Старались поправить беду, но егеря трудились понапрасну: собаки не находили следа. Король сам старался поправить дело, но безуспешно.
— Пусть приведут ко мне этого гасконца, о котором рассказывают чудеса, — приказал Франциск II.
Де Пибрак явился, осмотрел то место, где собаки потеряли след, ходил взад и вперед и подошел прямо к дуплистому дубу, на котором от старости осталась только одна кора.
— Стойте, заяц тут! — сказал он.
И в самом деле, засунув руку в дупло, он вытащил оттуда зайца за хвост.
Животное сделало скачок и запряталось в дупло.
— Честное слово короля! — сказал Франциск II, — вот драгоценный человек. Я возьму его к себе на службу.
И он взял его в свою гвардию.
С тех пор де Пибраку, поставившему уже ногу на первую ступень лестницы, оставалось только подниматься.
Франциск II умер. Ему наследовал Карл IX.
Карл IX был еще более страстный охотник, чем покойный король.
Дядя де Пибрака так часто повторял, что его племянник самый опытный охотник в целой Франции и Наварре, что новый король удостаивал призывать к себе своего гвардейца и беседовать с ним о птичьей и псовой охоте.
Де Пибрак, слушавшийся добрых советов своего дяди, много говорил о самом себе королю всякий раз, когда король приглашал его, и однажды Карл IX признался, что он охотно слушает его и готов сделать что-либо для де Пибрака.
— Государь, — сказал ему на это де Пибрак, — если бы я был капитаном гвардейцев, я имел бы право во всякое время приходить к вашему величеству и мог бы рассказывать вам о многих чудных охотах на медведей и серн — зверей, часто попадающихся в наших горах.
— Черт возьми! Ваши рассказы обойдутся мне дороговата.
— Французскому королю нечего смотреть на издержки, — возразил де Пибрак.
Карл IX засмеялся, и Пибрак был произведен в капитаны.
Так составил себе карьеру беарнский дворянчик, которому королева Наваррская Иоанна д'Альбре поручила своего сына.
Паж Рауль приподнял портьеру, и молодые люди увидели большую роскошно убранную комнату, в которой де Пибрак сидел, небрежно развалясь в глубоком кресле с золотыми гвоздиками.
Однако, услыхав шум, он поспешно встал, взглянул на принца и с трудом удержался в присутствии пажа от движения изумления, которое вызвало в нем сходство Генриха с покойным королем Антуаном Бурбонским, его отцом.
— Войдите, господа и любезные соотечественники, — сказал он, — войдите.
Движением руки он отпустил Рауля. Паж поклонился и вышел.
Тогда де Пибрак переменил тон, встал и почтительно поклонился молодому принцу.
— Ваше высочество прибыли как нельзя более кстати.
— Неужели? — спросил принц.
— И если вашему высочеству будет угодно последовать за мной, я покажу вам принцессу Маргариту.
— Так, что она не увидит меня?
— Да, она не увидит вашего высочества.
— Черт возьми, — прошептал Генрих Наваррский, — я вижу, что королева-мать поступила чрезвычайно разумно, господин де Пибрак, направив меня к вам.
Де Пибрак поклонился и затем обратился к Ноэ.
— А вы, мой друг, подождете нас здесь.
— Мне тоже хотелось бы видеть принцессу, — сказал Ноэ.
— Это невозможно.
— Отчего? — спросил принц.
— Оттого, — ответил де Пибрак, — что в том месте, куда я отведу ваше высочество, не поместятся двое.
— Ну, это дело иное, — прошептал Ноэ.
Де Пибрак подвел принца к большому стеклянному шкафу, где лежало на полках множество книг и рукописей.
— Это мои охотничьи книги, — сказал он.
— Разве вы хотите показать мне портрет принцессы Маргариты?
— О! Нет, — ответил де Пибрак.
Он повернул ключ, который торчал в замке шкафа, открыл его, затем, отодвинув в сторону две книги, просунул между ними руку и нажал искусно скрытую пружину. Полки с книгами повернулись и обнаружили потайной ход.
— Ого! — воскликнул в изумлении принц, делая шаг назад.
— Ваше высочество, — сказал де Пибрак, — это одно из самых ничтожных таинств Лувра.
И так как принц все еще не мог успокоиться, то де Пибрак прибавил:
— Если бы королева Екатерина Медичи знала, что мне известен этот проход, она, быть может, приказала бы своему парфюмеру Ренэ-флорентийцу умертвить меня на углу улицы или подсыпать мне в кушанье чудодейственного порошка, который отправит меня на тот свет, причем мою смерть припишут коликам.
— Черт побери! — воскликнул Ноэ.
— Гм,— пробормотал в то же время Генрих Наваррский, — нечего сказать, хорош характер у королевы Екатерины, и если дочь похожа на нее...
— Я думаю даже, — продолжал де Пибрак, — что сама королева Екатерина, приказавшая изрыть все стены Лувра, не знает о существовании этого прохода.
— А вы как же узнали о нем? — спросил Ноэ.
— Я открыл его случайно. Его приказала проделать Диана де Пуатье. Король Генрих II спал в этой комнате, а Диана де Пуатье занимала покои принцессы Маргариты. Ночью она приходила к королю.
— А королеве Екатерине известен этот проход?
— Нет.
— А вы почем знаете?
— Однажды вечером, — начал де Пибрак, запирая на задвижку дверь, через которую вошли молодые люди, — я перебирал книги, лежавшие в шкафу. Рука моя дотронулась до пружины, пружина отскочила, полка повернулась, и передо мной открылся этот проход. К великому моему изумлению, тот самый, который вы видите перед собой. На колокольне церкви Сен-Жермен л'Оксеруа пробило одиннадцать часов; в Лувре все спали, кроме часовых. Я взял свечу и вошел в проход. Дойдя до конца, я увидел, что выхода оттуда не было, или, вернее, дверь была заложена. Я приложил к ней ухо и услышал звук голосов. Раздался свежий, звучный хохот. Я узнал смех принцессы Маргариты. Тогда, воротившись на цыпочках, я запер шкаф, задул свечу и лег в постель.
На другой день я взял латинскую рукопись, в которой сообщалось о псовой охоте, и отправился к принцессе Маргарите. Она знает латинский язык не хуже аббата Брантома.
— Ваше высочество, — сказал я ей, — я был всегда вашим покорным слугою, но я сделаюсь вашим рабом, если вы удостоите сообщить мне содержание этой книги, которая для меня дьявольская тарабарщина.
Принцесса взяла книгу, и пока она читала, я осматривал комнату и заметил в изголовье большой кровати из резного черного дерева, исчезавшее в складках занавесей, распятие из слоновой кости.
— О! Какая чудесная работа! — воскликнул я.
Я подошел к распятию и внимательно осмотрел его. Когда я дотронулся до шляпки гвоздя, которым были прибиты ноги нашего Господа, я почувствовал, что гвоздь поворачивается. Принцесса Маргарита все читала и не поднимала головы. Я тихонько дернул гвоздь к себе, он подался, и я увидел перед собою черное отверстие, откуда на меня пахнул воздух. Я положил гвоздь к себе в карман. Когда принцесса кончила читать, я ушел.
— Какое у вас пылкое воображение, господин де Пибрак! — сказал Амори де Ноэ.
— Сударь, — ответил гасконский капитан, — этой особенностью мы возмещаем экю, которых у нас нет.
Генрих Наваррский смеялся. Де Пибрак продолжал:
— Вечером я раскрыл шкаф, проскользнул в коридор и тотчас же увидел луч света, который шел из комнаты принцессы Маргариты. Я пошел, сдерживая дыхание и стараясь заглушить шум своих шагов, затем я приложил глаз к отверстию и увидал принцессу, которую камеристки одевали на бал. Опасаясь, чтобы принцесса Маргарита не почувствовала какую-нибудь легкую струю воздуха, я достал пробку, обрезал ее и заткнул отверстие. Я вынимаю ее, когда мне нужно смотреть.
— А вам это иногда бывает нужно?
— Да, время от времени.
— Но... когда же именно?
— Когда королева Екатерина замышляет какое-нибудь злодеяние, она идет советоваться с дочерью.
— А что говорит дочь?
— Принцесса добра, зато королева Екатерина упряма. Однажды я увидел, что королева Екатерина пошла к дочери. Она была не в духе и искоса посмотрела на меня, проходя мимо. Я проскользнул в свой проход. Что-то подсказывало мне, что я должен подслушать.
— Что же произошло у принцессы?
Королева вошла и сказала ей:
«Марго, милая моя, король подружился с принцем Людовиком Конде, этим ярым гугенотом, и если мы не примем мер, то не пройдет и трех месяцев, как в Лувре не будут уже более служить католическую обедню, а будут слушать проповедь. А знаете вы, с чего началась эта дружба?» — спросила королева.
«Нет», — ответила принцесса.
«С того, что принц Конде подарил королю двух собак, которые стоят дороже всей королевской своры».
«Что же теперь делать?» — спросила принцесса Маргарита.
«Ах, почем я знаю! — с досадой сказала королева. — Собаками короля распоряжается этот гасконец Пибрак. Если бы этот Пибрак принадлежал к числу людей, с которыми можно прийти к какому-нибудь соглашению, но это дурак, преданный Конде почти на столько же, как и королю, а первый из них сказал, что ничего подобного этим собакам невозможно найти. Решительно, этот Пибрак мне не нравится. Ренэ должен послать ему что-нибудь из своих благовонных товаров».
— Вы легко можете представить себе, ваше высочество, что я вернулся к себе в сильном беспокойстве, — прибавил де Пибрак.
— На другой день государь охотился в Медоне. Рано утром, пока егеря еще не встали, я пошел к собакам принца Конде. Одну звали Киром, другую Ксерксом, я всю ночь думал, как бы мне испортить этих славных животных.
— И вы нашли способ?
— Я придумал его, пока шел к конуре. У меня в кармане была светильня с серой. Я поджег ее и, взяв Кира за горло, заставил его несколько раз вдохнуть дым. Потом я проделал ту же операцию с Ксерксом и воротился к себе. Я начал одеваться, чтобы ехать на охоту. Несмотря на превосходную погоду, обе собаки потеряли чутье и делали одну ошибку за другой. Король Карл рассвирепел. Он убил Кира выстрелом из мушкета и грубо сказал принцу Конде:
— Впредь, кузен, можете избавить себя от труда преподносить мне такие подарки.
Принц уехал с охоты и вечером не показывался в Лувре. На другой день королева милостиво поздоровалась со мной. Вы видите, ваше высочество, что отверстие в стене сослужило мне службу. Пойдемте.
Капитан гвардейцев взял Генриха Наваррского под руку и увлек его в потайной темный коридор.
— Ступайте осторожно, — шепнул он ему, — в Лувре стены пропускают звук.
— Будьте покойны.
Де Пибрак прибавил:
— Принцесса Маргарита теперь одевается. Камеристки помогают ей, и вы увидите ее во всем блеске ее красоты.
Несмотря на воспоминание о прекрасной ювелирше и на отвращение к браку, Генрих Наваррский почувствовал, как у него забилось сердце. Женщина, на которой нам предстоит жениться, всегда производит такое впечатление, даже если она стара и безобразна. Если сердце не бьется от надежды, то оно бьется от страха.
Де Пибрак осторожно вынул пробку, и в глаза Генриху блеснул луч света.
— Смотрите, — шепнул ему гасконец.
Он уступил место Генриху, который приложил глаз к отверстию, проделанному в стене, и почувствовал себя ослепленным.
Маргарита Французская сидела в эту минуту перед большим металлическим зеркалом, повернувшись лицом к распятию, и принц мог хорошо рассмотреть ее.
Ее причесывали две хорошенькие камеристки.
Маргарита была самая красивая женщина во Франции, и. поэты, воспевавшие ее, и летописцы, превозносившие ее, далеко не вполне оценивали ее. Принц нашел ее такой красивой, что немедленно вспомнил о герцоге Гизе и о беарнце Маликане и почувствовал желание очутиться лицом к лицу с первым, держа шпагу в руках и кинжал в зубах, а Маликану свернуть шею за непочтительный отзыв о такой красавице.
К сожалению, принцу пришлось недолго любоваться, потому что дверь в комнату принцессы Маргариты отворилась, и в нее вошло новое лицо.
Это была уже пожилая женщина, но сохранившая еще следы царственной красоты, глаза которой горели огнем юности, а величественный стан и гордая походка свидетельствовали о привычке повелевать.
Эту женщину звали Екатериной Медичи, суровая и мрачная личность, перед которой с трепетом склонялась вся Франция.
Появление этой женщины вызвало в молодом принце странное чувство. По его жилам пробежала дрожь, а в то же время женщина эта приковывала его взор, как будто обладала даром странного очарования.
Он перевел свои глаза с принцессы на Екатерину.
— Королева, — шепнул ему на ухо де Пибрак.
— Я угадал, что это она, — ответил принц. Королева Екатерина была не в духе, губы ее были
сжаты, брови нахмурены. Она подошла к дочери и сказала:
— Хорошо быть молодой и красивой, как вы, моя милая, и не иметь других забот, кроме как наряжаться с утра до вечера, не правда ли?
Маргарита приветствовала свою мать очаровательной улыбкой.
— Когда я сделаюсь королевой, — сказала она, — я буду вмешиваться в политику.
— Вы скоро будете королевой, дочь моя.
Принцесса вздрогнула и привстала с кресла.
— Ах! — вырвалось у нее. — Я полагаю, что это еще не решено.
— Нет, решено, — холодно возразила Екатерина. — Этого требует политика.
Принцесса побледнела и прошептала с волнением:
— Значит, я должна выйти за принца Наваррского.
— Да.
— За неотесанного медведя, — продолжала Маргарита, надувшись, — за горца, от которого пахнет чесноком и луком.
— Дура, — с досадой прошептал Генрих Наваррский.
— И я должна буду жить в По или Нераке, в старом сгнившем замке, где ветер свистит в двери, а дождь протекает сквозь крышу.
— Милая моя, — сухо возразила королева, — на золотые экю, которые даст за вами в приданое король Карл, ваш брат, принц, ваш супруг, перестроит Неракский замок.
Но Маргарита, которую не утешило это обещание, продолжала:
— Жить в Нераке с протестантами!
— Для вас выстроят католическую капеллу. Королева при этих словах улыбнулась, и эта улыбка
заставила сильно призадуматься Генриха Наваррского.
«Ого, — подумал он, — неужели королева Екатерина хочет выдать за меня свою дочь для того только, чтобы обратить меня в католичество?»
Маргарита продолжала:
— Люди бедные и ничтожные женятся по своему выбору.
— А особы королевской крови не имеют права так поступать, дочь моя.
—;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26