– И как вы собираетесь уехать отсюда, Говард? – поинтересовался Гиллис.
– И как сделать это нам?
– У нас есть лошадь и повозка, – ответил Джерри. – Путь в Меру никогда не бывает долгим. Ты ведь хочешь прокатиться в повозке, правда, Лейси?
Девочка кивнула. Когда родители начали ссориться, она сунула палец в рот и так и не вынула до сих пор – слабое утешение для ребенка, разорванного распавшимся браком.
– А мы? – не успокаивался Гиллис.
– Я предложу вам выждать двадцать минут после нашего отъезда и выйти.
Местность к тому времени должна будет уже измениться. Вряд ли отсюда далеко до какого-нибудь жилья. Демоны почти никогда не нападают днем, к тому же они охотятся не за вами. И потом у них будет еще куча возможностей поймать вас, – добавил он, улыбнувшись Мейзи.
– Джерри? – слабо окликнул его Киллер. – В комнате темнеет.
Джерри поднял глаза. И правда, лампочка светилась теперь оранжевым светом. Свет угасал, а он и не заметил.
Он пробормотал слова благодарности и вскочил зажечь керосиновые лампы.
Одна и так уже горела несколько часов в углу. Он открутил фитиль, и лампа засветилась ярче, чем электрическая. Он поставил ее на стол, зажег вторую и водрузил на пианино. Потом отворил холодильник – там все таяло.
– Говард?
Снова Гиллис. Он начал выказывать признаки усталости – его синяки потемнели, а под глазами проявились круги, и все же он держался лучше остальных. Сильный человек. Даже непроницаемый Карло начинал нервничать.
Джерри вернулся на стул у двери.
– Вы собираетесь забрать мою бывшую жену, – продолжал адвокат, – и по мне так скатертью дорожка. Но вы собираетесь забрать и моих детей, против чего я категорически возражаю. Почему?
Прежде чем ответить, Джерри посмотрел на Ариадну и увидел страх в ее глазах.
– Потому что, вне зависимости от того, как решил суд вашего мира, я не могу разлучать мать с детьми.
– Но вы ведь не знаете ее историю?
– Меня это не волнует. Она их мать.
Он видел, что Киллер дрожит, и взгляд его блуждает. Или у него шок от боли, или он получил еще и внутренние повреждения. Джерри мог полагаться только на себя.
– Очень жаль, – оскалился Гиллис. – Ко всему прочему она неизлечимая алкоголичка. Я ухлопал на ее лечение несколько тысяч, и все коту под хвост. Я пытался отобрать у нее спиртное – она покупала еще и прятала. Я отобрал у нее деньги – она продала драгоценности, включая те, что достались нам от моей матери. Мое ранчо далеко от города; я вывел из строя ее машину – все бесполезно.
Мысль о том, что от алкоголизма можно вылечиться, как от болезни, была внове для Джерри; впрочем, с сороковых годов медицина, должно быть, ушла далеко вперед.
Гиллис продолжал свое выступление перед присяжными.
– Суд не только признал законность моих родительских прав, мистер Говард, но он также ограничил ее доступ к детям. Она может навещать Алана и Лейси только тогда, когда я не сомневаюсь в ее трезвости. В противном случае она пугает их, валясь с ног и пуская над ними слюни…
– Меня это не интересует, – заявил Джерри, не осмеливаясь взглянуть на Ариадну. – Мне не положено знать, почему тех или иных людей выбирают для спасения. Это известно только Оракулу, а он не говорит этого. Возможно, спасти меня было проще всего…
– Мы говорим сейчас о моей бывшей жене, – перебил его Гиллис. – И о моих детях. Говорю вам: она не может оставаться трезвой больше месяца или двух. Она будет красть, лгать, делать что угодно. Она пропадала в запоях целыми днями, даже неделями. Несколько раз она просыпалась чуть не на помойках, не зная, где была и что делала. И вы готовы доверить ей детей?
В маленькой комнатке стояла тишина, только огонь потрескивал в печке.
Джерри все-таки посмотрел на Ариадну и поспешно отвел глаза. Он посмотрел на вторую жену Гиллиса и прочел на ее лице отвращение.
– Миссис Гиллис, – спросил он. – Разве ваша религия не говорит о прощении?
Она ощетинилась – со стороны такой мягкой, кругленькой, благостной девочки это казалось забавным.
– Тем, кто искренне раскается, даруется прощение, – строго произнесла она.
– Тогда, возможно. Мера – одна из разновидностей прощения? – мягко предположил он. – Многих, попадающих в нее, спасали от неминуемой смерти – я сам видел, в каком виде их привозили: это были почти трупы, они чуть дышали. И через два-три дня они становились такими же здоровыми, как я сам. Рак, тиф, туберкулез… что еще, Киллер? Бубонная чума, раны от меча – в Мере никто не умирает, никто не болеет. Не думаю, чтобы алкоголизм был там такой уж проблемой.
Жервез мог выпить пол-графина «Амонтильядо», но никто не назвал бы его алкоголиком; его разум оставался острым как бритва, здоровье крепче крепкого. Жервез в полном порядке.
Снова наступила тишина в неровном свете керосиновых ламп, нарушаемая чуть слышным всхлипыванием из кресла, где сидела Ариадна.
– Она недостойна! – крикнул Гиллис.
– Кто вы, чтобы судить ее? – зарычал Джерри в ответ, выведенный из себя. Надо бы вести себя спокойнее и профессиональнее, не принимая своего клиента – Ариадну – так близко к сердцу. – У вас есть еще что-нибудь против нее?
– Разве этого недостаточно? – здоровяк скрестил руки на груди, побагровев, и твердо сжал губы.
– Нет! – резко сказал Джерри. – Если это все, что вы имеете против нее, я заявляю, что она достойнее, чем был я сам!
Последовало еще более долгое молчание.
Он не собирался говорить этого.
В конце концов он повернулся к Ариадне. Надежда вновь затеплилась в ней.
– Я тоже грешил, – сказал он. – Меня не посылали ни к судье, ни к прокурору, ни к защите. Я доставлю вас в Меру, к Оракулу, как мне было поручено, и там вы примете свое решение.
Она молча кивнула; ее бледные щеки чуть порозовели.
Он повернулся к Гиллису.
– Возможно, я совершаю ошибку: мне ничего не говорили насчет детей.
Если я не прав, их вернут целыми и невредимыми, обещаю. Многие отказываются остаться, поговорив с Оракулом. Он всегда обещает им благополучное возвращение во Внешний Мир, а его никогда не уличали во лжи или в неточности.
– Вернут мне? – спросил Гиллис. – Или отошлют обратно вместе с ней?
– Этого я не знаю.
Электрическая лампочка уже еле светилась. На улице было совершенно тихо. И что дальше?
– Мистер Говард, сэр? – Голос принадлежал Карло, и Джерри удивленно уставился на него, пока до него не дошло, что «сэр» вовсе не обязательно означает уважение.
– Мистер Карло, сэр?
– Вы стареете в Мере?
Джерри тряхнул головой, подняв Карло сразу на несколько ступенек выше.
Он мог угадать, что последует за этим, и Гиллис это упустил.
– Так как насчет детей? Они взрослеют или остаются детьми? – У него был мягкий, но настойчивый голос. Джерри не мог разобраться, что именно в нем особенного.
– Не знаю, – признался Джерри. – Киллер, ты у нас старожил – может, ты знаешь?
Он задал вопрос скорее потому, что его беспокоил Киллер, и он не ожидал ответа – тот и так ответил еще вечером.
– Нет, – буркнул Киллер.
– Выходит, в Мере нет детей? – так же невозмутимо спросил Карло; глаза его сияли триумфом.
– Я не видел ни одного, – ответил Джерри.
Он не мог заставить себя посмотреть на Ариадну.


* * *

Лейси уснула на руках у отца. Должно быть, ему было очень неудобно, но он не предложил уложить ее. Карло и Мейзи ерзали на стульях. Мейзи покраснела и заявила, что ей необходимо в туалет. Джерри отослал ее на горшок в спальню и заставил Ариадну присмотреть за ней.
Киллер утверждал, что он в порядке, но не заговаривал, если только к нему не обращались.
Черт, как тянется эта ночь – они, наверное, на Северном полюсе, или это просто декабрь?
Снаружи не доносилось ни звука. Что там творится? Почему враг не предпринимает новых попыток? Чего – или кого – нет, все-таки чего они ждут? Получили ли там, в Аду донесение: «В наших владениях находится Ахиллес, сын Криона. Он ранен, а его единственный спутник беспомощен».
«Так ступай и разделайся с ним… лорд Астерий!»
Нет, он даже в мыслях не должен произносить это имя.


* * *

В комнате было жарко и душно, но Джерри больше не мог противиться желанию выпить кофе. Он взял кофейник и подошел к ведру, и никто не скребся и не мяукал за окном, но, когда он возвращался к плите, послышался тихий смешок, почти неслышный для других.
Он кинул в топку еще полено и поставил кофейник на плиту.
Тут Карло выпрямился. Потом Мейзи. Потом и он услышал это, пока вдалеке. Теперь уже все косились на окно, услышав это.
– Что это? – беспокойно спросила Мейзи.
– Скажите мне, что вам кажется! – потребовал он; волосы у него на голове зашевелились от напряжения.
– Полицейские сирены! – бросил Карло, прищурившись.
– Нет… это толпа! – возразил Гиллис, беспокойно ерзая на месте.
– Помните, это обман, – сказал Джерри. – Я, например, слышу гончих.
Далекий звук вернул его в детство, на ферму к деду. Они стоят у изгороди – дед придерживает его – и смотрят на окутанные туманом холмы Дорсета. И далеко у горизонта перекатывается по холмам охотничья кавалькада: люди в красных куртках, лошади, далекий звук рожка… и белая пена собачьей своры перед ними. Он и сейчас слышал этот многоголосый лай.
Черт бы их подрал, как лихо они роются у него в памяти!
Нет, это не гончие, это что-то крупнее – волкодавы или мастифы… убийцы.
Лай приближался.
– Помните! – крикнул он. – Это обман! Что бы ни случилось, молчите! – Экий у него визгливый голос…
Он схватил жезл – и тут же заметил, как глаза Мейзи последовали за ним… черт, куда он дел этот пистолет?
За кем они гонятся? Кто охотится с этими гончими из преисподней?
Теперь лай слышался совеем близко – здоровенная свора заливалась прямо за оградой, нет, должно быть, уже в свете фонаря… Соблазн выглянуть резал его острым ножом. Гончие… какой романтикой они представлялись ему в детстве, каким кошмаром – сейчас…
По грязи, по крыльцу зашлепали чьи-то ноги.
Дверь вздрогнула, словно кто-то упал на нее, и лай зазвенел еще более торжествующе – они догоняли свою добычу.
– Джерри! – Это была Хуанита. О Боже! – Пупсик, пусти меня! – никто, кроме нее, не называл его пупсиком; он даже не знал точно, что это значит.
– Пусти же меня, пупсик! – Ее голос сорвался на визг, и он заколебался, вспомнив ее мягкое, нежное тело, которое он так часто держал в руках, и острые зубы гончих…
Карло вскочил со стула, одним прыжком оказался у окна над шкафчиком, отдернул занавеску и выглянул.
Джерри бросился на него.
Кто-то подставил ему ногу; что-то ударило его по затылку. Пол стремительно надвинулся на него и выбил из него дух, а в глазах вспыхнул ослепительный свет. Он откатился под стол, выронив жезл. Кто-то визжал.
Он не сразу пришел в себя – поднялся на колени, опрокинув стол… нашарил жезл… Киллер вскочил на ноги – на одну ногу – и сцепился с Карло в пародии на греко-римскую борьбу. Карло орал дурным голосом. Джерри, шатаясь, поднялся на ноги и обрушил холодный, тяжелый жезл – теперь он горел пугающе ярко – на голову юнцу. Карло и Киллер рухнули на пол вместе.
Засов на двери пошевелился. Мейзи визжала – нет, все визжали.
Он приложил жезл к двери, уже начавшей открываться.
– Я ЗНАЮ ТЕБЯ ТАКИМ, КАКОЙ ТЫ ЕСТЬ! ИЗЫДИ!
Он навалился плечом на дверь. Секунду она оставалась неколебимой, как Гималаи. Жезл сиял; суставы и мышцы сводило от напряжения. Потом дверь подалась и захлопнулась, и он задвинул засов.
Спасены.
Он прижался пылающим лбом к холодному дереву, переводя дыхание и восстанавливая контроль над собой – он был очень близок к тому, чтобы испачкать штаны от страха. Спасены. Потом резко повернулся, чтобы врезать этому Карло – пусть он обделается!
У его ног в луже крови лежал ничком Киллер. Из спины его торчал ушедший на шесть дюймов в тело кинжал.
За дверью кто-то негромко засмеялся.

Глава 7

«Я не могу помочь тебе, если ты сама не захочешь этого, Ариадна. Ты ведь понимаешь, что ничего этого на деле не происходит? Я могу помочь тебе, если ты захочешь этого, но ты должна сама попросить меня. Скажи мне, что хочешь, чтобы я помог тебе…»
Голос принадлежал доктору Уотерсу – единственному, кто в самом деле мог помочь ей в клинике Святого Луки. Она слышала этот голос – сначала тихий, потом все громче и громче. Джерри сказал, что слышит собак, но она знала, что это доктор Уотерс. Он делался все громче и настойчивее, ласковый и заботливый голос, умоляющий попросить его о помощи. Голос гипнотизировал.
Она помнила то, что сказал Джерри, и попыталась убедить себя, что это обман, что она не должна просить о помощи, потому что это примут за приглашение, и все же так трудно было поверить, что Джерри не галлюцинация, что доктор Уотерс не стоит у дверей ее палаты, в коридоре – ведь это же доктор Уотерс, правда?
Потом он вдруг подергал дверную ручку и крикнул, что она должна ответить немедленно. Она уже готова была позвать его, когда увидела, как Карло бросается к окну, и поняла, что их обманули. Все остальное происходило как в замедленной съемке: Джерри, бросающийся на Карло; Карло, замахивающийся приемом кун-фу или дзюдо; Джерри, отлетающий в сторону…
Карло выхватил из таза с грязной посудой тесак для разделки мяса и бросился к двери. Киллер прыгнул с дивана на него, и они схватились, и нож оставался у Карло, а потом Джерри двинул его по башке белой штукой, которую держал при себе весь вечер… и как-то сумел отогнать страх, закрыв дверь…
Она уже склонялась над Киллером, когда Джерри обернулся, а за дверью начали смеяться.
Кровь… кровь хлестала ручьем… Вдвоем они повернули Киллера на бок, уставившись на конец лезвия, торчавший у него из-под солнечного сплетения.
– Выдерни, – бросил Джерри, поскольку рукоять находилась с ее стороны, и как-то она нашла в себе силы ухватиться за скользкий от крови нож и потянуть. Лезвие вышло сравнительно легко. Джерри повернул Киллера на спину и наложил на него свою белую палку.
Она вскочила, бегом бросилась в спальню и сорвала с кровати простыню; за окном что-то беспомощно давилось смехом. Но она уже снова была в гостиной, обежала диван и упала на колени рядом с Киллером, сворачивая простыню в жгут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30