Его пальцы вцепились за него, но они не могли удержаться прочно. Теперь он висел между тросом и балконом. Покойник пережимал его горячее дыхание. Плечи его трещали. Он подтянулся к парапету ближе. А затем он просунул ногу между прутьями решетки. Все еще держась за веревку, он перекинул свое тело через ограду. Он упал на прохладный мраморный пол и жадно вдохнул ночной воздух.
Он мог позволить себе лишь короткую передышку, потому что не чувствовал себя здесь уверенно. Он быстро освободился от заморийца и перегнулся через парапет, чтобы тихонько свистнуть. Трос упал сверху. Абордажный крюк был отцеплен. Велита не растерялась и не забыла об их уговоре, чему он был бесконечно рад. Он спрятал трос в свой мешок. Теперь он должен еще избавиться от Мариата.
Он надел на него пояс. Со следами ремня на запястьях убитого он ничего не мог поделать. Конан перебросил его через ограду с той стороны стены, на которую не выходил балкон Велиты. Послышался треск ломаемых кустов, и это было все.
Улыбаясь, Конан спустился вниз. Мраморные листья барельефа украшающие стену, служили ему надежной опорой. Сломанные ветви были доказательством падения капитана. Сам он, с разбросанными руками и ногами, лежал посреди экзотического куста, и очень может быть, что повреждения, причиненные этому редкостному растению, огорчат короля куда больше, чем потеря лейб-гвардейца. Самое лучшее во всем этом было то, что капитан мог упасть с любого балкона, но только не с балкона Велиты.
Через сад Конан пробрался к стене. Снова считал он шаги постовых и снова ему удалось перебраться через стену незамеченным. Когда он был уже в безопасности, в тени, на площади, ему показалось, что из сада или со стены донесся крик, но в его намерения не входило оставаться здесь надолго с тем, чтоб удостовериться, кричат там или ему послышалось. С мгновенной быстротой он натянул сапоги, накинул плащ и надел перевязь с мечом в ножнах.
Когда он шел по черным широким улицам, прилегающим к дворцу, где не разило и не воняло, – шел, направляясь к Пустыньке, он думал о том, что, быть может, в последний раз возвращается в этот дурной квартал. Когда он получит свое золото, он сможет позволить себе лучшее. Со стороны дворца в ночи разнесся удар гонга.

Глава пятая

Наутро после своего налета на дворец Конан проснулся довольно рано. В кабаке никого не было, только Абулетес подсчитывал свои доходы на прилавке, да два тощих старика подметали пол. Толстый хозяин покосился на киммерийца недоверчиво и поспешно прикрыл ладонью рассыпанные монеты.
– Вина, – заказал Конан и выудил последние медяки из своего кошелька. Несмотря на вчерашний кутеж, он еще сохранил шесть золотых из тех денег, что дал ему темнокожий купец.
– Я не ворую у друзей, – добавил он, когда Абулетес отгреб рукой деньги с прилавка.
– У друзей? Какие друзья? В Пустыньке нет никаких друзей. – Абулетес наполнил глиняную кружку вином из бочки и поставил ее перед киммерийцем. – Или, может быть, ты вообразил, что сумеешь купить себе друзей на то золото, которое ты вчера ночью разбрасывал вокруг себя? Вообще, откуда у тебя золото? Может быть, ты приложил руку к тому, что случилось этой ночью во дворце? Нет, этого вообще не может быть. Ты швырял деньгами, словно ты сам царь Илдиз, собственной персоной, еще до того, как это произошло. Тебе надо быть поаккуратнее и не демонстрировать в Пустыньке золото так откровенно.
Хозяин бы еще долго разглагольствовал, но Конан прервал его.
– А что такого случилось во дворце? – Он задал вопрос совершенно равнодушно и сделал большой глоток вина.
– Убит советник короля, еще пара придворных и дюжина лейб-гвардейцев.
– Дюжина!
– Я же сказал – дюжина. Убитые стражники повсюду. Исчезли подарки Илдиза Тиридату. И при том никто не видел даже тени грабителя. Ни одна душа во всем дворце. – Абулетес поскреб грязной лапой свой многослойный подбородок. – Правда, двое часовых видели какого-то человека, бегущего из дворца. Крупного, высокого человека. Наверное, такого же высокого, как ты.
– Конечно, это я и был, – фыркнул Конан. – Я перепрыгнул через стену и вернулся обратно, со всем, что я там награбил, на спине. Ты сказал, украли все подарки? – Он осушил свою кружку и поставил ее перед толстяком. – Еще раз того же самого.
– Пять драгоценных камней, пять танцовщиц и золотой ларец. – Абулетес отвернул кран бочки и снова протянул кружку Конану. – Говорят, было еще больше. Во всяком случае, это все украли. Я вижу, ты там не был, но почему тебя это так интересует?
– Я вор. Кто-то проделал трудную работу. Теперь мне нужно учиться у него ремеслу.
У кого? – спрашивал он себя. Совершенно очевидно, что Анкар никому, кроме него, не поручал этого дела, тут он был спокоен. Конечно, оставались стражники, которые не удержались от соблазна и стянули танцовщиц и драгоценности, устилая себе путь телами своих верных присяге товарищей. Или лейб-гвардейцы, которые впустили вора тайком во дворец, были убиты им из чувства признательности.
Абулетес откашлялся и плюнул на пеструю тряпку, которой затем протер прилавок.
– Я бы лучше на твоем месте держался от этого дела подальше. Воры явно не из Пустыньки. С теми, кто обворовывает королей, лучше не связываться. Это могут быть и колдуны. Соображай сам: ведь никто не видел даже тени их.
Конечно, это могли быть и колдуны, подумал Конан. Но почему колдуны (или кто это там был) пошли на такой риск – украсть из дворца пять девушек – этого он не мог понять. И кроме того, волшебники не встречаются в таких количествах, это он знал твердо.
– Никак ты заботишься обо мне, Абулетес? Не ты ли говорил, что в Пустыньке не бывает друзей?
– Ты слишком легко обращаешься с деньгами, – кисло ответил хозяин. – Вот и все. Не воображай, что за этим что-то кроется. Тот, кто ведет такую игру, слишком крупная фигура для таких, как ты. Это может стоить тебе головы, а у меня будет одним постояльцем меньше.
– Наверное, ты прав. Клянусь Бэлом! Мне необходимо немного свежего воздуха. Бездельничать и обсуждать при этом чужую добычу – это вызывает у меня желудочные колики.
Толстый хозяин мрачно пробормотал себе что-то под нос, когда Конан вышел на улицу. Воздух Пустыньки был каким угодно, только не свежим. Вонь, распространяемая гнильем всех видов и сортов, смешивалась с запахом человеческих экскрементов и блевотины. Камни мостовой – там, где не было небольших озер, наполненных жидкой грязью, были покрыты густым слоем липких нечистот. Из переулка, который был настолько узок, что едва позволял протиснуться пешеходу, доносились хныкающие жалобы жертвы налета, взывающей о помощи. А может быть, то была подсадная утка. Одно было так же вероятно, как и другое.
Конан целеустремленно шагал по вонючим улочкам воровского квартала, несмотря на то, что, в сущности, он совершенно не был уверен в своих целях. Скупщик краденого в жилете, тускло блеснувшем серебряной вышивкой, проходя мимо, приветственно кивнул ему. Обнаженная девка, всю одежду которой составляли медные колокольчики у щиколоток, занявшая свой пост в подворотне, улыбнулась широкоплечему молодому парню и внезапно почувствовала себя не такой уж усталой. Конан почти не заметил их, как не заметил и «слепого» нищего в черных лохмотьях, который ощупывал улицу выломанной в лесу палкой и, бросив взгляд на свирепое лицо варвара, спрятал под грязным тряпьем свой нож. Столь же мало внимания уделил он троим, что шли за ним по извилистым улицам, скрывая лица платками и судорожно сжимая под изношенными плащами свои тяжелые трости, – шли до тех пор, пока мускулы его рук и мощный меч на его боку не убедили их в необходимости избрать себе другую дорогу.
Конан пытался уговорить себя: подвески были для него недосягаемы. У него не было и тени предположения, кто мог бы их выкрасть, и ни малейшего понятия о том, где они могут сейчас находиться. Однако десять тысяч золотых не были чем-то таким, что можно было так запросто упустить. И кроме того, оставалась Велита, рабыня, которая была бы счастлива с любым господином, обращайся он с ней ласково и которой он обещал – нет, поклялся – ее освободить. Поклялся Бэлом и Кромом. Так что налицо клятва и десять тысяч.
Только теперь он осознал, что покинул уже пределы Пустыньки и находится на улице Серебряной Рыбы, недалеко от вывески «Танцора с быками». Посреди широкой улицы был обсаженный деревьями бульвар. Паланкины, несомые рабами, встречались здесь не реже, чем просто пешеходы, а нищих не было вообще ни одного. Здесь была далеко не Пустынька, но все же у него были друзья и здесь – или, по меньшей мере, знакомые. Вывеска кабачка – стройный юноша в кожаном поясе демонстрирует свое танцевальное искусство между острых рогов быка – скрипела под ветром, когда он подошел ближе.
Кабаки, думал Конан, высматривая знакомое лицо, все одинаковы, независимо от того, в Пустыньке они находятся или за ее пределами. Вместо карманников и взломщиков за столами восседают тучные купцы в пурпурном шелке и зеленом бархате, а различаются они лишь методами, с помощью которых присваивают чужое. Вместо фальшивомонетчика здесь лишал людей их денег некий тощий человек, который доставал их через черный ход в королевские покои. Сводники одевались здесь как аристократы в багряные одежды и вешали в уши изумруды, а кое-кто из них и в самом деле был аристократом, и все равно это сводники. Девки носили золото вместо меди и рубины вместо хрусталя, но они были такие же голые и занимались тем же самым ремеслом.
Конан обнаружил того, кого искал, за столиком возле стены. Купца Ампартеса мало беспокоило, благоприятно ли королевское правление для того товара, который он покупал. Как только в Шадизаре что-нибудь происходило, Ампартес мгновенно был в курсе. Стул против кругленького купца затрещал под тяжестью киммерийца, когда Конан рухнул на него – звук, сходный с тем, что сорвался с губ Ампартеса. Лоснящиеся щеки купца вздрогнули, темные глаза округлились, беспокойные пальцы вцепились в клиновидную бородку.
– Что ты здесь делаешь, Конан? – прошипел он и побледнел от страха, что кто-нибудь услышит это имя. – У меня сейчас нет надобности в… в твоем особом товаре.
– Но я имею надобность в твоем. Расскажи-ка мне, что случилось в городе прошлой ночью.
– Ты… Ты имеешь в виду, во дворце? – пискнул Ампартес.
– Нет, – ответил Конан и подавил улыбку, когда заметил облегчение, мелькнувшее на лице собеседника.
Он взял оловянный кубок с подноса служанки, единственное одеяние которой состояло из полосы алого шелка шириной в ладонь, повязанной над бедрами, и наполнил его вином из покрытого голубой глазурью кувшина Ампартеса. Девушка одарила его призывной улыбкой, но не будучи удостоена повторного взгляда, оскорбленно вскинула белокурую головку и поспешила дальше.
– Но все остальное, что было необычного, – все!
Последующие два часа купец выбалтывал все, что только было возможно – счастливый тем, что Конан не собирается впутывать его в дело о краже из дворца.
Конан узнал, что прошедшей ночью торговец вином удавил свою возлюбленную, потому что застукал ее со своим сыном. Что один ювелир был заколот своей женой по причине, неизвестной никому. Что была похищена племянница одного аристократа, но при этом те, кто его знают, уверяли, что деньги за выкуп, которые, он выплатит из ее наследства, пойдут на оплату его многочисленных долгов. Что воры обчистили пять купеческих домов и два аристократических. Что у одного господина уличные грабители отобрали даже его паланкин и нательное белье. Что одному торговцу рабами перерезали горло в его собственном доме, где он проводил аукционы; одни полагают, что это случилось во время поисков ворами ключей от его сундуков с золотом, другие считают это прискорбное событие следствием того, что он не следил за происхождением своего товара и имел неосторожность продать украденную аристократку из Кофа. Что один купец из Акифа, который посетил один уважаемый дом своих друзей, называемый Домом Ягненка Хебраса…
– Довольно! – Конан хлопнул ладонью по столу. Ампартес уставился на него с полуоткрытым ртом. – То, что ты мне до сих пор рассказывал, может случиться в Шадизаре каждую ночь, и все это совершенно обычные вещи. Не надо говорить о золоте и кражах. Только о том, что было необычного.
– Я не понимаю, чего ты хочешь, – жалобно сказал купец. – Есть еще история с пилигримами, но на ней не заработаешь. Я не понимаю вообще, зачем я теряю с тобой время.
– Пилигримы? – быстро переспросил Конан. – А что с ними было странного?
– Во имя Митры, почему ты хочешь… – Ампартес судорожно глотнул, когда его пронзил взгляд ярко-синих глаз Конана. – Ну, хорошо. Они пришли из Аргоса, далеко с запада, и целой процессией направляются к одному ларю, который находится в Вендии, не менее далеко на Востоке.
– Я не нуждаюсь, в лекции по географии, – проворчал Конан. – Я слышал об этих странах. Что такого необычного натворили эти пилигримы?
– Они покинули город за два часа до первых петухов – вот что было странно. Как я слышал, это связано с какой-то клятвой или с обетом не находиться ни в одном городе на рассвете. Примерно так я понял. Ну, что тебе это дает?
– Это мое дело. Просто рассказывай то, что я хочу услышать. Что за люди эти пилигримы?
Качнув головой, Ампартес посмотрел на Конана с укоризной.
– Клянусь Колоколом Зандруса, человек! Ты, вероятно, ожидаешь, что я знаю о компании пилигримов больше, чем то, что она просто есть?
– Ожидаю, – сухо ответил Конан, – что ты всегда знаешь, какие аристократы сколько проиграли в карты, кто с чьей женой спит и как часто чихает наш добрый король. Пилигримы, Ампартес. Немножко напряги свои мозги…
– Но я больше не знаю…
Толстый купец вздрогнул, когда Конан положил на стол левую руку. Ножны под мышкой были пусты, а правая рука Конана скрывалась под столом.
– Это были просто паломники, что еще можно к этому добавить? Мужчины в плащах с капюшонами из домотканой шерсти, которые полностью их скрывали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30