Внезапно она очутилась на открытом пространстве. Позади был лес, а перед ней – покрытый мягкой травой берег мирно журчащего ручья.
Оглушенная и опустошенная, она без сил опустилась на землю. Бежать больше не было сил. Не было даже сил дышать. Девушка неподвижно лежала ничком, слабые дуновения ветерка обдували ее разгоряченное лицо. Она приоткрыла на секунду глаза, но не увидела ничего, кроме стеблей травы. Приложив ухо к земле, она услышала неясные звуки – если это шаги преследователя, то ей надо быть готовой к встрече со смертью. Хотя есть шанс, что это стучит ее обезумевшее сердце.
Готова ли она умереть? Вызвав огромным усилием воли образы сестер, Элизабет призналась себе, что нет. Что тогда станется с ними? Напрягшись, она попыталась глубоко вдохнуть. Воздух, казалось, со свистом ворвался в ее обожженные легкие. Она перекатилась на правый бок. Только тут Элизабет заметила, что ее левая рука онемела. Тонкие, как иголочки, покалывания в пальцах поднялись выше и добрались до плеча. Все же ей удалось принять сидячее положение, и, опустив голову на поджатые под себя колени, она попробовала дышать глубже.
Прошло некоторое время, прежде чем Элизабет пришла в себя. Ощупав руки и ноги, она не нашла никаких серьезных повреждений, хотя чувствовала себя так, как если бы по ней проскакал отряд тяжеловооруженных рыцарей.
Теперь Элизабет могла осмотреться. Лесная чаща была тиха и безмолвна. Она подумала о коннетабле, затем с содроганием вспомнила Питера Гарнеша. Панический ужас, который Элизабет испытала, прошел, но в глубине души остался холодок страха. Встав на ноги, она внимательно прислушалась. С той стороны, откуда, как ей казалось, она пришла, было спокойно.
Пройдя чуть дальше вдоль ручья, Элизабет повернула в лес и буквально через несколько шагов неожиданно оказалась на широкой тропе, которая связывала французский и английский лагери.
Юный паж, проходивший мимо, с любопытством оглядел Элизабет. Облака на востоке окрасились уже розовым. Близился рассвет, в воздухе чувствовалась бодрящая утренняя свежесть. Вокруг было безлюдно, навстречу попадались только засидевшиеся до утра редкие гуляки. На минуту Элизабет задумалась, соображая, в какую сторону ей надо идти, потом, оглядевшись, двинулась по дороге.
Не успела она пройти и нескольких шагов, как неожиданно столкнулась с каким-то человеком.
Подняв глаза, Элизабет увидела перед собой Питера Гарнеша.
ГЛАВА 6
Элизабет застыла от ужаса, она не могла сдвинуться с места.
Питер Гарнеш молча пристально рассматривал стоявшую перед ним девушку. Под глазом у той красовался огромный синяк. Гарнеш схватил красотку за плечо и, хотя девушка старалась отвернуться, силой развернул ее к себе. На щеке не высох кровоподтек, и, судя по всему, она заработала его недавно. Он взглянул на ее одежду, и рот его растянулся в циничной ухмылке.
– Надо будет не забыть поздравить шотландца. Он, оказывается, парень не промах.
Элизабет изо всех сил старалась не смотреть на Питера Гарнеша. Ей было дурно при мысли о том, что рука, которая сейчас касалась ее лица, это рука убийцы. Она боялась взглянуть даже на его одежду. А вдруг на ней кровь? Ей казалось, что сам воздух вокруг этого страшного человека пропитан запахом смерти. Перед глазами все еще стояла ужасная картина, увиденная ею на лесной поляне.
– Вот это мне по душе! – глумясь, продолжил Гарнеш. – Такая скромность в известной на весь свет гордячке! Но я не знал, что этакая недотрога любит, чтобы к ней применяли силу!
Элизабет сделала маленький шажок назад. Она заметила, что к ним приближается группа подвыпивших солдат, возвращающихся в лагерь. Ей вдруг пришло в голову, что скорее всего Питер Гарнеш и не знает, что она является свидетелем подлого убийства. Она сделала еще один шаг, и тут же тяжелая рука Гарнеша легла на ее плечо. Элизабет похолодела. Она исподтишка бросила взгляд на его лицо. Но он не смотрел на нее.
Хотя и могло со стороны показаться, что он занят разговором с ней, на самом деле он внимательно рассматривал лица проходящих мимо вояк. Однако те не обратили на них никакого внимания и мирно проследовали дальше по дороге. Питер Гарнеш, довольный, вновь обернулся к Элизабет.
– Все еще лучше, чем я ожидал! – довольно гоготнул он, притягивая девушку к себе. – Кто бы мог подумать, что мне придется брать пример с шотландца!
Он попытался ее поцеловать, но Элизабет отвернулась, и поцелуй пришелся как раз на саднящую рану. Элизабет вскрикнула:
– Отпустите меня!
– Куда ты, дорогуша? – Гарнеш грубо обхватил ее, пытаясь нащупать сквозь одежду грудь. – Мы еще только начали.
– Он убьет вас! – Элизабет попыталась вырваться. Ей удалось на время выскользнуть из его рук, но она понимала, что не в состоянии тягаться в скорости с английским рыцарем. – Я принадлежу Эмрису Макферсону. Я его женщина! Вы слышите меня?
Она пятилась от наступавшего на нее Питера Гарнеша.
– Он убьет вас, если вы меня тронете!
– Да! Но только, если он останется в живых после встречи со мной! – раздался неожиданно голос позади них.
Элизабет резко обернулась. Герцог Бурбонский с пылающим от гнева лицом стоял в двух шагах от них. Никогда еще при виде его Элизабет не испытывала такой радости. Однако выражение его лица не располагало к выражению дружеских чувств. Она замерла на месте.
– О, как забавно! – Питер Гарнеш встал позади нее. – Не слишком ли много чести какой-то падшей девице?
Англичанин достал меч из ножен. Элизабет попятилась. Тут она увидела, что из-за спины герцога Бурбонского неожиданно появилось пятеро его людей. Элизабет вздохнула с облегчением. Она вспомнила, что герцог Бурбонский никогда не путешествует один. То ли была в прошлом некая история, то ли, как болтали злые языки, он боится мести разъяренных мужей, что наняли банду головорезов, чтобы проучить красавца-сердцееда. Элизабет это мало волновало. Слава богу, что он никогда не странствует один!
– Она только что побывала в постели у шотландца! – заявил Питер Гарнеш. – Я – следующий. Когда я с ней позабавлюсь, то передам ее вам. Можете не беспокоиться, это не займет много времени.
Элизабет начала тихонько отступать от мужчин. Герцог Бурбонский полностью игнорировал слова Питера Гарнеша. Он обратился к Элизабет:
– Вы выглядите ужасно, Элизабет! – Лицо его страдальчески скривилось. – Я оказался для вас слишком мягок? Вы хотели такого обращения? Жестокости? Грубости?
Элизабет раздирал гнев, боль и страх – все вместе. Кому она может объяснить все, что с ней произошло? Никто ей не поверит. Конечно, она может сказать герцогу Бурбонскому про убийство коннетабля, но вполне возможно, что и вшестером они не справятся с Питером Гарнешом или что он убежит, а потом начнет мстить ей. И если бы речь шла только о ней. Но есть еще Мэри и маленькая Анна. Все они могут пасть жертвами его мести.
– Вам нечего сказать? – В голосе герцога Бурбонского звучала обида. – Вы так и будете здесь стоять, не говоря ни слова? И вы позволяете, чтобы вас по сути обозвали шлюхой?
Элизабет перевела взгляд с одного рыцаря на другого, чувствуя себя маленьким, беззащитным зверьком, загнанным в ловушку.
Она посмотрела еще раз на герцога Бурбонского. Горло у нее сжалось, ей потребовалось приложить немало усилий, чтобы сдержаться и не показать гнева.
– Вам-то какая разница? Вы никто мне. Понимаете? Никто. И я ничего не должна вам объяснять. Просто оставьте меня в покое.
С этими словами она повернулась к ним спиной и поспешила прочь. Она должна бежать изо всех сил столько, сколько сможет.
Монах-францисканец, отец Мэттью, потряс головой и ущипнул себя, чтобы убедиться, что он не спит. Это невероятно, этого попросту не может быть, не переставал удивляться он, пока Элизабет рассказывала свою длинную повесть. «Нет, просто трудно в такое поверить», – опять подумалось ему. Может быть, он все же не совсем еще проснулся?
С высоты сеновала, где они расположились с Элизабет, был виден навес над конюшней. Лошади беспокоились – их давно пора покормить. Монах с трудом распрямил затекшие от долгого сидения ноги, стараясь не обращать внимания на голодное урчание в своем животе. Ему тоже давно пора было подкрепиться, но он не отрываясь слушал долгий рассказ Элизабет.
Бедное дитя! Он приложит все усилия, чтобы как-то помочь ей. Отец Мэттью с нежностью и состраданием взглянул на Элизабет – рана казалась особенно заметной на бледном личике несчастной девушки. Они смыли запекшуюся кровь, но рана очень глубока, рубец будет заметный. Конечно, надо было зашить рану, пока она еще не затянулась. А теперь вот у нее останется шрам. Бедное благородное дитя! Хорошо, что у него еще, слава богу, остались золотые монеты, которые он получил благодаря ее кольцу, – кошелек, где лежали золотые, приятно похлопывал его по бедру при каждом шаге.
Да, слишком много всего на нее свалилось разом. Он припомнил случаи из своей многолетней службы. Да, бывало всякое – и девочка, что выучилась читать, вопреки воле отца, и парень, укравший кошелек у местного лендлорда, и… да и много еще всякого. Но никогда ему не приходилось иметь дело с таким обилием неприятностей: быть избитой отцом, который пытался торговать ее телом, стать свидетелем предательства и убийства – и это все разом. Согласитесь, такое будет слишком для кого угодно, а Элизабет ведь еще совсем ребенок.
Он знает ее не один год, и всегда она была доброй и отзывчивой на чужие нужды. Сколько в ней доброты и великодушия! А как она заботится о своих близких! Но сейчас Элизабет сама нуждается в помощи, и он должен собраться с мыслями и придумать, как помочь ей. Он помолился про себя господу, глубоко вздохнул и встал, распрямляя затекшее от неудобного сидения тело.
– Первое, что мы должны решить сейчас, дитя мое, это выяснить, не угрожает ли тебе какая-либо непосредственная опасность в нынешний момент. – Отец Мэттью вновь присел, пытаясь поудобнее устроиться на соломе. – Ты не оставила никаких следов, по которым этот англичанин сможет тебя опознать?
Элизабет отрицательно покачала головой. – Нет, думаю, что нет, – она задумалась, припоминая. – Нет, святой отец, мне кажется, что следов, что навели бы Гарнеша на мысль о том, что я присутствовала при убийстве, не должно быть.
– Слава богу! Слава богу, что хоть с этой стороны тебе ничто не грозит!
– Но ведь мы должны кому-то сообщить о смерти коннетабля, – тихо прошептала Элизабет. Она подошла к маленькому чердачному окошку. Какой-то странный запах – как будто из леса тянет дымком костра. – Мы же должны объяснить, что Питер Гарнеш – убийца.
– Дитя мое, пока что я не вижу способа, как это сделать. По крайней мере в настоящее время. – Отец Мэттью на минуту задумался, а потом объяснил: – Гарнеш – опасный человек. Обвинить его ты можешь, но можно считать, что тем самым ты подписываешь самой себе смертный приговор. У него уйма приятелей и приспешников при дворе англичан. Все они поверят его слову, а вовсе не твоему. Он, конечно, заявит, что твои обвинения ложные, и с этого момента ты и твоя семья станете объектом преследования. Если ты не боишься за себя, то подумай, можешь ли ты подвергать такой опасности сестер.
Элизабет в изумлении отвернулась от окна и взглянула на отца Мэттью. На его лице застыло выражение глубокой печали. Элизабет задумалась над его словами и после некоторого размышления вынуждена была с ним согласиться. Кто она такая, в конце концов? Наполовину француженка, внебрачная дочь, не имеет в Лондоне никаких влиятельных связей. Кто ее послушает? Ее слову и в самом деле могут не поверить. И где ей тогда искать защиты? У кого? Она сейчас не может положиться даже на собственного отца!
– Можно хотя бы сообщить об убийстве коннетабля, послав записку и не выдавая себя. Никто не узнает, от кого исходит сообщение.
Отец Мэттью отрицательно покачал головой.
– Ты плохо знаешь королевское правосудие, мое дитя. Убийство коннетабля, без сомнения, припишут какому-нибудь бродяге. И поверь мне, никто, уверяю тебя, никто даже из самых влиятельных лиц при французском дворе не решится сейчас, в тот момент, когда короля Франциска I волнует мир с Англией, обвинять кого-либо из англичан в убийстве французского коннетабля без абсолютно бесспорных доказательств.
Элизабет придвинулась ближе к тому месту, где сидел отец Мэттью.
– Святой отец, но ведь мы не можем позволить невинной душе умереть неотомщенной!
Он подвинулся, давая ей возможность устроиться рядом с ним, и, взяв ее за руку, кивком головы указал в сторону Золотой долины.
– Там, за нашим окном, тысячи богатых мужчин и женщин мирно спят в шатрах из золотой парчи. Но взгляни чуть подальше, и уже за ближайшими холмами ты найдешь миллионы бедняков, еле-еле сводящих концы с концами и живущих впроголодь. И ты сейчас здесь в безопасности как раз потому, что никому из дворян и в голову не может прийти искать тебя на сеновале в бедной деревне.
Брат Мэттью задумчиво опустил глаза и, понизив голос, грустно произнес:
– Элизабет, я должен тебе сказать, что коннетабль, увы, вовсе не был невинным агнцем. К сожалению, совсем напротив. Он был крайне жесток и груб со всеми, кто от него зависел. Высокомерен с нижестоящими по рангу и полностью равнодушен к судьбе простых людей – вот какой он был. Все, что он делал, было выгодно ему самому и его знатным друзьям, но ничуть не улучшало положение французского народа.
Элизабет попыталась вспомнить все, что знала о коннетабле. Увы, это было совсем немного.
– То есть вы хотите сказать, что для многих его смерть скорее даже праздник, а не горе?
– Можно сказать и так… Хотя, думаю, что праздником это было бы только в том случае, если кому-то из них самолично удалось бы расправиться с коннетаблем. – Брат Мэттью грустно усмехнулся Элизабет. – Но дело обстоит, как нам с тобой известно, совсем не так. Убийство совершено англичанином – это и подлость, и предательство!
Элизабет обхватила колени руками и устало опустила на них голову. Еще несколько дней назад ее единственной проблемой было достать деньги на лечение Мэри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45