К чему бы это?
— Надеюсь, ничего не пропало? — безразлично осведомился Холмс.
— О Боже! — воскликнул Грегори. — Там хранится завещанная мне книга! Последняя память об отце!
Переглянувшись, братья бросились вверх по лестнице. Впереди бежал Грегори — за ним, задевая костылем за перила, несся Дэниел.
— За мной, Уотсон! — вскричал Холмс. В одно мгновенье он обогнал братьев и скрылся за углом.
Я бросился за Холмсом, но не смог обогнать даже Дэниела. Сзади, не отставая, пыхтел доктор Мак-Кензи, бормоча на ходу латинские числительные. Мы проносились по темным сырым коридорам, поднимались по бесчисленным лестницам, путались в переходах, сшибая статуи, рыцарские доспехи и друг друга. Три или четыре раза нас обгонял Холмс, вновь исчезая где-то вдали. Наконец, мы, запыхавшиеся, все в синяках и ссадинах, остановились около распахнутой двери в кабинет Блэквуда.
Нас встретил Квентин.
— Моя книга! — прохрипел Грегори, пытаясь отдышаться.
— Да, сэр. Ее нет, сэр! — торжественно произнес Квентин. Все его существо как бы говорило: «Что, съели?»
Мы ворвались в кабинет. Первое, что предстало нашему взору, были пустые ящики, выдернутые из стола. Кругом были разбросаны какие-то бумаги, гаванские сигары, всякая мелочь. Книги «Торжество добродетели» нигде не было.
Глава 7.
В дверях появился Холмс.
— Как, вы уже здесь? — сказал он. — А я искал вас этажом выше!
— И как вам понравилась крыша замка? — мрачно съязвил Квентин.
Некоторое время Холмс тупо молчал. Но не прошло и пяти минут, как он открыл рот и разразился демоническим хохотом. О его чувстве юмора в Англии ходили легенды.
— А книгу-то украли… — некстати ввернул Дэниел. Холмс закончил смеяться так же внезапно, как и начал.
— Как укра… — поперхнулся он. — Ну, конечно. Я так и думал. Было бы очень удивительно, если бы она оказалась на месте!.. Надеюсь, вы искали в камине, в матрасе и под подушкой? Нет? Ну и не надо. Ее наверняка нет.
— Но кто же мог совершить столь подлый поступок? — с благородным негодованием воскликнул Грегори.
Холмс просиял.
— Надеюсь, ни у кого из присутствующих… — многозначительно начал он, — не вызывает сомнения утверждение, что лишь одно гнусное существо могло совершить это преступление.
— Если вы намекаете на леди Гудгейт, — меланхолично заметил я, — то могу вас обрадовать: она ни на секунду не покидала зал.
— Вечно вы смотрите не туда, куда нужно, Уотсон! — взорвался Холмс. — Подумать только! Загубить такую версию! А сами-то вы можете предложить что-нибудь дельное?! Крик Холмса разбудил задремавшего Квентина.
— Да, сэр? — сказал Квентин.
— Вот! — просиял Холмс. — Золотая голова! Квентин, переезжайте ко мне на Бейкер-стрит. Как вы относитесь к игре на скрипке и химическим экспериментом? Вот, например, вы знаете, что при окислении перекиси водорода перманганатом калия получается…
— Привидение. Я думаю, это привидение, — неожиданно сказал Дэниел, уставившись в камин.
Это предположение прозвучало так некстати и так нелепо, что Холмс осекся.
— Что? — подозрительно спросил он.
— Я думаю, что привидение украло книгу, — сказал новый хозяин замка, — наше фамильное привидение, — с гордостью прибавил он, ударив себя кулаком в грудь.
— Видите ли, мистер Холмс, — извиняющимся тоном начал Грегори, — в нашем роду из поколения в поколение передается легенда о призраке замка Блэквудов. Конечно, это древняя сказка, и не один здравомыслящий человек не станет принимать ее всерьез.
— Призрак вполне мог стащить книгу, он такой. Например, в тысяча триста пятнадцатом году он сожрал все окорока, заготовленные на зиму сэром Уильямом Блэквудом. А в одна тысяча шестисотом году, когда в Лондоне открылся всемирно известный театр «Глобус» , он украл из замка глобус — глобус Англии, изготовленный по специальному заказу Ричарда Блэквуда — королевского постельничего. Это была большая потеря для Англии, — Дэниел всхлипнул и утер дрожащей рукой слезу.
— Позвольте мне задать вам вопрос, джентльмены, — подал голос доктор Мак-Кензи. В течение всего разговора он сидел на кресле в углу, держа в тонких нервных пальцах сигару, и внимательно наблюдал за происходящим. — Мне хочется спросить, когда впервые появился этот призрак, так сказать, «аб иницио» [с начала (лат) — прим. OCR], в терминологии североамериканских полинезийцев?
— Первое упоминание о призраке замка Блэквудов, — вступил мистер Грегори, — датируется тысяча триста восемьдесят четвертым годом. Он появился в замке после таинственной смерти старшего сына барона Кристиана Блэквуда, который был найден с искаженным от ужаса лицом и разорванным горлом рядом с гигантской мышеловкой собственной конструкции, поставленной им на крысу-оборотня, обитавшую по преданию в мрачных подземельях нашего замка.
Дэниел, напряженно внимавший рассказу брата, вздрогнул и покосился куда-то в темноту, за спину Холмса.
— Слуги, — продолжал Грегори, — напуганные появлением призрака, в ужасе бежали из замка. Все оставшиеся, включая барона и его супругу, погибли. Их конец был поистине ужасен: барон был найден задушенным в собственной постели, лучший друг барона по боевым походам граф йоркширский Генрих Спесивый был заколот, лекарь барона был отравлен, а супругу Кристиана извлекли из колодца…
Внезапно темное ночное небо за окном прорезала ослепительная молния. Дэниел, лицо которого и без того было мертвенно бледным, побледнел еще больше и придвинулся поближе ко мне. По чести говоря, мне тоже было как-то не по себе от рассказов младшего Блэквуда.
— И впредь призрак появлялся в замке всякий раз, — голос Грегори дрогнул, — как умирал очередной его хозяин. Хозяева очень редко умирали здесь — в основном, смерть настигала их на поле брани. Поэтому призрак появлялся лишь семь раз за шестьсот прошедших лет. И каждый раз история повторялась: всякий, кто оставался в замке на вторую ночь после появления призрака, был обречен.
— Я вижу, вы не очень-то боитесь посланцев потустороннего мира, если так спокойно рассказываете об этом, — заметил Холмс.
— На подошве моего ботинка выбит крест, — улыбнулся Грегори. — Говорят, это помогает. — Он обвел взглядом наши бледные лица. — К тому же, это всего лишь красивая древняя сказка. На Блэквуда старшего последние слова не произвели ни малейшего впечатления. Он забился под кресло-качалку, в котором Хьюго Блэквуд провел последние часы, и дрожал крупной дрожью. Создалось неловкое молчание.
— Извините, джентльмены, мне пора, — грустно сказал Грегори. — Утром у меня деловая встреча в Сити.
— Да, — согласно кивнул доктор Мак-Кензи. — Эст модус ин рэбус [всему есть мера (лат) — прим. OCR]. Всему есть предел. Пора и честь знать. — И он потянулся за шляпой.
— Пожалуй, нам тоже пора, — серьезно сказал Холмс, когда Грегори и доктор вышли. — Мне необходимо хорошенько подумать
— Не оставляйте меня одного!!! — заорал Дэниел. Он пулей вылетел из-под кресла и вцепился в Холмса мертвой хваткой. — Будьте моими гостями хоть на одну ночь!
— Нет, нет, — с ужасом сказал я. — Вы же слышали? Нам надо подумать. Хорошенько подумать. — И я стал пробираться к выходу. Тогда Дэниел внезапно отпустил Холмса и вцепился в меня.
— Нет, мой милый Уотсон, не уходите! Я не могу нарушить законы гостеприимства… К тому же, мне очень-очень страшно.
Постепенно мне удалось выбраться в коридор. Стало ясно, что если я буду продвигаться к выходу такими темпами, то провести ночь мне все равно придется в замке. Я сдался.
— Ладно. Я согласен, — обречено сказал я, в моем мозгу мелькнула последняя надежда. — Если, конечно, согласен мистер Холмс!
— А почему бы и нет? — невозмутимо сказал Холмс. — Здесь вполне можно думать.
— Было бы чем, — как всегда мрачно добавил некстати проснувшийся Квентин. — Только вот куда мы их денем?
— Да хоть сюда! — обрадовано воскликнул Дэниел, показывая на ближайшую дверь. — Тут у нас, кажется, довольно большой чулан.
— Ну, если приемную лорда можно назвать чуланом… — начал Квентин.
— О! Видите, как вам повезло! — радостно обратился к нам Дэниел. — Целая приемная! Квентин, проводи их.
И тихонечко добавил:
— Смотри, чтобы не сбежали.
Глава 8.
Приемная, в которую проводил нас Квентин, освещалась тусклым светом двух грязно-желтых огарков, торчащих в старой, позеленевшей от времени люстре.
Вся обстановка этой унылой комнаты состояла из двух побитых молью диванов, низенького столика, одна из ножек которого была заботливо подвязана тряпочкой, и нескольких столь же шикарных стульев. Голые каменные стены были едва прикрыты: на одной из них висел вытертый ковер, а на другой — картина, совершенно почерневшая от неправильного хранения и изображавшая, как с особой гордостью сообщил нам Квентин, венчание императора Константина. По виду Квентина можно было заключить, что император Константин приходится ему дальним родственником. Как это и ни досадно, но даже при внимательном рассмотрении я не обнаружил на полотне ни великого императора, ни его невесты. Вероятно, венчание происходило ночью.
Прямо напротив входа располагалась дверь в кабинет покойного Хьюго Блэквуда. Соседство с этой комнатой навевало на меня страх, но Холмс не обращал на нее внимания.
— Ну что же, здесь можно жить, — сказал он и плюхнулся на диван. Раздался треск, обивка расползлась, и Холмс провалился внутрь.
— Однако… — послышался его голос из дивана. — Это не слишком-то располагает…
Диван приподнялся, и из-под него показался Холмс, в пыли, вате и пружинах. Сердито сопя, он стал отряхиваться.
— Хм, — сказал, наконец, мой друг, — придется нам потесниться. — И он направился к другому дивану.
Второй диван оказался точным подобием первого, с той, однако, разницей, что его ножки были привинчены к полу, и Холмсу пришлось изрядно попотеть, прежде чем он выворотил из каменного пола здоровенные болты. Видимо, в замке боялись грабителей.
— Досадно, — сказал Холмс, приведи себя в порядок, — но спать нам, по-видимому, придется на полу.
Я бы не сказал, что очередная идея Холмса привела меня в восторг.
— Видите ли, как врач… — начал я. Холмс задумчиво посмотрел на меня.
— Ну… Раз медицина против… — он развел руками. — То нам остается провести ночь, сидя на стульях…
Я тактично отвернулся.
— Что они хотели этим сказать?! — мрачно бормотал Холмс минутой позже, рассовывая обломки стульев по углам.
Мы решили пойти к Блэквуду и потребовать объяснений, но тяжелая дубовая дверь, ведущая в коридор, не открывалась.
— Я бы, конечно, мог высадить дверь плечом, — заметил Холмс — Но сперва попытаемся выбраться через кабинет покойного.
— А может быть, он тоже заперт? — с надеждой спросил я. Холмс с разбегу ударился о дверь кабинета Хьюго Блэквуда.
Она устояла.
— Терпение, друг мой, терпение, — назидательно сказал Холмс, и, разбежавшись, вложил в удар такую силу, что с потолка сорвалась люстра и упала прямо на меня. Огарки погасли, и мы оказались в полной темноте.
— Уотсон, где вы? — донесся из темноты голос моего друга.
— Здесь! — Поднявшись, я широко расставил руки и отправился, на поиски Холмса. Мне удалось нащупать диван, стену, торчащую из стены странную металлическую скобу, которая внезапно поддалась.
Комната осветилась. В двух шагах от меня стоял бледный Холмс, с зажженной спичкой в руке.
— Так у вас был ключ? — подозрительно спросил он. Я обнаружил, что держусь за ручку полуоткрытой двери кабинета. Холмс подошел поближе и уставился на дверь.
— А… — пробормотал Холмс. — Она открывается вовнутрь… Кто бы мог подумать. И как это вы не догадались? — язвительно добавил он, зажигая поднятую с пола свечу. — Вперед, Уотсон! Я буду вам светить.
Сделать первый шаг в кабинет было страшно. По стенам плясали уродливые тени. В колеблющемся свете свечи вещи теряли привычные очертания и казались фантастическими существами, даже ящики на полу и те казались живыми.
Холмс укрепил огарок на каминной доске и стал расхаживать взад-вперед, о чем-то задумавшись.
— Кстати, Уотсон! — внезапно обратился он ко мне. Тут его взгляд упал на скрытый прежде креслом покойного маленький столик, уставленный несметным количеством бутылочек, баночек, рюмочек и горшочков.
— Пузырьки! — восхищенно воскликнул Холмс. В его глазах появился лихорадочный блеск. — Пузырьки!!!
Я похолодел.
— Уотсон, посмотрите сколько пузырьков!
Только тот, кто хорошо знал Холмса, мог меня понять. Написав с десяток монографий о пузырьках, их формах, размерах, вместимости — Холмс едва не допел меня до умопомешательства. Пузырьки, как и верлибры, в последнее время стали его страстью, смыслом его жизни. У Холмса, без сомнения, была самая ценная и самая богатая в мире коллекция пузырьков. Вся наша квартира на Бейкер-стрит была завалена пузырьками. Наиболее ценные экземпляры Холмс постоянно таскал с собой в футляре из-под скрипки, а по ночам прятал под подушку. Особенно он гордился редчайшим экземпляром пузырька из-под самогона, присланным из России. Этот пузырек вмещал больше сорока галлонов, а иногда и меня: в те нередкие ночи, когда у Холмса ночевали всякие подозрительные личности из Ист-Энда, мне приходилось в буквальном смысле лезть в бутылку. Человек восемь непрошеных гостей сразу же занимали мою кровать, троих-четверых Холмс пускал к себе на диван, после чего все, кроме Холмса, засыпали мертвым сном. Сам же великий сыщик вею ночь бродил по квартире, пересчитывая пузырьки и проверяя засовы на шкафу с наиболее ценными экспонатами.
От этих грустных воспоминаний меня отвлекло бормотание Холмса, который, опустившись перед столиком на колени и полузакрыв глаза, рассказывал что-то об истории этих трижды проклятых пузырьков и об их роли в становлении и развитии цивилизации.
Так прошло битых два часа. Холмс уже успел описать и классифицировать добрую дюжину пузырьков и был полон энтузиазма поведать мне об оставшейся сотне экземпляров.
— Вы только посмотрите, Уотсон, на этот бокал, из которого покойный пил последний раз в своей жизни! Он создан в пятнадцатом веке венецианскими мастерами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12