нет ни живой души, Ако вылез из трубы и, низко пригнувшись, проскользнул до грот-мачты. Откуда-то доносился приятный запах свежеиспеченного хлеба. На вантах мачты висел мешок с мясом. Взять весь воловий окорок Ако не решался, а чтобы отрезать подходящий кусок, у него не было ножа. Запах пищи еще сильнее разбередил голод юноши. Как зверь, нюхом чующий добычу, он двинулся в ту сторону, откуда струйки воздуха доносили приятный запах. Ему пришлось подняться вверх по трапу, затем прокрасться по узкому коридору, по обеим сторонам которого располагались каюты. В коридоре не горела ни одна лампа. За всеми дверьми царила тишина — белые люди, наверно, спали. В том помещении, откуда тянуло соблазнительным запахом, дверь была оставлена полуоткрытой. Глаза Ако, видевшие в темноте почти так же хорошо, как и при дневном свете, рассмотрели в дверную щель плиту, полки для посуды и небольшой стол, на котором остывало несколько буханок недавно испеченного хлеба. На плите стоял кофейник, полный кофе — предназначенный для вахтенных матросов, которые сменяются ночью. Но еще со времен «Сигалла» Ако знал, что в плите имеется духовка и в ней всегда хранится что— нибудь съестное.
Бесшумно, словно призрак, проскользнул он в камбуз и начал быстро действовать. Кофе был не горячий. Ако, не обжигаясь, досыта напился, а остаток вылил в какую-то пустую консервную банку, найденную на полке. Буханка хлеба и жареная рыба, которую он извлек из духовки, могли на пару дней избавить его от голода. Забрав добычу, Ако удалился так же тихо, как и вошел. Выбравшись из коридора, он не пошел обратно на корму парохода, а поднялся на верхнюю палубу, где стояли спасательные шлюпки.
В ту ночь Ако укрылся в одной из этих шлюпок, поверх которой был натянут брезентовый чехол. Ему пришлось отвязать несколько шкертиков со стороны моря, которые потом, лежа в лодке, уже невозможно было завязать. Если кому-нибудь из команды взбрело бы на ум проверить брезент со стороны моря, он тотчас же заметил бы, что шкерты развязаны, и непременно заглянул бы внутрь лодки. Ако не знал, что на другое утро после его спасения штурман осмотрел все спасательные шлюпки, угольные бункера и другие места, где имели обыкновение прятаться тайные пассажиры. Все оказалось в полном порядке, и сегодня на пароходе царила уверенность, что на судне нет ни одного постороннего человека. Если бы Ако знал это, он чувствовал бы себя гораздо увереннее в своем новом убежище.
В спасательной шлюпке была совсем другая жизнь, нежели в вентиляторе. Здесь Ако мог спать на свернутом парусе, даже сидеть и гораздо свободнее двигаться. В ту ночь он хорошо выспался. Назавтра его не мучил солнечный зной.
Два дня и две ночи Ако не покидал своего убежища. Он бережливо ел хлеб и рыбу, а кофе пил лишь тогда, когда сильно мучила жажда. На третью ночь,он снова отправился на промысел. На этот раз его добычу составляли буханка хлеба и кусок засохшего бифштекса. Живя в лодке, Ако обнаружил там бочонок воды, поэтому о питье ему больше не приходилось беспокоиться.
Никто ничего еще не заметил. Никто не тревожил Ако, и у него уже затеплилась надежда, что ему удастся счастливо дождаться конца плавания, спасти свою жизнь и когда-нибудь увидеть берега родины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43