У Этьенна брови полезли на чуть лысеющий лоб, создавая иллюзию быстрого отступления волос. — Вы очень хорошо говорите по-французски. А что касается лично меня, то я тоже рассчитываю обсудить дела компании.
Ностальгическая улыбка смягчила лицо старой женщины — Я изучала французский в молодости, мой дорогой друг, — она сцепила пальцы, затянутые в черные перчатки, — моя внучка, однако, не знает французского и, возможно, наш визит поможет ей в изучении языка.
Удобный случай и вправду вскоре предоставился в лице Этьенна, взявшего на себя роль гида и помощника. Французские фразы из его уст так и сыпались за каждой переменой блюд. Это продолжалось и в первый вечер, и в последующие четыре дня, когда женщины сопровождали графа в Сити, по пути в контору, расположенную восточное моста Тауэр, рядом с гаванью лондонских доков.
Употребление французского добавило неразберихи в обучение Энни. Этьенн терпеливо и снисходительно тратил свое свободное время, объясняя все запутанные места и нюансы морской торговли.
— Я действую как торговый представитель, совершая различные закупки и отгрузку на суда, а также выполняю функции агента по продаже продукции моих клиентов, Estce vous comprenez?
Он наклонился над Энни, и его руки оперлись на массивный полированный стол, за которым сидела девушка. Огромная книга лежала раскрытой у нее перед глазами: Энни пыталась разобраться в сути сделок, часто записывала что-то в блокнот или просто делала пометки для памяти. Она ощущала неловкость от его опасной близости: Этьенн находился так близко, что, оглянувшись на него через плечо, Энни заметила перхоть на темном сюртуке. Этьенн смотрел на нее сверху, — Что-нибудь не так? — спросила она.
— Non, non, mademoiselle. Глядя на Вас, я только изумляюсь. Я полагал, что только ваша бабушка — единственное в своем роде явление, теперь же вижу ее повторение в Вас.
— Во мне? — она не знала, принимать ли это замечание за комплимент или нет.
Во многом она восхищалась своей бабушкой, благоговея перед ней. Но использовать людей для достижения своих корыстных целей, даже если действовать в интересах используемого… Энни не могла представить себя настолько безжалостной, чтобы манипулировать людьми, как Нэн.
— Нельзя ли пояснить, как вы приобрели связи в различных городах за границей? — с деловой интонацией спросила она. — Какими критериями вы пользуетесь, определяя стоимость товаров? Переписываетесь ли вы с…
Этьенн поднял руки вверх, и улыбка искривила уголок его рта:
— Не так быстро, мадемуазель… Большинство моих сделок по сути своей крайне просты и вершатся в кафе.
Энни улыбнулась — это выглядело как отражение его протестующей гримасы:
— Я тоже кое-чему училась, мсье Карондоль. Например, мне хорошо известен принцип «простота хуже воровства».
— Этьенн, sil-vous-plait, давайте присоединимся к бабушке?
Нэн инспектировала американские товары в складе, который находился под конторой. Она встретила их в вестибюле, промокая носовым платком испарину, проступившую на напудренном лице.
— Превосходную систему вы создали, Этьенн. Не удивляюсь, что вы так удачливы. Пусть англичане пьют чай, а я предпочитаю вино.
— Мы с вами одного поля ягода, мадам. Могу ли я предложить вам и вашей внучке сегодня вечером составить мне компанию на приеме в честь бельгийского посла? Вина будут только самые лучшие и, вероятно, мы неплохо проведем время.
Вечер был в самом разгаре, когда они прибыли на прием. Стол был уже давно накрыт, и Этьенн сопроводил спутниц в отдельную столовую.
Однако в целом атмосфера вечера показалась угнетающей. Энни попыталась сесть как можно пристойнее и придать подолу своей юбки подобающее положение. Все это время она вежливо поддерживала светский разговор, тогда как единственным ее желанием было бежать из этой переполненной людьми комнаты. Бежать из Англии, вернуться к необъятным просторам Австралии!
Постепенно гости под воздействием винных паров расслабились. Формальные отношения между французским графом и австралийской женщиной-магнатом вскоре стали более непринужденными. Энни краем уха уловила, как Этьенн приглушенным голосом сказал:
— Женщина вашего положения должна быть представлена ко двору.
Нэн отпила глоток вина из бокала:
— Я бы предпочла посетить один из спектаклей Друри Театра, — на короткое время ее взгляд устремился вдаль, — однажды я видела пьесу «Она снизошла до Победы» Голдсмита, и в тот вечер в театре присутствовал сам король.
— О, но люди в наши дни испытывают больше уважения к трону. Быть представленным королеве Виктории — это случай, который нельзя упустить. У королевы мужской ум, но женское сердце.
Впервые за вечер Энни встряла в разговор:
— У нее ум и сердце великого человека. Этьенн и бабушка недоуменно уставились на нее. Этьенн кивком выразил свое согласие и, чуть погодя, добавил:
«Никто не может диктовать королеве.» — Цитата, в большей степени относящаяся к королеве, но, казалось, этим он Энни сделал намек. Как выговор за вмешательство» или дань уважения?
Когда гостям объявили о продолжении вечера в бальном зале, Этьенн спросил: «Мадемуазель, вы танцуете?» — Энни застыла. Конечно же, она брала уроки танцев, но никогда не танцевала на людях. В детстве Энни была неуклюжей и долговязой. Частые воспоминания об этом делали ее и без того скованные движения еще более неловкими.
— Иди смелее, девочка, — подбодрила ее Нэн.
— Пойдемте, — сказал и Этьенн, — движение в танце приносит много удовольствия.
Возразить не хватило смелости. Энни протянула руку и позволила Этьенну увести себя на другой этаж, где танцевали. Там было, кроме них, только три пары.
Этьенн был внимательным партнером, стараясь держать ее как можно осторожнее, и его рука в лайковой перчатке ни разу не прикоснулась обнаженной шеи Энни. Он хорошо вальсировал, и через несколько мгновений Энни почувствовала себя свободнее.
Но ее партнер, видимо, себя таковым не чувствовал. Испарина блестела у него на лбу. Для бизнесмена, французского графа, наконец, Этьенн выглядел слишком нервным.
Улыбка обозначила ямочки у Энни на щеках:
— Вы все делали правильно, граф Карондоль. Это просто замечательно.
Его озабоченное лицо просветлело:
— Когда мы поедем в Париж, я покажу вам Opera, ипподром, Ie comedie Fransais. Она замерла:
— Вы будете нас сопровождать? Этьенн смутился или же, по крайней мере, выглядел смущенным:
— Мы обсудили это с вашей бабушкой. С тех пор, как я объехал страну своих предков, мне казалось совершенно естественным, что я должен выступить а роли друга и гида.
Неопределенные подозрения, появившиеся было у Энни, стали принимать более четкие очертания. Девушка не сказала больше ни слова.
Когда они вернулись к столу, бабушка пристально и выжидающе посмотрела на внучку.
Энни знала, что та хочет увидеть. Она не произнесла ни слова, но где-то в глубине души закипал гнев. Энни думала только о том, чтобы оставаться вежливой, и сдерживала себя огромным усилием.
По возвращении в поместье Этьенна, бабушка спросила:
— Что случилось? Ты, как кипящий чайник, готова взорваться.
Одним движением Энни сорвала кружевную перчатку с левой руки, слова, выплеснутые из глубины души, начали срываться у нее с губ:
— Ты попыталась управлять жизнью Дэниела — и он ушел. Уйду и я, Нана, если это будет продолжаться. И ты не сможешь удержать меня.
Бабушка поудобнее уселась в кресле в стиле Шератон и стала приводить в порядок свои юбки из черной тафты:
— О чем это ты? Энни обернулась:
— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю! Этьенн… Ты пыталась устроить наш брак. Если я выйду за него, то твоя династия унаследует титул. А он унаследует финансовую империю. Разве не так?
Бабушка величественно приподняла бровь:
— Разве это неравноценный обмен?
— Я, и только я буду решать, за кого мне выйти замуж! — она едва сдерживала свой гнев. Ее испугало, что непреодолимый гнев был следствием страха, такого великого страха, что Энни даже растерялась перед этой неукротимой женщиной.
Бабушка достала кружевной платок из рукава:
— Я не думаю, что при нынешнем скорбном положении дел в морской торговле ты смогла бы поддерживать наследство твоих родителей в надлежащем виде.
Вот оно! Бабушкин туз, извлеченный из рукава, как и носовой платок.
Энни выпрямилась. Сердце, казалось, готово было вырваться из грудной клетки. Девушка чувствовала подступающие слезы. Но эта слабость еще более рассердила Энни:
— Время Грез для меня почти все, но все же не единственная вещь на свете. Я — это мое будущее, моя независимость!
Глаза старой женщины вспыхнули:
— Тогда, наверное, мы зашли в тупик? Энни взяла свои перчатки и швырнула их на дубовый комод. Небрежный жест только подчеркнул резкий контраст с ее страстными словами:
— Нет, ради «НСУ Трэйдерс» я сделаю все, что ты захочешь. Я готова посвятить этому все свое время, чтобы принять бразды правления. Я последую по твоим стопам. Но не в личной жизни. Моя личная жизнь принадлежит только мне и больше никому!
Глава 3
1874
Сетка морщин вокруг открытых век. Когтистые лапы ищут ее, и она кричит, кричит, кричит.
Вся в поту, Энни вскочила с кровати. Сердце колотилось так громко, что, наверное, его стук можно было услышать сквозь стены особняка. Кроме Энни в доме никого не было, слуги жили в квартирах, примыкающих к каретному двору.
Она отбросила назад прядь ярко-рыжих волос, свесившуюся ей на лоб, и задышала медленно и глубоко, пока пульс не восстановился. Тогда Энни откинула влажные простыни и, свесив ноги с кровати, пошарила на ночном столике в поисках спичек. Свет керосиновой лампы осветил спальню теплым трепещущим заревом. Часы на каминной полке показывали половину пятого.
Энни подумала было о том, чтобы снова уснуть, но испугалась возвращения сна, этого страшного сна о похоронах двухдневной давности. Какой неестественной и жутко восковой выглядела Нана, чем-то похожая на одну из носовых фигур своих кораблей.
Эти ужасно надоевшие корабли. Пакетботы и рыболовецкие шхуны, катера, баржи, шлюпы, бригантины, каботажники, фрегаты и даже колесные пароходы. Только клиперы, эти славные клиперы, самые быстрые из торговых кораблей, нравились Энни.
Последние три года Нана заставляла ее встречать все входящие в гавань корабли, принадлежащие «НСУ Трэйдерс». «Девочка, ты должна постичь наш бизнес снаружи и изнутри».
Энни знала, что ей никогда не обрести той бабушкиной железной хватки в бизнесе, и сама бабушка знала об этом ничуть не хуже. Правда, сама Энни верила в то, что умна, получила хорошее образование и имеет твердый характер. Подталкиваемая чувством долга, она изучала все аспекты деятельности «НСУ Трэйдерс», но никогда не испытывала подлинного интереса к делам компании.
Время Грез было для нее и маяком, указывающим путь, и вольным альбатросом, реющим над волнами бушующего моря жизни, где взаимосвязано: отбрось последнее, и первое перестанет что-либо значить.
Несмотря на упорную борьбу против притязаний Наны, Энни проиграла войну за свою независимость. Она была слишком юной и неопытной на протяжении долгих лет затянувшегося конфликта. Теперь же она полностью расплачивалась по счетам, которые мог бы оплатить Дэниел, стань он хозяином.
Она должна появиться в адвокатской конторе в семь. Виттены думают, что лучше всего ознакомиться с условиями завещания прежде, чем персонал нарушит конфиденциальность встречи.
Конечно же, только она пойдет на встречу с адвокатом, Дэниела не будет. Детективы, нанятые бабушкой, не справились с заданием и так и не смогли ничего о нем узнать с момента исчезновения брата.
— Дэниел, где же ты, черт тебя подери!
— И где ты, Нана, сейчас?
Всю свою жизнь она была второй после Дэниела. Его выбрала Нана. Боже, как же Энни старалась привлечь ее внимание! Все эти годы, все эти проклятые годы растрачивать себя впустую, не считаясь с собой. Ладно, теперь-то, черт побери, она с собой считается! Энни прикрыла глаза и почувствовала, как из-под век проступила слеза. — Теперь-то я считаюсь, Нана, правда! Кто-нибудь, ну, кто-нибудь! Считаюсь я, да?
Плакала ли она по себе или по Нане? Старая женщина любила Энни, была добра к ней, она тоже будет скучать по бабушке. Она была незыблемой, как скала, Нэн Ливингстон. «Господи, прости ей все прегрешения!»
Утомленная, Энни встала с кровати. Комната была холодной, но девушка не стала беспокоить служанку, чтобы затопить камин. Она порылась в одежде в поисках чего-нибудь подходящего для траура. Наконец, остановилась на тяжелом черном креповом платье, отделанном собольим мехом.
Платье и креповая вуаль на шляпке, черные перчатки и носовой платок с черной каймой должны были придать ей подобающий случаю вид. Не то чтобы ее заботило завещание Наны. «НСУ Трэйдерс» может катиться к черту со всеми ее заботами! Энни и так слишком добросовестно вникала во все запутанные моменты предприятия, включающего в себя не только морскую торговую компанию, но и два овцеводческих ранчо, четыре фермы на реке Хоуксберри, многочисленные склады «Нью-Саут-Уэлс Бэнк» и серебряные рудники на Брокен-Хилл, выкупленные в последнюю минуту, когда несостоявшийся жених Дэниел внезапно как в воду канул.
Теперь, неся на своих плечах груз забот «НСУ Трэйдерс», Энни понимала оказываемое Дэниелом сопротивление бабушкиным манипуляциям. Энни ощутила невольное уважение к брату за его уход из дома.
Она желала только своей половины наследства, оставленного родителями: ранчо Время Грез. По достижении двадцатипятилетнего возраста она получила бы его в любом случае, а Дэниелу отошло бы второе — Никогда-Никогда.
Но так получилось, что ни Время Грез, ни Никогда-Никогда стали недоступны. Мистер Виттенс пояснил, что оба ранчо являются неотъемлемой частью «НСУ Трэйдерс». Скрестив на выпирающем брюшке руки и нацепив на нос очки, пожилой человек сообщил эту новость самым бесстрастным голосом, который присущ только адвокатам:
— Пока ваша бабушка оставила вам и вашему брату пятьдесят один процент пая в компании, вы должны понимать, что, как закрытая корпорация, «НСУ Трэйдерс» контролируется Советом Директоров, распределивших между собой тридцать один процент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31