- произнес он тихо, когда билет в пепельнице догорел до конца. Мария чуть заметно кивнула головой. Бачана наполнил бокалы и подозвал официанта.
- Счет, пожалуйста!
- За все уже уплачено!
- Кто уплатил?
- Наш директор!
Бачана рассмеялся.
- Вот тебе и день взятия Бастилии!.. За тебя, Мария!
Они чокнулись. Потом Мария встала, подошла к Бачане и поцеловала его в щеку. Затем вернулась на свое место, села, уткнулась лицом в руки и навзрыд заплакала.
Возвышающаяся на горе церковь Шавнабада* действительно напоминает облаченного в черную бурку пастуха, который, заслонившись от солнца рукой, осматривает отары пасущихся на берегах Мтквари, Алгети, Машаверы и Храми** овец. Раскинувшиеся у подножия горы Рустави, Болниси, Марнеули***, словно стерегущие овец огромные овчарки, извергают из своих пастей дым и жар.
_______________
* Ш а в н а б а д а - название горы; по-грузински "шави"
черный, "набади" - бурка.
** А л г е т и, М а ш а в е р а, Х р а м и - название рек.
*** Р у с т а в и, Б о л н и с и, М а р н е у л и - названия
городов близ Тбилиси.
Изумительно красива поздней осенью Шавнабада, окутанная легкой дымкой тумана, упирающаяся куполом в самое небо.
Воскресный день. По узкой аробной дороге плетется автомашина. Раскачиваясь, словно пьяная, она останавливается на каждом повороте, отступает назад, собирает силы и рывком преодолевает очередной отрезок подъема. На последнем перед церковью повороте машина вновь остановилась. Бачана включил первую скорость, выжал сцепление. Из-под задних колес машины брызнули галька и песок. Бачана сильнее нажал на акселератор. Бешено завертелись колеса. Запахло горелой резиной.
- Сойду, - сказала Мария.
- Сиди. Она потому и буксует, что мало нагружена, - объяснил Бачана.
Он подал машину назад, потом включил скорость и дал газ. Машина рванулась вперед.
Бачана поставил машину под деревом.
- Ну вот, приехали!
Мария вышла из машины, скинула туфли, босиком пробежала по траве несколько шагов, потом остановилась посередине двора, раскинула руки и, встав на цыпочки, закружилась, словно маленькая, крикнула:
- Ау, как мы близки к богу!
Потом она присела перед церковью, уткнулась головой в колени и застыла, как впавшая в экстаз богомолка.
Бачана достал из багажника провизию, разложил ее на сооруженном под деревом столе, затем подошел к Марии, опустился рядом с ней на землю и, обняв ее за плечи, сказал со смехом:
- Мария, скажи какую-нибудь молитву!
Мария стала на колени, подняла вверх сложенные ладони, закрыла глаза и начала шепотом:
Ты - надежд моих надежда,
Сердца свет, души покой,
Ты - звезды моей сиянье,
Луч ты солнца золотой,
Ты - бессмертия источник,
Белокрылый ангел мой,
Об одном молю я бога
Быть с тобой, всегда с тобой!
Мария умолкла.
Бачана знал наизусть эти стихи, но никогда, ни разу он не задумался над их содержанием, столь напоминающим молитву. И теперь его охватило странное чувство умиротворения, что-то теплое разлилось по всему его телу. Он привлек к себе Марию и спросил:
- Это молитва или желание?
- А разве это не одно и то же?
Солнце-солнышко родное,
Не скрывайся за горою!
Видишь, зябнет здесь девица,
Ты согрей ее собою!
Поспеши обнять голубку,
Про любовь ей молви слово,
Ждать красавица не станет
Сыщет молодца другого!
И словно природа вняла словам Марии: из-за горы поднялось огромное солнце, обняло церковь раскаленными руками и в мгновение ока выпило, словно молоко, разлитый по склонам горы туман.
Мария, прижавшись к груди Бачаны, заговорила, и слова ее звучали как молитва:
- Не покидай меня, Бачана!.. Не покидай, надежда ты моя единственная!.. Почему ты не был со мной до сих пор? От скольких несчастий ты уберег бы меня!.. С того дня, как я впервые увидела тебя, я отказалась от всего!.. Ничего, кроме тебя, для меня не существует!.. Ты мое божество, и я молю тебя: не покидай меня никогда, не возвращай меня в прошлое! Не хочу! Устала я!.. Я приближаюсь к тебе... Вот-вот дотронусь до тебя рукой... Я с тобой... Не покидай меня!.. - Мария заплакала.
Бачана с замиранием сердца слушал страстную исповедь взволнованной женщины и старался успокоить ее:
- Что с тобой, Мария?.. С чего ты взяла, что я покину тебя?.. Ну, перестань!.. Не плачь, дорогая моя!.. Я всегда буду с тобой!..
И когда Мария успокоилась, Бачана осторожно уложил ее на траву, поднялся и направился к церкви. Он был взбудоражен и взволнован не меньше Марии.
В церкви царил прохладный полумрак. Бачана огляделся.
Изъеденные сыростью стены... Вокруг ни одной иконы, ни одной фрески. Ободранный иконостас... В углу - колченогий деревянный столик, покрытый истертой зеленой материей, на нем покореженный подсвечник и икона богоматери, нарисованная рукой какого-то чудака... В подсвечнике три догоревшие почти до конца свечки... На столе связка тоненьких восковых свечей и рядом скомканная бумажная трешка...
- Эй! - крикнул Бачана.
- Э-е-е-ей! - ответило эхо.
Взметнулись ворковавшие где-то в нишах под куполом голуби и один за другим вылетели в узкие оконца... Бачана стал обходить церковь. Восточная стена кое-где на высоте человеческого роста была закопчена свечами. Местами красовались длинные списки экскурсантов, расположенные по алфавиту, с указанием адресов и датой посещения церкви. На стене в алтаре, под единственной полустертой фреской спасителя, Бачана прочел жалкий стишок, в котором неизвестный поэт-самоучка бросал вызов всевышнему:
Не верю я в великого
Затертого, безликого!
"Комсомолец-атеист" - стояла под стишком подпись.
А чуть ниже на стене был нацарапан ответ:
Коль не веруешь ты в бога и доволен ты собой,
Ты зачем сюда тащился, комсомолец молодой?
У меня забот хватает, путь мой длинен и тернист,
Так оставь меня в покое, убежденный атеист!
И подпись - "Иисус Христос".
Бачана громко рассмеялся: в этом заочном состязании атеист явно уступал небесному отцу.
Выйдя из церкви, Бачана не увидел Марии.
- Мария, где ты? - крикнул он.
Ответа не последовало. "Зачем я оставил ее одну?!" - подумал Бачана и бросился вокруг церкви.
Мария сидела за накрытым столом под деревом и мирно беседовала с каким-то стариком. Бачана подошел к ним.
- Куда ты исчезла? Я испугался!.. Здравствуйте! - обернулся Бачана к старику.
- Дай бог тебе здоровья! - Старик снял тушинскую шапочку*.
_______________
* Т у ш и н с к а я ш а п о ч к а - небольшая круглая шапка из
войлока.
- Может, позавтракаем? - спросил Бачана Марию.
- Обязательно! Я проголодалась! - согласилась Мария. - И дядя позавтракает с нами.
- А почему бы и нет! У меня тоже кое-что найдется! - Старик развязал сумку, извлек оттуда домашний хлеб, сыр "гуда", вареное мясо, маринованный чеснок, полбутылки водки. Бачана принес из машины бутылку вина.
- Сперва, дети мои, пропустим по чарочке водки! - Старик достал из сумки крохотный рог, дунул в него, наполнил водкой и протянул Бачане:
- Ну-ка попробуй тутовую и скажи пару слов!
- Выпьем на радость нам, на горе врагам!
Бачана выпил, с минуту помолчал, потом удовлетворенно воскликнул.
- Да, водка чудесная! - и потянулся за чесноком.
Обрадованный старик налил себе.
- Где радость, там и горе... Выпьем и за то, и за другое, были бы живы и здоровы! За жизнь! - Он осушил рог и провел рукой по небритому лицу, потом налил Марии. - А теперь скажи ты, дочка! Бог создал тебя такой красивой, и речь твоя должна быть красива!
Мария взяла рог.
- Сколько тебе лет, дядя?
- А-а, - махнул рукой старик, - перевалило за семьдесят!
- Дай бог тебе еще столько же лет жизни!
- Многовато, но тебе все же спасибо! Люблю жизнь, не скрою! Хочется пожить еще!
Бачана улыбнулся.
- Как звать тебя, дядя? - спросил он.
- Зовут меня Георгием, фамилия Тушмалишвили.
- Откуда ты?
- Во-он с того села.
- А здесь зачем?
- Скотину пасу. - Старик показал рукой на противоположный склон, где паслись две коровы и три овцы.
- Твоя скотина?
- Моя.
- Доход хороший?
- Какой там доход! Они и себя-то не могут прокормить!
- Для чего же ты их держишь?
- Да так, глоток молочка, шерсти клок, ну и мяса кусок иногда перепадет... Было бы их вдвое больше... А то сейчас что? Всего-то скотины - на ужин волку...
- А государству сдаешь?
- Да, сдаю...
- Что же ты сдаешь?
- То и сдаю - глоток молока, клок шерсти, кусок мяса...
- А если б было у тебя скота вдвое больше?
- Да что тут спрашивать, сынок! Было б больше, сдавал бы больше... Куда же я его дену? Государству или на базар...
- А в колхозе ты не работаешь, дядя Георгий?
- Куда мне, сынок, в мои-то годы!.. Дети, конечно, работают. Да они и скот пасти мне не велят. Позоришь, мол, нас. Сидел бы, говорят, дома да отдыхал. А мяса да молока для сдачи мы, мол, и в магазине можем купить! Слыхал? В магазине! А откуда тому мясу взяться-то в магазине? Об этом они не думают, сукины сыны!
- Дядя Георгий, а у этой церкви нет хозяина? - спросила вдруг Мария.
- Да есть одна... старушка деревенская. Ее тоже зовут Марией... Это она рисовала икону, что в церкви на столе... Болеет, бедная, в неделю хоть раз поднимется сюда, и на том спасибо...
- А кто свечи зажигал? - спросил Бачана.
- Я и зажигал, кто же еще.
- А деньги на столе откуда?
- Как откуда? Я их положил. За свечи...
- Ты веришь в бога, дядя Георгий? - спросила Мария.
Георгий задумался. Потом он окинул взглядом церковь сверху донизу, почесал в голове, снова взглянул на церковь.
- Да как тебе сказать... Если откровенно, не так уж и верю... Но здесь целый день один и ни души вокруг, невольно станешь думать о боге...
- И что ты о нем думаешь?
Георгий еще раз посмотрел на церковь.
- Что я думаю?.. Думаю, что, когда люди разрушают чужие святилища, взамен должны строить храмы, больше и красивее прежних... Вот эта церковь... Чья она, кто ее строил - неизвестно. На телетоба* люди идут сюда со всех концов - и армяне, и татары, и греки, и русские... О грузинах я уж не говорю... Приходят, молятся... А по мне, лучше уж молиться в чистом поле, чем в такой церкви... Там бог лучше тебя услышит... А в этой развалине не то что богу, человеку противно стоять... Я к чему это? К тому, что церковь эта брошена без присмотра и ухода, а что взамен ее построили?
_______________
* Т е л е т о б а - храмовый праздник.
- Не понял я тебя, дядя Георгий...
- Да что тут понимать-то? Раньше, сынок, человек, направлявшийся в церковь, должен был подняться по подъему и через дверь в ограде входил, пригнув голову, перед церковью снимал шапку и в церкви был обязан поставить свечу... Да что я вам толкую, сами небось ученые, знаете лучше меня... А вот, скажем, наш сельсовет теперь ютится в наемном полуразрушенном доме, и люди туда входят не то что шапки скидывая, а ругаясь и отплевываясь... По мне, выше и красивее сельсовета не должно быть дома во всем селе... Вы как думаете, раньше люди не могли разве строить себе дома выше церкви? Могли, да не смели! Не было у них такого права!.. А теперь у председателя нашего колхоза дом против сельсовета, что Казбек против вон того холмика! Гараж у шофера Митьки и тот втрое больше нашего клуба!.. Пойдет человек молиться в такой сельсовет? Не пойдет!.. А разве мы нищие? Нет! Село, слава богу, богатое, крепкое! И хлеба вдоволь, и вина, и овощей! Человек чем от свиньи отличается? Тем, что человек ест то, что на дереве, а свинья - что под деревом, на земле. Я к чему это? К тому, что всякое дело вовремя требует хозяйской руки! Опоздал, упал плод с дерева, он и достанется свинье!.. Говорю председателю сельсовета: "Ведь ты хозяин, ты Советская власть! Так шевельни рукой, сукин ты сын, поставь дом как дом, чтобы человеку было приятно ходить в сельсовет!" - "Как, говорит, я его поставлю без денег и без лимита?" - "Это что еще за чертовщина лимит?" - "А это, говорит, кирпич!" Слыхали? Кирпича у него нет! Откуда же нашелся кирпич для Митькиного гаража или для дворца председателя колхоза?.. Ладно, кирпич достать он не может, но побриться или уж отрастить бороду по-христиански он может? Одеться прилично может? Чтоб люди к нему с уважением относились? Может, сукин сын, да наплевать ему на все! У моей коровы больше авторитета на селе, чем у председателя! Почему? Да потому, что она всегда вымыта чисто и молока дает восемь литров! Вот почему! Или я не так думаю? Вы скажите мне! - Старик закончил свою речь и разлил по стаканам вино.
- Правильно все думаешь, дядя Георгий, - ответил Бачана, - но скажи честно, говорил ли ты об этом хоть раз на собрании?
- Сказал однажды...
- Когда?
- Тебе сколько лет?
- За сорок.
- А мне тогда было тридцать, и чуть не угодил я знаешь куда...
- Теперь другие времена, дядя Георгий!
- Вот и пусть скажут другие... Я свое прожил.
- А говорил, хочется еще пожить.
- Ох и быстры вы на слово, молодежь! Только вот с делами не любите спешить!.. А ты часом не из райкома, сынок?
Бачана рассмеялся.
- Нет, дядя Георгий, я писатель, редактор газеты.
- Редактор? Возьми и напиши в своей газете обо всем этом!
- И напишу!
- Вряд ли...
- Почему? Так и напишу: вот, мол, как думает Георгий Тушмалишвили.
- Хочешь все свалить на меня? - насторожился старик.
- Да нет же! Напишу, что я частично разделяю твои мысли.
- Только частично?
- Да.
- Значит, ты не во всем согласен со мной?
- Нет.
- А наполовину?
- Наполовину, пожалуй!
- Ну и пиши наполовину!
- Обязательно!
- Поживем - увидим, - проговорил с сомнением Георгий и обратился к Марии: - Напишет?
- Напишет! - рассмеялась Мария.
- А вы друг другу кто? - спросил вдруг Георгий.
Мария, не ожидавшая такого вопроса, смутилась, пожала плечами и вопросительно взглянула на Бачану.
- Мы, дядя Георгий, очень любим друг друга и поднялись сюда, чтобы обвенчаться. Да вот священника здесь нет, кто нас обвенчает? - ответил со смехом Бачана.
- Зачем вам священник? Если вы любите друг друга, обвенчать вас могу и я, - сказал Георгий, вставая. - Ну-ка встаньте оба! Как твое имя?
- Бачана.
- Твое я знаю - Мария.
Георгий воздел руки к небу, в правой он держал стакан с вином.
- Дети мои, Мария и Бачана! Пусть утренняя роса будет вам благовонным миром, высокое солнце - венцом, эта древняя церковь и родная земля свидетелями вашей любви. Я, Георгий Тушмалишвили, благословляю вас, как всевышний благословил Ноя и детей его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26