Энни оперлась на набалдашник слоновой кости складного зонта.
Виттенс прочистил горло:
— Рональд МакИннес хочет получить контрольный пакет акций компании. — Девушка замерла.
МакИннес был деловым партнером Джеймса Бальзаретти. Это его дочь Кэролайн Нана пыталась сосватать за Дэниела.
Иметь контроль над «НСУ Трэйдерс» было давнишней заветной мечтой МакИннеса все это время.
— И остальные четыре члена Совета Директоров на его стороне?
Глаза Виттенса широко раскрылись:
— Прочно, — в его голосе послышалось уважение, которого раньше не было. — МакИннес — хитрый и жадный шотландец.
— Я хотела бы иметь список всех акционеров и размеры паев каждого из них. Лицо Виттенса растянулось в улыбке:
— В конце дня я отошлю вам в контору все необходимые бумаги.
Если бы она только знала, где сейчас Дэниел. Но тогда, чью сторону он бы принял? — МакИннеса или ее? Ответ очевиден: Дэниелу не было никакого дела до «НСУ Трэйдерс». Более того, он ненавидел сестру. Может быть, Энни заслужила его ненависть? Господь свидетель, она совершила достаточно ошибок для того, чтобы он ее возненавидел.
Редакции, как и пабы, служили прибежищем только для мужчин. Служащий в переднике бросил из-за конторки на Энни насмешливый взгляд. Она постаралась отогнать беспокойство и закрыла зонтик. Июльский зимний тяжелый дождь сразу же промочил ее до нитки.
Энни толкнула полуоткрытую скрипучую дверь. Подражая царственному выражению Наны, она продефилировала мимо газетчиков, работавших в нарукавниках и сдвинутых на затылки шляпах. Пренебрежительно приподняла подол юбки, чтобы ненароком не задеть плевательницы, скомканные бумажки и очистки карандашей, в изобилии рассыпанные по полу. В редакции пахло типографской краской и дешевыми сигарами.
Написанный от руки плакат извещал о том, что за дверью находится Райан Шеридан, издатель и владелец «Сидней Диспэтч». Газета была маленькой и прилагала все усилия, чтобы выжить в конкурентной борьбе с «Сидней Геральд», принадлежавшей семье Рэндольф.
Не ожидая, пока о ней доложат, Энни широко распахнула дверь. Борясь со своей грозной бабушкой, Энни многое узнала о вариантах поведения в подобных случаях. Воевать только на территории противника и использовать элемент неожиданности — вот два самых эффективных способа ведения войны.
— Доброе утро, мистер Шеридан, — она сделала ударение на последнем слоге. Человек за грубо сколоченным столом поднял на нее пронзительный взгляд.
Вся ее уверенность готова была улетучиться. Энни слегка стукнула по столу кончиком своего зонта так, будто хлестнула арапником наглеца, оскорбившего ее достоинство.
Иначе она не смогла бы удержать внимание Шеридана. Только нарушив тишину. Серо-стальные глаза издателя лишь подтверждали это.
— Я терпеть не могу ждать, мистер Шеридан, и потому не хочу, чтобы о моем приходе докладывали.
В наступившей тишине Энни услышала тиканье дешевых манчестерских часов на столе.
Шеридан медленно поднялся, длинный и тощий, со спокойствием и самообладанием йога: если верить сиднейским слухам, то он увлекался йогой.
Вдовец, прибывший со второй волной ирландских иммигрантов, бежавших от очередного голода, Райан Шеридан выглядел человеком много повидавшим и никого и ничего не боявшимся.
В свои тридцать с небольшим он имел абсолютно черные волосы без каких-либо изъянов в прическе, прямой жесткий рот, в данный момент с небольшими желобками по краям от безуспешной попытки вспомнить подходящую случаю фразу. Он попробовал улыбнуться, и фраза нашлась сама собой:
— Если бы я знал, что вы ждете, я бы… Его легкое очарование встревожило Энни, и она использовала свою козырную карту-игру в оскорбленное достоинство.
Не дожидаясь, пока он обойдет стол, чтобы предложить стул, она уселась во вращающееся кресло, упершись кончиком зонта в пол:
— Представляю, вы нашли бы причину, чтобы не принять меня.
Он приподнял левую бровь:
— И почему же я сделал бы это? Набрав в легкие побольше воздуха, Энни перешла в атаку:
— Потому, что вы отдали свой голос за Дональда МакИннеса. Он опять сел за стол:
— Итак, вы переменили свое решение и хотите стать главой компании?
От удивления девушка вздрогнула, видимо, человек, сидящий за столом, не только перехватил инициативу, но и знал о ней гораздо больше, чем она о нем. И все же сохранила официальный тон:
— Я не объявляла о своем решении, мистер Шеридан.
Он улыбнулся. Но Энни была недостаточно легковерна, чтобы довериться его коварной улыбке.
— Не публично. Но насколько я могу судить, бабушке — часто.
Ее ладони в шерстяных перчатках вспотели.
— Вы были близким другом моей бабушки?
— Деловым партнером.
Его лаконичность раздражала. «Сидней Диспэтч» не входит в список состояния бабушки.
Он скрестил пальцы. Энни заметила, что его длинные, тонкие пальцы испачканы в чернилах, хотя ногти выглядели холеными. Шеридану, видимо, нравилось поддразнивать ее:
— Миссис Ливингстон не имела доли в моей газете.
Девушка нахмурилась:
— А как же ваши собственные шесть процентов в «НСУ Трэйдерс»? Этих денег вполне достаточно, чтобы пять раз купить вашу газету с потрохами.
— Допустим.
Энни наклонилась вперед, скулы свело от напряжения.
— Мистер Шеридан, скажите просто, в чем состояла суть ваших деловых отношений с моей бабушкой?
— Мы могли бы обсудить это в другое время. У вас есть еще что-то ко мне?
Она не знала, как продолжить. Минутное колебание определило ее последующие слова:
— Я беспокоюсь о судьбе компании, — помолчав, добавила, — вы знаете, моя бабушка была единственным человеком, способным хоть как-то воздействовать на меня. Но вряд ли я позволю кому-нибудь сделать это в будущем. Мне нужен контрольный пакет. Двадцать пять процентов моего брата помогли бы мне его заполучить, но брат, к сожалению, до сих пор не дал о себе знать.
— Да, я знаю, ваша бабушка обшарила все самые отдаленные точки и уголки континента в поисках вашего брата, и все безрезультатно.
— Вы были больше, чем просто деловым партнером. Разве не так, мистер Шеридан? Больше, чем просто доверенным лицом, я хотела сказать.
Он пожал плечами, и его недорогой черный костюм угрожающе затрещал.
— Чего же вы от меня хотите, мисс Трэмейн? Моих шести процентов? Если да, то вам следовало бы знать, что они не предназначены для продажи — это одно из условий вашей бабушки, подарившей их мне.
— Подарившей??
— Да, но при обязательном условии, что я никогда не продам эти шесть процентов. После моей смерти они перейдут к вам или Дэниелу.
Ее глаза сузились:
— Почему моя бабушка отдала вам эти шесть процентов в компании?
Он поднял руки мозолистыми ладонями вверх:
— Почему? Потому что я был единственным человеком, осмелившимся выступить против «Сидней Пост» и Рэндолфа, или же достаточно глупым. Эта доля была большим, чем просто поддержкой моих интересов, это был один из способов бросить перчатку Рэндолфу.
Энни вздохнула. «Непримиримому врагу бабушки, — пронеслось в голове, — она помешала его попытке стать губернатором Нового Южного Уэльса. Она не уступила ему, и он был шесть лет назад одной ногой в могиле от постигшего его удара».
— А вы, вы уступите «НСУ Трэйдерс»? Ее взгляд, казалось, прожжет насквозь его испытующие глаза.
— Моя бабушка была невероятно амбициозна, я — нет. Но я упорна, я пережила ее козни, продиктованные любовью, и сдаваться просто так в битве с мистером МакИннесом не собираюсь.
— И вы примете мантию руководителя компании?
— Да, если вы пообещаете мне ваши шесть процентов на предстоящем Совете акционеров.
— Почему именно я?
Она предвидела этот вопрос:
— Потому что я предлагаю вам капитал, необходимый для роста и расширения вашей газеты, — заем, который вы пытались взять в нескольких банках и где вам отказали в нем.
Теперь Шеридан, в свою очередь, выглядел удивленным. Наконец он произнес:
— Есть еще тридцать процентов, про которые вы, наверное, забыли.
— И которые находятся преимущественно у вдов членов Совета, — подхватила Энни.
— А кто может помешать МакИннесу попытаться перетянуть их на свою сторону?
— Если о моем безразличии к делам «НСУ Трэйдерс» знаете вы, то, я полагаю, об этом же знает и МакИннес. Он не ожидает серьезной угрозы с моей стороны. Ну как, вы согласны, мистер Шеридан?
От откинулся в кресле:
— Очевидно вам и в голову не приходило, что МакИннес предложил бы мне больше, чтобы перетянуть меня на свою сторону, наперекор вам.
— Это приходило мне в голову, и потому я, пользуясь случаем, первая обратилась к вам за поддержкой.
— Я соглашусь выступить за вас, мисс Трэмейн, но при условии, что вы тоже пойдете навстречу моей просьбе, которую я вам изложу, когда наступит подходящий момент.
— И что же это за просьба?
— Я сразу же дам вам знать.
— Глупо соглашаться сделать что-то, когда даже не знаешь, сможешь ли это выполнить.
Улыбка Шеридана успокоила Энни;
— О, вы это сделаете, уверяю вас, вы это сделаете.
Глава 4
1875
Дэн осторожно развернул газетную вырезку с излохмаченными и истрепанными краями из выпуска «Сидней Геральд» трехлетней давности. Он знал содержание наизусть; до сих пор зрелище этих слов подстегивало его к движению вперед. К новым местам, новым лицам.
«Пять тысяч фунтов предлагается тому, кто сообщит что-либо о местонахождении пропавшего Дэниела Ливингстона. Пожалуйста, свяжитесь с адвокатской конторой Виттенса и „НСУ Трэйдерс“ в Сиднее».
Колония Квинсленд на дальнем северо-востоке Австралии была новым, волнующим местом. Настоящий тропический рай цвета. Ярко-оранжевые попугаи и отливающие серебром крокодилы, изумрудно-зеленые леса и багряные орхидеи, зеленая пена тихоокеанского прибоя и бездонно-голубое небо.
Новые лица тоже притягивали. Цвет людей был почти исключительно золотисто-коричневым. Правда, немного китайских иммигрантов жило на квинслендских золотых приисках, но желтоватый оттенок их кожи был в меньшинстве. Кофейный цвет аборигенов теперь можно было увидеть крайне редко.
Белый человек равнодушно смотрел на их истребление. К счастью, белых было немного, и Дэн чувствовал себя в относительной безопасности среди спокойных темно-коричневых полинезийцев. Его прошлое забыто, оно — в прошлом.
Дэн потратил пять лет, медленно передвигаясь по стране вместе с Лесными Братьями Голубой горы. Конокрадство и угон скота, грабеж почтовых карет и золотых конвоев были бурным протестом против властей. Против всех этих лет подчинения воле самовластной бабушки.
Лесные Братья пользовались большим уважением и симпатией, несмотря на то, что терроризировали окрестности своими вылазками. Разбойники олицетворяли собой дерзость и отвагу. Все они были в розыске и укрывались от закона, который среди первопроходцев Нового Южного Уэльса не был в большом почете.
Фрэнк Смит, самозванный лидер Лесных Братьев Голубой Горы открыто заявлял, что он не Робин Гуд. Кривой, с лохматой бородой, в лоснящемся от жира длинном плаще, он желал только золота, текущего из рудников в глубинке Нового Южного Уэльса на побережье в Сидней. Американец, приехавший на австралийские золотые прииски в 1895-м и нашедший только разочарование от каторжного труда. Содержимое сейфов удовлетворяло его гораздо больше.
Интересы Дэниела были не столько в самородках и золотой пыли из сейфов, сколько в содержании ценных бумаг, охраняемых эскортами, патрулями, которые курсировали между Сиднеем и приисками. На большей части бумаг он узнавал штампы «НСУ Трэйдерс». Поэтому от каждой почтовой кареты, остановленной на дороге, он получал своеобразное удовлетворение, помогая Лесным Братьям.
Двадцатипятилетний Фрэнк стал для него чем-то вроде отца и даже свел Дэниела с его первой в жизни женщиной; Она была, наверное, величайшим событием за его двадцать пять лет. С ней Дэн понял, что ему нравится прикосновение женщин. После всех жутких лет угнетения Наной и лояльно-нейтральной Энни Дэн стал очень бояться женщин. Как часто он желал, чтобы земля разверзлась и поглотила бы Нану, Энни и «НСУ Трэйдерс» в глубины преисподней.
Дэниел сложил вырезку и бережно положил ее в заплечный мешок вместе со скатанным одеялом, служившим ему постелью, туда же запихал весь свой небогатый скарб и забросил мешок за спину.
С появлением телеграфа для Лесных Братьев настали тяжелые времена. Все больше и больше разбойников болталось на виселицах, и Фрэнк распустил своих «Веселых» ребят. Теперь и Дэн был предоставлен самому себе.
Таунсвиллу исполнилось едва ли больше десяти лет, когда нога Дэниела ступила на Финдерс, главную улицу города, которая упиралась в залив Росса, Таунсвилл, расположенный у подножия Кастл-Хилл с обзорной площадкой на вершине, был основан в 1864 году Робертом Таунсом, сиднейским капитаном и дельцом. Место процветало на каторжном труде рабов-канаков — жителей островов Южного моря, вывозимых для работы на сахарных плантациях.
Оставшись без денег, Дэн искал работу, которую вскоре и нашел на Стрэнд-стрит, выходившей на побережье и окаймленной редкими баньянами и кокосовыми пальмами.
Посреди береговой полосы на высоких сваях стоял грубо сколоченный сарай. Вывеска гласила: «Грит Бэррие Риф Шуга Лтд». Кто-то сказал Дэну, что этой компании требуется бухгалтер.
На веранде столпились полинезийцы и среди них несколько женщин. Они не были скованы, но тем не менее выглядели такими жалкими и безнадежными, какими он видел только преступников, осужденных на каторгу и отбывающих на корабле из Англии перед тем, как закон 1868 года не положил конец их вывозу.
Держа шапку в руке, Дэниел приблизился к веранде и прошел сквозь толпу полинезийских канаков. Их одежда состояла из лохмотьев влажного из-за сырого воздуха тряпья. Запах страха ударил Дэниелу в нос. Темно-карие глаза полинезийцев скользнули на миг по лицу белого человека, и снова апатия вернулась на их бессмысленные лица.
Внутри контора «Риф Шуга» оказалась чем-то большим, чем просто административное помещение. Не поднимая глаз от лежавшей перед ним канцелярской книги, мужчина средних лет с уже редеющими темно-русыми волосами и темными кругами под глазами произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31