Денис, сразу же угадавший в очередном творении универсального вундеркинда Евматия агитплакат, усмехнулся: молота только ему не хватает. Не стоило также труда узнать в усатой и длинноногой фигуре, рисуемой нотарием, самого принца.— Что? — похвастался принц, перехватив взгляд Дениса. — Здорово нарисовано? Это я придумал!«Нарисовано, вероятно, не лучше Остапа Бендера, — улыбнулся Денис. — Но как точно сбывается время! Во всех хрониках написано, что Андроник в Святой Софии выставлял свой портрет!»— Пусть народ смотрит и видит, кто его законный царь, — разглагольствовал тем временем оригинал портрета. Цари — это первые труженики своей страны…«А жесткий Никита в своей „Хронике“ потом запишет, что лукавый узурпатор соблазнял доверчивый народ…»— Народ, — принц развивал свои мысли, — а что народ? Кто только не прикрывал свои делишки именем народа!В этот момент от чрезмерного усердия диакона, балансировавшего с кистью на стремянке, один из торшеров покачнулся и упал, край пресловутой картины затлел. Переполох был, как в курятнике.Когда статус-кво был восстановлен, Андроник продолжал развивать захватившую его мысль:— А вообще, что вы понимаете под словом «народ»? Послушайте, я буду вам перечислять, а вы говорите, кто, по-вашему, не народ… Головотяпы, рвачи, лизоблюды, несуны, бездельники, паразиты, алкаши, обжоры, недотепы, лодыри, взяточники, бандиты, ротозеи, шарлатаны, вымогатели, шатуны — тьма-тьмущая, беспросветная тьма! А ты, демократ, кого собираешься защищать?Денис никого защищать не собирался. В его индивидуальном положении он весьма далек был от демократических идей.— То-то! торжествовал принц, как будто в чем-то убедил Дениса. — И все же все они вместе и каждый в отдельности и есть народ.Тут Денис осмелился вставить замечание. Когда он шел сюда, ему повстречались родные бывшего архидуки Аргира, который был изувечен, ослеплен по приказу Андроника. Они приехали забрать его из походной тюрьмы. Как они, бедные, плакали, как кляли судьбу!— Молчи! — помрачнел Андроник. — Не ковыряй мою болячку. Ты человек других времен. Не отрицаю, что у вас там может быть, да, наверное, и есть своя тьма, но это ваша тьма, у нее свои законы. Ха! Поверь, уж если я попадусь к этим аргирам в лапы, посмотришь, что они сделают со мной.И поскольку семинары по Комнинам он посещал в свое время аккуратно, Денис хорошо помнил, что враги сделали потом с этим Андроником Комнином.Принц перешел к делу, по которому вызвал Дениса. Он полагал, что ему в качестве тайного эмиссара его, Андроника, следует вернуться в столицу. «Раз ты сумел оттуда убежать, тем более легко ты туда проникнешь». Вести себя тихо, по возможности никак не проявляться, время от времени присылать донесения.— Там в столице есть верный мне человек, патрикий Агиохристофорит… Да, да, толстячина такой, да, да, тот самый, которого прозвали Антихристофорит… Верность его нами испытана. Скажешь ему слова апостольские — аз есмь грядый во имя Господне, то будет тебе как пароль.Он очертил задачи разведки — что собираются предпринять Маруха с бесценным Райнером, на словах-то они за… Да ты не бойся, что ты у них кого-то укокошил, это, наоборот, прибавило тебе цены. Далее важно, как будет вести себя протодоместик Врана. Я слыхивал, ты и с женою его знаком, а? Ты хитрец.Наконец, Андроник хотел, чтобы Денис попытался отыскать в столице знаменитого чародея Сикидита… «Раз уж он тебя сюда к нам пригласил, значит, считай, ты его человек. Как специалист специалиста вы друг друга легче поймете, чем кто-либо. Дело не в пустяшных гороскопах или иной потусторонней чепухе. Ты должен знать, Сикидит среди своих многочисленных дел, он у нас старичок многосторонний, работает над оружием исключительной убойной силы…»«Ну и язык! — поежился Денис. Как у какого-нибудь маршала Устинова!»Денису, в общем, стало ясно, что, несмотря на бодрый вид и широковещательные заявления, многоопытный принц побаивается обстановки и не хочет допускать открытых выступлений против режима. На всякий случай готов свалить все на феодальную междоусобицу, которая в империи идет постоянно.— Послушай, что я еще тебе скажу, — принц даже в знак доверия положил руку на расшитое плечо нового скарамангия Дениса. — Тебе, конечно, придется там разъяснять наши цели и так далее… Ты насчет прав там на престол помалкивай, вспоминай почаще Гомера:«Нехорошо многовластье, единым да будет властитель!»«Что же? — подумал Денис. — Это привлекательно сейчас для всех. Разумные люди ищут стабильности, болото междоусобиц и самоуправства осточертело всем. Принц все-таки достаточно цивилизован, и народ в него верит…»И тут же Денис с горечью представил себе, что через каких-то двадцать лет придут остервенелые и дикие рыцари и все это уничтожат! А он успел уже полюбить и эту страну, и этих людей. Но Андронику ни в коем случае нельзя этого сообщать!Они вели конфиденциальные переговоры в одном из углов ярко освещенного шатра, правда, все приспешники принца находились на почтительном расстоянии. А в шатре все кипела агитационно-идеологическая работа. Евматий, чувствуя свою колоссально выросшую общественную значимость, капризничал, не слезая со стремянки. То подай ему вина, да не хиосского, которое пили все, а найди фракийское, редкое. То кисти мыть, да непременно бегом, а то у него, у Макремволита, вдохновение засохнет.Каллиграф доложил, что роскошная увещевательная грамота к императрице закончена. Принц взял ее и читал, словно декламируя: «Вот я посылаю ангела рода моего пред лицем твоим, который приготовит путь твой перед тобою…» Это евангельские слова, и я их вручу Андронику Ангелу, который будет у меня командовать переправой через Босфор…Принц даже вышел из шатра, чтобы проводить Дениса. Было уже совсем светло, ранний ветерок шевелил волосы, охлаждал разгоряченные лбы.— Представлявшь? — как увлеченный игрой мальчишка, говорил Андроник. Предъявит он эти слова влахернской козе. Пусть эта заграничная штучка попляшет там со своим проточертиком, ха-ха! 7 На том мысу, который отделяет пролив от ласкового Мраморного моря, еще с римских времен высилась примитивная, вся зеленая от древности статуя коровы. Еще бы, ведь это и есть Босфор, бос порос — переход коровы или быка.Под полуденным, адски палящим солнцем дремлют волшебные сады предместья Холкидона. Даже петухи разморились, зарылись в дорожной пыли и вместо положенного кукарекания бормочут нечто невразумительное.Денис бродил по кромке плескающегося моря, стараясь в причаленных прямо на песок или в млеющих вдали одномачтовых суденышках разглядеть ту условленную посудину, про которую его предупредили — вместо вымпела на мачте у ней будет полосатый вязаный чулок. Ферруччи с лошадьми остался под навесом у прибрежной фускарии, которая тоже была закрыта на послеобеденный сон.Вдруг он услышал голос Ферруччи: «Синьор, синьор!» — и кинулся к фускарии, обнажая на всякий случай свой испанский меч.Но это был не кто иной, как Костаки, тот шустрый ученик чародея, тот наперсник одноглазого пирата, тот византийский буратино. Они с Ферруччи пожимали друг другу руки и хлопали друг друга по плечу.— Полосатый вам нужен чулок? Полосатый чулок это у нас. А мы стоим, дожидаемся чрезвычайных пассажиров, а это, оказывается, вы! Вон стоит наша фелюга у мысочка, немного покривилась. Весной все-таки в тумане, спасаясь от стражи, налетели на скалу. Теперь ход потеряли, можем только на тот берег перевозить.И то он объявил, что придется дожидаться темноты. Строгий приказ от двора: ни на тот, ни на другой берег — ни одной души. Даже рыночных торговок перестали возить. Адмирал Контостефан с норманнами справиться не может, а здесь со своими каботажниками свирепствует — налетает и топит.— Иначе бы вся знать от того двора тотчас перебежала бы на азиатский берег навстречу идущему Андронику.— А ты-то сам как относишься к Андронику?Костаки махнул рукой, достал из-за пазухи кусок чего-то напоминающего наш рахат-лукум, сдул с него крошки и какие-то опилки и принялся есть.— Это у кого имущество имеется, — рассуждал он, — тот либо потерять его боится, либо прирастить желает с Андроником. А мне что? У меня даже подушки собственной нет.— А где твой хозяин, где почтенный Маврозум?— Тут он, в фускарии, прямо на лавке разлегся, храпит, как кабан. А мне велел пассажиров сторожить, то есть вас.Денис решил искупаться, не заваливаться же спать до окончания жары. Византийцы, как мы уже говорили, не любили купаться в морской соленой воде, для этого у них были римские бани и цистерны с пресной водой. Денис отыскал укромное местечко под скалой, песочек был чистый, серебряный. Вдоволь наполоскался в безлюдье и расположился в теньке, принять воздушные ванны.И тут он услышал сверху, с откоса, где проходила магистральная римская дорога, легкие и звучные женские шаги по каменистой тропинке. Затем мягкое топанье копыт и голосок задорный, слегка фальшивый, но приятный:
Синеют в блеске небеса,Идет со мной моя коза,А под горой шумит базар,Пойду козу продам.
Затем из-за скалы показалась не коза, а навьюченный ослик, чья голова была заботливо покрыта соломенной шляпочкой, а уши продеты в особые дырочки. За осликом под зонтиком шла маркитантка Суда, Суламифь, та самая, которой в Караках уступил Дениса декурион Стративул. Шла беспечным шагом, в белых юбках, кофта украшена плоечкой, не боялась ни войны, ни пиратов, звонко распевая:
Хотела бы я, как птица, петьИ в небо улететь,И целый век летать и петьПо рощам и садам!
Синеет в небе бирюза,Идет со мной моя коза,А под горой шумит базар,Пойду козу продам.
— О! — Увидев загорающего в тени Дениса, она даже будто и не удивилась. — Это ты, генерал?— Я не генерал, — ответил Денис, не зная куда и деться, потому что загорал совершенно неглиже.— Ну кто там — экзарх, наварх, паниперсеваст или как там на придворном вашем языке. Мне декурион Стративул рассказывал, что ты к принцу Андронику приближенное лицо, как же не генерал?Она бесцеремонно присела на корточки около лежащего на песке лицом вниз Дениса и провела пальцем по его спине.— Боже мой, какой ты светлый, нежный, у нас так и не бывает! Из какой же ты стороны?Денис не испытывал потребности с нею разговаривать, хотя, честно говоря, она его волновала. Тогда он решился, и, поскольку она не собиралась уходить, он встал перед нею во весь рост. Принялся одеваться, а она с интересом разглядывала каждую деталь его костюма: полотняную тунику, которую преданно стирал ему каждый вечер его оруженосец Ферруччи, сребротканый новенький скарамангий (кафтан), расшитый лорус — перевязь для меча.— Оцеце! — восхищалась простодушная маркитантка. — Какой, однако, атлет!Прислушавшись к разговорам возле фускарии, Денис понял, что там уже собираются в путь.— А ты меня возьмешь с собой? — спросила Сула. Денис, не зная, что и ответить, смотрел мимо отсутствующим взглядом. А она продолжала:— У меня хиосское есть прошлогоднего розлива, пять оболов литр, твоим людям могу отдать дешевле. Есть и плодово-ягодное, но это для пьянчуг. Могу предложить соль, сладости, сапоги есть офицерские, новые, выделкой из Вланги…И поскольку Денис продолжал молчать и глядеть в сторону, она засмеялась, откинув голову, и роскошные ее соломенные косы упали ей на плечи.— Но главный товар — это я сама. Для тебя, мой генерал, совершенно бесплатно. И ослик в придачу, — продолжала она смеяться, показывая не черные, как у всех византиек, а ослепительно белые зубы. — Возьмешь ведь, а? 8 — Так вот ты каков! — отдувался Маврозум, сверкая неукротимым глазом. — Эк с моей легкой руки какую ты сделал карьеру. А меня разведка принца предупреждает: повезешь важнейшего личного представителя, а это, оказывается, тот, кого я посадил в рыбий ящик, и он сумел после этого всю империю околдовать!Впрочем, Маврозум даже как-то заискивал перед Денисом, хотел, что ли, загладить прошлое, даже предложил ему свой шатер на палубе, а сам сел у руля. Увидев маркитантку с ослом и тюками, он крякнул (еще ведь были лошади Дениса и Ферруччи), но не стал протестовать. Только досужий Костаки нашел время шепнуть Денису:— Значит, туда ехали с одной девушкой, а обратно возвращаетесь с другой? Ведь это я был тогда, когда вы вдвоем на ветвях платана сидели…Денису хотелось выдать ему подзатыльник, но он отложил это на потом.Фелюга Маврозума во тьме, зарываясь в волны, шла на самую середину пролива. Гребцы нажимали на весла кто во что горазд, потому что ритмический молоток не стучал, старались только не плескать. И они все неслись в полном мраке и неведении, в неизвестное пространство, и никто не знал, что сулит им небо, озаряемое только бесчисленными скоплениями звезд.Маркитантка разместилась в Маврозумовом шатре, где сидел и Денис. Почувствовав себя в привычной походной обстановке, она при свете фонаря принялась расшпиливать свои узлы. Смешала вино, отправилась к гребцам, каждому преподнесла во тьме чарочку для подкрепления души.— О, Суламифь! — говорили благодарные пираты.— И ты не боишься? — спросил Денис. Ведь надо было с ней о чем-то и разговаривать. — Наше дело рискованное, ты понимаешь?— А! — Откинула она голову, отбросив косы, видимо, это был ее привычный, характерный жест. — Я к риску привыкла. Знаешь, за кем только я не была?«За кем же?» — хотелось спросить Денису, но он все-таки постеснялся. Она же без всякого стеснения задрала свои полотняные юбки и показала при свете фонаря смуглое до желтизны бедро, на котором красовался рубец от стародавнего шрама.— Это палач, — сказала Сула. И пухлые губы ее задрожали, как у ребенка, а Денису смертельно захотелось ее поцеловать, приласкать.И в этот момент борта фелюги содрогнулись от невероятного удара. Фонарь погас, все что толькочможно посыпалось на пол, маркитанткино вино полилось со звучным бульканьем, а сама она закричала: «Тонем!»Вторым, еще более сильным ударом Сулу швырнуло па еле удерживающегося Дениса, по полу катались бутыли и кубки, морская вода хлынула меж ребер судна.— Все за борт!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77