Я понимаю ваше изумление, задумчиво пробормотал пес и даже лапой дотронулся до лба в глубоком раздумье. - Но дело в том, что я редкое исключение. Знаете пословицу: "С кем поведешься, от того и наберешься"? Ну, конечно, знаете. Так вот, я всю свою сознательную жизнь провел среди людей. Вокруг только люди! Одни только люди! Признаться, я уже прожил на свете пятнадцать лет - целый кошачий век, - но ни разу не видел другого живого существа. Кроме человека, разумеется. Я животных знаю только по Брему. Перед вами, мой юный друг, кабинетный кот. Так сказать, кот-теоретик. Всю жизнь среди фолиантов. - Тут он забылся и рассеянно продекламировал: "...и днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом". Но это не обо мне, вздохнул Аркадий, - к сожалению. Хотя могли бы и обо мне написать.
- Да какой же вы кот? - усмехнулся я. - Вы самая типичная собака.
- Это я собака? - возмутился спаниель. - И это вы говорите мне, чуть не прочитавшему все книги мира?
Тут бы и первокласснику стало ясно, что пес до того зачитался, что перепутал все на свете. А я-то принял его за настоящее привидение!
Я сел в другое кресло и снова заскучал.
А пес провел лапой перед глазами и пояснил;
- Это я снял воображаемые очки... Таким образом, вращаясь все время среди людей, я волей-неволей овладел их языком. Правда, пока еще не в совершенстве. Вы, наверное, обратили внимание на дефект моей речи. Да, да, я картавлю. И с орфографией у меня не все в порядке. Вчера слово "молоко" написал через "а" "малоко"! Может, потому, что его было мало - молока? Ну, если я даже и не прав, ничего, наверстаю!
Он и в самом деле картавил, плохо выговаривал букву "р". Но как бы то ни было, этот зазнайка-пес довольно сносно говорил на человечьем языке, и с этим нельзя было ничего поделать.
А я зевал и думал: "Вот где-то люди встречают опасности и преодолевают их, а я, смелый и сильный мальчик, сижу и слушаю собаку, которая возомнила себя котом. И так проходят мои лучшие годы".
Я даже был согласен на то, чтобы в нашем доме вдруг появился страшный хулиган Пыпин. Так мне стало обидно. Ну, чуть не до слез.
- Скучаете? - спросил участливо пес.
- Еще как! - признался я и зевнул, не удержавшись.
- А все потому, что вы пренебрегаете своим воображением. Не воображаете, а просто живете. Вот хозяйские гости говорят: "Ваш Аркадий совершенно не знает жизни". Верно, не знаю и знать не хочу. Жизнь - не интересная штука. Впрочем, это написано и на вашем лице. Сплошная скукота! Да, признаюсь, я не видел живых мышей. Ну и что? Хозяева всегда накормят. А вот воображение - это да! Оно может перенести тебя куда угодно!
- Как это? - не поверил я.
- А очень просто. Для этого нужно взять и перенестись. С помощью воображения.
- А что же ты сам никуда не перенесся? - спросил я ехидно.
- Я-то? Я... уже перенесся, - сказал пес, почему-то замявшись.
- Да ты же здесь был всегда!
- Значит, перенесся отсюда сюда, - пробормотал он, совсем изолгавшись.
Если бы собаки умели краснеть, он наверняка зажегся бы алым пламенем. Я бы так ему и сказал, да тут затрезвонил телефон на всю квартиру.
Я бросился в гостиную и снял трубку.
- Квартира профессора? - спросил чей-то вкрадчивый голос. - Ну так вот, буксир "Перепелкино", имея, как всегда, на борту юнгу Иван Ивановича и ответственный груз, уже вышел в открытое море! С приветом, Пыпин!
Я решил, что это шутка моих школьных друзей, и положил трубку, ехидно сказав:
- Спасибо за сообщение.
В другое время я бы и сам разыграл кого угодно, но сейчас мне было не до веселья. Мимо меня, можно сказать, бесцельно проходила моя собственная жизнь, и с этим ничего нельзя было поделать.
Закончив разговор, я вернулся в кабинет и, бросившись в кресло, сказал мечтательно псу:
- Вот бы и вправду попасть на буксир "Перепелкино"!
- И чего ты на буксире не видел?
- Мне крайне необходимо прославиться. Чтобы сам юнга Иван Иванович померк рядом со мной. А ты все равно не поймешь! - сказал я, отмахнувшись.
- Ну и за чем дело? Возьми и перенесись на этот буксир, - ответил пес, обижаясь.
"А что, если попробовать? - подумал я. - Терять мне все равно нечего. Даже если и не выйдет".
Пес разгадал мое намерение и напрягся, весь от влажного носа до кончика короткого хвоста.
- Ну, ну, чего же ты медлишь? - зашептал он, дрожа. Я представил огромный многопалубный буксир в открытом море и взял и перенесся!
А вслед мне долетел ликующий голос пса;
- Получилось! Вышло!
ГЛАВА VI, вписывающая новую страницу в историю воздухоплавания
Толик Слонов закончил свой рассказ, и вокруг установилась глубокая тишина. Все замерли; ждали, что скажет капитан. Ждали не только люди, но и птицы, и рыбы, слетевшиеся и приплывшие чуть ли не со всех концов океана, чтобы послушать историю Толика Слонова. Рыбы высунулись из воды, а птицы повисли над палубой, боясь пропустить хотя бы одно слово. Океан застыл, окаменел, пораженный необузданным тщеславием Толика Слонова. Кстати, я в это время выронил за борт свой перочинный нож, и тот даже не ушел на дно, а так и остался лежать в ложбинке между неподвижной зыбью. И я просто перегнулся через борт и поднял его, ничуть не отключившись от происходящего.
Однако спешил я совершенно напрасно. Все живое по-прежнему пребывало в полном оцепенении, пораженное невероятным честолюбием маленького, но явно опасного авантюриста.
Но вот наконец все пришло в движение. Птицы и рыбы, бросив на Толика негодующий взгляд, отправились по своим делам. Мои друзья-моряки озабоченно потерли свои виски и в один голос произнесли глубокомысленное "м-да". А Пыпин потер руки, выражая откровенную радость.
Узнав слабое место в характере мальчика, хулиган уже заранее рассматривал его как удобное орудие для своих интриг.
- Да не бойтесь, - засмеялся Толик. - Все равно бы нас выручал Иван Иванович.
- Толик, я ничего не умею. Учти это в следующий раз, - сказал я ему на ухо умоляющим шепотом.
- А сегодня сумели? - громко возразил Толик.
- Мне просто удивительно повезло, - прошептал я, боясь, что услышат остальные.
- Ну, значит, и в другой раз повезет, - уверенно ответил мальчик.
- Эх, Толик! И куда же смотрел твой класс? - спросил штурман Федя, первым нарушив молчание экипажа.
- А что класс? - загорячился мальчик. - Я им всем покажу, кто такой Толик Слонов! И мальчишкам всем, и всем девчонкам! А то: "Ты портишь нам картину успеваемости в целом", "Ты думаешь только о себе". А о ком еще думать?
- Браво, Толик! Брависсимо! - поддержал его Пыпин, ставя, конечно, неправильное ударение в слове "брависсимо".
А я подумал, что четвертый класс, в котором учился Толик, не нашел к нему тонкого подхода. Видно, среди его одноклассниц не оказалось подходящей отличницы, сумевшей бы взять над Толиком шефство.
Тем временем молвил слово сам капитан, решивший подвести итоги нашей откровенной беседы.
- Послушай, что я скажу, мальчик, от имени всего экипажа, - озабоченно произнес капитан. - Ты можешь ввергнуть и себя, и нас, и других людей в неисчислимые беды. Потому я, как главный на судне, запрещаю тебе, пока мы не придем в ближайший порт, покидать борт нашего корабля.
Пыпин удовлетворенно хихикнул. Он понимал, что решение капитана не понравится избалованному ребенку, и тогда Толика можно будет легко привлечь на свою сторону.
И точно: на лице мальчика появилась кислая гримаса.
- Дяденька капитан, за что? - захныкал Толик.
- В самом деле, за что? - провокационно подхватил Пыпин. - Ребенку уже и поиграть нельзя?
- Я моря не видел четыре года, - продолжал сетовать Толик.
- Это у него присказка такая, - пояснил я всему экипажу.
В душе капитана завязалась мучительная борьба. На одной стороне выступала жалость к ребенку, и он стеснялся крутых принятых мер. Достойным противником жалости был служебный долг. Он настойчиво напоминал капитану, что тот несет ответственность за судьбу мальчика и вообще за весь белый свет.
- Так и быть. Я разрешаю тебе свободу передвижения, но только под присмотром юнги, - сказал капитан, вытирая вспотевший лоб.
Это было мудрое решение. Молодой капитан мужал прямо у нас на глазах.
Но, к несчастью, в эти дни у меня выдалось много работы. Мне пришлось трижды совершенно случайно падать за борт и спасаться от морских хищников, которые уже давно, все эти пятьдесят лет, точили на меня свои зубы, шипы, пилы и молоты. Но я каждый раз проявлял исключительную находчивость и выручал себя еще задолго до подхода спасательной шлюпки. Темные хищники не знали, что, когда я летел за борт, в воде прежде меня появлялось мое отражение, которое казалось и моложе и упитаннее, чем сам оригинал. И пока они гонялись за пустым местом, мне удавалось обезоружить их поодиночке.
Лишенные средств нападения, хищники унылой оравой тащились за буксиром и умоляли меня на морском языке:
"Ванька, отдай оружие! Верни, мы больше не будем, честное слово".
В конце концов я вернул акулам зубы. Но не прежние смертоносные резцы, а безобидные вставные зубы из пластмассы. Чтобы им было чем жевать манную кашу. Потом я отдал остальным хищникам молоты и пилы, взяв у них обещание, что они сейчас же отправятся на ближайшую судоверфь, где строят деревянные баркасы, и наймутся пилить доски и забивать гвозди в обшивку рыбацких лодок.
Кроме этого, мне пришлось выполнять и другие обязанности, отведенные юнге на корабле еще со времен парусного флота. Я по неопытности выводил из строя навигационные приборы, продувал по просьбе бывалых матросов на камбузе макароны и выполнял массу другой крайне нужной корабельной работы. И при всем при том еще ухитрялся следить за Толиком и Пыпиным.
А у них неуклонно зрел тайный сговор. Занимаясь своей важной работой, я одним глазом наблюдал, как они в обнимку гуляют по моему родному юту и хулиган шепчет на ухо мальчику обольстительные слова, указывая рукой куда-то за горизонт. Поначалу Толик покачивал головой, не поддаваясь уговорам Пыпина. Но однажды я увидел, как доверчивый мальчик сдался и согласно кивнул.
Тогда я немедля, путем остроумных умозаключений проник в план, составленный Пыпиным. По коварному замыслу хулигана Толик должен был бежать с буксира, не дожидаясь, пока мы придем в ближайший порт.
Разумеется, Толику ничего не стоило взять и просто перенестись в любую точку земного шара. Для этого нужно было только пренебречь запретом взрослых людей. И Пыпин подбил его на этот некрасивый шаг. Но хулиган меньше всего заботился об интересах своего маленького союзника. Он хотел использовать его побег в своих корыстных целях. И придумал для Толика свой способ бегства.
- Твой способ, конечно, удобен, - нашептывал (как я догадываюсь) мальчику Пыпин в безлюдном закоулке буксира. - Но какой интерес от такого побега? Он же, тьфу, оскорбительно прост! А ты любишь сложности. И я предлагаю тебе...
Тут он зашептал Толику в ухо что-то такое, чего не смог бы услышать даже человек с безукоризненным воображением.
И все же мне каким-то образом удалось то, что непременно бы принесло мировую славу любому сыщику или чтецу мыслей на расстоянии. Я открыл способ, с помощью которого Толик собирался тайно покинуть буксир. По плану, намеченному Пыпиным, заговорщикам следовало сплести из тростника гондолу, а роль воздушного шара отводилась при этом нашему ничего не подозревающему и мирно летящему за нами баллону.
А вскоре у меня в руках оказался документ, подтверждающий мои логические выводы. Подметая палубу, я наткнулся на листок бумаги, подозрительно сложенный вчетверо. Я развернул его, и тотчас мне в глаза бросился следующий огромной важности текст:
САВИРШЕНО СИКРЕТНА! ПЛАНТ
1) как тайно бижать отседова
2) надо бижать а то отправлют дамой
3) бижать на воздушном шару как в адной книшке
4) сплисти карзину
5) чур будешь ты у меня рука болит
6) и вообче я придумал с миня хватит
начальник этого Пыпин.
Лукаво посмеиваясь, я надежно спрятал весь тростник, имеющийся на корабле. А вскоре ко мне подошел обеспокоенный Пыпин и спросил:
- Ты, случайно, не нашел чего-нибудь подозрительного?
- Вы имеете в виду вот это? Ваш план? - Я с застенчивой улыбкой вернул Пыпину листок бумаги.
- Нас разоблачили! - воскликнул Пыпин, не скрывая досады. - А я-то думал, куда исчез весь тростник. То было хоть завались, а теперь ни тростинки!
Потерпев неудачу, заговорщики притихли. А вскоре и вовсе произошло нечто невероятное: Пыпин впервые в жизни занялся общественно полезным трудом. Забежав по делам на минутку на ют, я увидел объявление, написанное на корме: "Паликмахерская". А ниже рукой Толика Слонова было приписано: "Мужские и женские прически. Стрижка и бритье. Подправка усов".
"Ну и ну", - подивился я и, еще не смея радоваться своей педагогической победе, отправился на клотик, куда меня бывалые матросы послали за кипятком.
Забравшись с чайником на клотик, я набрал кипятку и собрался было спуститься вниз, да бросил сверху случайный взгляд на океан и увидел, что со всех сторон к корме нашего буксира стекаются киты. И океан прямо-таки кишел ими. Уже казалось, я видел все на свете, но еще никогда не приходилось наблюдать китов в таком неописуемом количестве.
"Что бы это значило?" - удивился я, что-то начиная подозревать, но еще не зная, что именно.
Спустившись с мачты, я едва не столкнулся с Толиком Слоновым. Мальчик, как угорелый, носился по судну, подавал на ют горячую воду и чистые салфетки.
- Заходите, Иван Иванович, мы вас тоже побреем! - пригласил мальчик на бегу.
- Спасибо, я бы с удовольствием. Да только где это видано, чтобы юнга брил бороду и усы? - ответил я тоже на бегу.
Так мы с ним и бегали. Я по своим морским делам, а он с горячей водой на ют. "Молодцы ребята, нашли себе занятие, нужное людям", - одобрительно думал я.
Только вот невольно пришлось мне заметить одно странное обстоятельство. Мальчик перетаскал на ют ведра горячей воды и горы чистых салфеток, но почему-то, носясь по кораблю, я не встречал ни бритых, ни стриженых.
Наконец у меня выдалась свободная секунда, я откатил на нос корабля целую бочку дифферента6 и, переводя дух, бросил рассеянный взгляд в океан, только что сплошь покрытый спинами китов, и обнаружил, что его воды вдруг опустели, словно по ним промчался кто-то ужасный и распугал все живое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26