Нисколько не сомневаюсь, она доживет и до того времени, когда родится шестое поколение…— Увидит шестой потомка, потом умирай.Джондалар испуганно обернулся. Он даже не услышал, как к ним подошел Тамен.— Что значит «умирай»?— Хадума говори — Нория делай синий глазка, дух Зеландонии, потом Хадума умирай. Говори — долго здесь сиди, пора уходить. Смотреть детка — тогда умирай. Имя детка Джондал — шестой поколение Хадумаи. Хадума счастливый Зеландонии. Говори — хороший мужчина. Делай приятный Первый Радость трудно. Мужчина Зеландонии — хороший мужчина.Джондаларом владели противоречивые чувства.— Если она сама хочет умереть, значит, так оно и будет. Но мне грустно даже думать об этом, — сказал он печальным голосом.— Все Хадумаи будет грустный, — кивнул головой Тамен.— Скажи, смогу ли я встретиться с Норией? Времени-то прошло совсем ничего… Просто я не знаю ваших обычаев, понимаешь…— Обычай нету… Хадума говори — да. Твоя скоро уходи?— Если этот осетр устроит Джерена, то да. Нам нужно спешить. Но скажи, откуда ты это знаешь?— Мне говори Хадума. * * * Вечером на стоянке начался настоящий пир, благо осетрины хватало на всех. Днем все члены племени занимались разделкой и нарезкой огромной рыбьей туши. Предназначенная для вяления осетрина резалась узкими полосками. Тогда же Джондалар увидел и Норию — она и несколько сопровождавших ее женщин направлялись к неведомой ему стоянке, находившейся выше по течению реки. Ее привели к нему только с наступлением темноты. Они отправились к реке. Джондалар заметил, что за ними неотступно следуют две женщины, и печально вздохнул. Они уже и так нарушили существующее правило, запрещавшее видеться участникам Ритуала в течение нескольких дней, оставить же их наедине сородичи Нории не решились.Они молча стояли под деревом. Нория печально понурила голову. Джондалар убрал упавшую на ее лицо прядку волос и, взяв Норию за подбородок, повернул к себе ее лицо. В ее глазах стояли слезы. Он отер их костяшками пальцев и поднес ставшую влажной руку к своим губам.— О, Джондалар… — прошептала она, припав к нему. Он обнял Норию и дважды поцеловал ее в губы — первый раз нежно, второй — страстно.— Нория… Женщина… Красавица…— Джондалар делай Нория женщина, — пробормотала она. — Делай Нория… Делай…Она едва не разрыдалась, понимая, что ей так и не удастся найти нужных слов.— Я знаю, Нория. Знаю…Он сделал шаг назад и, улыбнувшись, легко похлопал ее по животу. Заплаканное личико Нории осветилось улыбкой.— Нория делай Зеландонии. — Она нежно коснулась его века. — Нория делай Джондал. Хадума…— Да, — кивнул Джондалар. — Тамен сказал мне об этом. Джондал — шестое поколение Хадумаи… — Он взял в руку свой мешочек. — Нория, я хочу кое-что дать тебе, слышишь? — Достав из мешочка каменную доний, он вложил ее в раскрытую ладонь Нории. Как ему хотелось сказать ей о том, сколь дорога ему эта старинная, передававшаяся из поколения в поколение вещь, полученная им от матери… Он печально улыбнулся. — Эта доний — моя Хадума. Хадума Джондалара. Теперь она твоя. Хадума Нории.— Хадума Джондалара, — изумилась она, глядя на резную каменную фигурку. — Хадума Джондалара? Нория?Он утвердительно кивнул. Заливаясь горючими слезами, Нория поднесла доний к губам.— Хадума Джондалара…Тонкие ее плечики сотрясались от рыданий. Совершенно неожиданно она поцеловала его в лицо и, заплакав еще горше, не разбирая дороги, побежала к стоянке.
С ними прощался весь лагерь. Рядом с несчастной, обливавшейся слезами Норией стояла довольная, улыбающаяся Хадума. Джондалар вновь смахнул со щеки Нории слезинку и поднес руку к губам. Нория печально улыбнулась. Джондалар вздохнул и направился к терпеливо дожидавшемуся его Тонолану, заметив в последний момент томный взгляд, брошенный на Норию Джереном.Нория стала женщиной, получившей благословение самой Хадумы. Ее ребенок должен был осчастливить очаг ее мужчины. Все уже знали о том, что во время Ритуала она испытывала блаженство и радость, и это значило, что она станет хорошей женой — любвеобильной и желанной.
— Ты действительно считаешь, что твой дух даст Нории ребенка? — поинтересовался Тонолан, когда стоянка осталась позади.— Что я тебе могу ответить? Хадума очень мудрая женщина… Она знает куда больше, чем все остальные… Она действительно «большой шаман». Если кто-то и способен на такие вещи, так это она.Какое-то время они молча шли вдоль берега. Наконец Тонолан сказал:— Большой Брат, мне нужно задать тебе один вопрос.— Задавай.— Как это тебе удается? Я знаю, все мужчины говорят, что они готовы участвовать в Ритуале Первой Радости хоть каждый день, хотя на деле многие побаиваются его… Я знаю нескольких мужчин, которых постигла неудача, — ты понимаешь, о чем я… Честно говоря, я и сам не очень-то уверенно чувствую себя в этой роли, пусть у меня и не было таких случаев, чтобы я с ней не справился. Тебя же выбирают постоянно, верно? Мало того, все эти женщины после этого влюбляются в тебя. Как ты это делаешь? Я наблюдал за тобой во время празднеств, но ничего необычного не заметил — ты делаешь это точно так же, как и все остальные.— Не знаю, Тонолан, — ответил Джондалар, пожав плечами. — Я пытаюсь быть заботливым, и только.— Можно подумать, другие мужчины этого не делают. Здесь явно что-то не так. Как это говорил Тамен? «Делать женщина приятный — трудно». Скажи, в чем твой секрет? Я стараюсь не делать ей больно, и только. Был бы ты недоразвитым, я бы еще понял… Давай, открой своему братишке секрет. Я ведь никогда не тяготился женским обществом, ты же знаешь… По мне, чем их больше, тем лучше.Джондалар замедлил шаг и повернулся к Тонолану:— Да, с тобой все понятно. Наверное, я обещал Мароне вернуться именно для того, чтобы у меня был повод уйти от любой из них. — Джондалар наморщил лоб. — Ритуал Первой Радости является для женщины совершенно особым событием. Для меня — тоже. Но многие молодые женщины в каком-то смысле так и остаются девочками. Им что мальчишки, что мужчины — все едино… Как ты скажешь такой молодой женщине, с которой ты только что провел эту особую ночь, что предпочел бы иметь дело не с нею, а с женщиной более искушенной в любовных делах? Великая Дони, Тонолан! Мне не хочется обижать их, но влюбиться и провести вместе ночь — не совсем одно и то же.— Джондалар, порой мне кажется, что ты никогда никого не любил.Джондалар ускорил шаг.— Что ты хочешь этим сказать? Я любил многих женщин.— Как тебе сказать… Мы говорим о разных вещах.— Откуда ты это знаешь? Ты-то сам кого-нибудь любил?— Да. Со мной такое случалось несколько раз, пусть обычно это длилось и недолго… Ладно, Брат, не хочешь говорить, не говори. Можешь от меня не убегать.Джондалар вновь пошел помедленнее.— Может, ты и прав. Я действительно никого не любил… Наверное, я вообще никого не полюблю…— Ну и что с того? Кому от этого будет хуже?— Слушай, оставь ты меня в покое! — зло выпалил Джондалар и тут же совсем другим тоном добавил: — Не знаю, Тонолан… Мне нравятся женщины… Каждый раз, когда я участвую в Ритуале Первой Радости, сердце мое переполняется любовью и восторгом. Но я предпочитаю иметь дело с женщинами, а не с девушками. Она должна быть свободной и раскованной, со своими желаниями и предпочтениями, понимаешь? При этом она может быть молодой или старой, наивной или опытной — словом, какой угодно…— Много хочешь, братишка.— Ты спросил — я ответил.Какое-то время они шли молча.— Слушай, может, ты знаешь, сколько лет Зеландонии? — неожиданно спросил Тонолан. — Наверное, чуть помладше Матери, верно?Джондалар мгновенно насторожился.— Почему ты об этом спрашиваешь?— Говорят, еще несколько лет тому назад она была редкостной красавицей. Старые люди утверждают, что никто не мог с ней сравниться. Мне трудно это понять, но они почему-то считают ее достаточно юной для того, чтобы быть Первой из Тех, Кто Служит Матери. Расскажи мне о ней, Большой Брат. И ответь мне, правда ли то, что они говорят о тебе и Зеландонии?Джондалар остановился и заглянул в лицо своему брату.— Сначала скажи, что они говорят обо мне и Зеландонии? — процедил он сквозь зубы.— Прости… Не надо было мне говорить об этом… Будем считать, что я ни о чем тебя не спрашивал, идет? Глава 5 Эйла вышла из пещеры и, остановившись на краю каменного карниза, принялась потягиваться и тереть глаза. Солнце только-только взошло; прикрыв глаза рукой, Эйла стала искать взглядом табун. Она провела в пещере всего несколько дней, но подобное начало утра уже стало входить у нее в привычку. Такой обычай делал ее одинокое существование более сносным — в эти минуты она вспоминала о том, что в долине живут, кроме нее, и другие живые существа.Она уже была знакома с повадками лошадей, знала, куда и когда они ходят на водопой и под какими деревьями скрываются от полуденного зноя. Она стала выделять некоторых животных. Ей нравился годовалый жеребенок с очень светлой сероватой шкурой, казавшейся на фоне его темных задних ног и жесткой гривы едва ли не белоснежной; темная полоска виднелась и на его спине. Эйла выделяла среди прочих и мышастую кобылицу с жеребенком, шкура которого имела такой же золотистый цвет, как и у жеребца. Конечно же, самым заметным в табуне являлся его вожак, место которого когда-то должен был занять один из годовалых жеребят, вызывавших у жеребца досаду, или кто-нибудь из еще более молодых животных. Золотистый жеребец с темно-коричневыми гривой и задними ногами находился в самом расцвете сил, что не могло не сказаться на его повадках.— Доброе утро, лошадиное племя! — просигналила Эйла, сделав приветственный жест, обычный для этого времени суток. — Сегодня я спала долго. Вы уже успели утолить жажду, а я еще нет…Эйла легко и уверенно сбежала к реке — за прошедшие несколько дней она успела изучить эту дорогу до малейших деталей. Утолив жажду, она решила искупаться и сбросила с себя шкуру. Это была ее старая накидка, которую она успела не только выстирать и высушить, но и обработать скреблом, вернув коже прежнюю мягкость. Естественно присущие Эйле аккуратность и чистоплотность были подкреплены воспитанием, полученным у Айзы, успех растительной фармакопеи которой во многом зависел от аккуратности и точности, — путаница в подобных делах считалась совершенно недопустимой. Она ясно осознавала и опасность, которую таили в себе грязь и инфекции. Конечно же, грязь являлась неизбежным спутником любого путешественника, но здесь, на берегу реки, с ней возможно было расстаться.Она взъерошила свои густые светлые волосы, волнами падавшие ей на плечи.— Сегодня утром я помою голову, — произнесла она вслух.Вспомнив о зарослях мыльного корня, она отправилась к излучине. Набрав корней, она вернулась назад и увидела возле берега большой выступающий из-под воды валун с несколькими чашеобразными углублениями. Подобрав с земли круглый камень, она пошла к валуну. Она обмыла корни и, налив воду в одно из углублений, принялась растирать их, насыщая воду мыльным сапонином. Когда выемка наполнилась пеной, она намылила ею голову и тело, после чего нырнула в воду.Большой кусок высившейся над склоном стены в свое время рухнул вниз. Эйла забралась на его надводную часть, согретую лучами солнца. Ее отделяла от берега узкая протока, вода в которой доходила Эйле до пояса. Часть ее была затенена ветвями большой ивы, оголенные корни походили на длинные костлявые пальцы, тянущиеся к реке. Она отломила ветку с кустика, уходившего корнями в узкую трещину, зубами очистила ее от коры и принялась расчесывать ею свои сохнущие на солнце волосы.Она мечтательно смотрела в воду, мыча себе под нос что-то невразумительное, и тут ее внимание привлекло какое-то движение. Она мгновенно насторожилась и, присмотревшись получше, увидела под корнями крупную форель. «Я не ела рыбы с тех самых пор, как покинула пещеру», — подумала она, тут же вспомнив о том, что еще не завтракала.Она отошла к противоположному концу каменного островка, бесшумно спустилась в воду и, отплыв далеко в сторону, вышла на мелководье. После этого она опустила руку под воду и медленно-медленно пошла назад, борясь с сильным течением. Оказавшись возле дерева, она увидела перед собой форель, затаившуюся под корнями.Глаза Эйлы возбужденно сверкнули. Она стала вести себя еще осторожнее, боясь вспугнуть добычу. Остановившись в футе от хвоста рыбы, она завела над ней руку и легко коснулась ее головы. В следующее мгновение она схватила форель за жабры и швырнула ее на берег. Форель отчаянно забилась на камнях, однако агония ее была недолгой.Эйла довольно улыбнулась. Ловить форель руками ее учили еще в детстве. Сейчас она испытывала такую же радость, как и в тот раз, когда ей удалось поймать свою первую рыбу. Она хорошенько рассмотрела это место, понимая, что со временем сюда могут приплыть и другие. Вернувшись на берег, она подняла с земли свою добычу, вспоминая вкус форели, запеченной на раскаленных камнях. Рыба была настолько крупной, что Эйла вряд ли смогла бы съесть ее за один присест.Пока готовился завтрак, Эйла занималась плетением корзины из листьев юкки, собранных ею накануне. Это была самая обычная корзина, предназначенная для вполне конкретной цели, но благодаря некоторым вариациям, позволявшим менять фактуру материала, Эйле удалось сделать на ней простенький узор. Она работала быстро и со знанием дела, стараясь, чтобы корзина получилась водонепроницаемой. Такие корзины обычно использовались для готовки, но Эйле она была нужна совсем для иной цели. Она хотела сделать емкость для хранения зимних припасов.«Собранная вчера смородина высохнет через несколько дней, — подумала она, посмотрев на круглые красные ягоды, рассыпанные на травяных матах, лежавших перед входом в пещеру. — К тому времени поспеют другие ягоды. Черники будет много, а вот на сохнущую маленькую яблоньку рассчитывать особенно не приходится. Вишен тоже много, но они вот-вот перезреют. Если уж их собирать, так сегодня. Если птицы не поклюют семена подсолнечника, можно будет собрать и их.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15