Судя по всему, он считал, что пакость с кактусом ему кто-то подстроил.
У окна выражение лица Холмса моментально изменилось. Глаза его загорелись.
— Вот они! — полушепотом воскликнул он.
Я осторожно выглянул в окно. По ступеням отеля «Нортумберленд» спускались двое. Один из них — высокого роста, с окладистой рыжей бородой — кутался в серо-зеленый плащ с большими карманами. Из-под цилиндра, плотно надвинутого на лоб, сверкали умные пронзительные глаза. Второй был приземист и широкоплеч — короткая кожаная куртка, казалось, вот-вот разойдется на его мощной фигуре. Шляпа с большими полями не давала как следует рассмотреть его лицо. Они прошли так близко за окнами лечебницы, что мы с Холмсом едва успели присесть, чтобы не быть замеченными. Подождав с минуту, мы выбежали на улицу.
Двое, видимо, очень спешили. Прижимаясь к стенам домов, мы с Холмсом кинулись им вслед. За нами неотступно следовал Лестрейд со своими людьми.
На Чаринг-Кросском вокзале высокий человек купил билеты и вместе со своим спутником поспешил на поезд. Мы едва успели предъявить контролеру пачку билетов, купленную накануне, как состав тронулся, и нам пришлось вскакивать в вагон уже на ходу.
— Вы напрасно потратились на билеты, — отдуваясь, проговорил Лестрейд, пряча в карман удостоверение. — Вас бы пропусти ли со мной.
— Я не служу в Скотленд-Ярде, — гордо ответил Холмс. — И вполне могу сам покупать билеты. Правда, Уотсон?
Я ощупал пустые карманы, вздохнул и промолчал.
Вагон был переполнен. Отцы семейств, их жены, дети, молодые люди и пожилые пары — все рвались за город в воскресный день, предвкушая радость отдыха на свежем воздухе. В тамбуре, куда нам едва удалось втиснуться, было накурено и душно. Меня сразу же задвинули в угол, прижав к стеклу и больно наступив при этом на ногу. Холмс с Лестрейдом напряженно вглядывались в глубину вагона. За окном проносились убранные поля, леса, одетые в желто-багряный наряд, проселочные дороги. Вдали блеснула Темза.
Поезд затормозил. Народ хлынул на платформу. Я потерял из виду Холмса с инспектором и полисменами и усиленно заработал локтями, выбираясь из толпы. Ответив на последнее нелестное замечание в мой адрес, я едва не столкнулся нос к носу с теми двумя, но вовремя успел отвернуться и сделать вид, что изучаю доску объявлений. Двое прошли по платформе, спустились вниз и отделившись от потока людей, направляющихся к реке, пошли вдоль насыпи.
Я окликнул Холмса, бестолково озирающегося по сторонам, и указал на беглецов. Преследование возобновилось.
Мили через три, миновав рощу густых буков, мы вышли на обширную пустошь. Скрываться здесь было труднее, и мы, как могли, пригибались к земле, временами даже ползли на четвереньках, чтобы нас не заметили.
Судя по обилию угольных куч, эта пустошь в крутой излучине Темзы служила местом загрузки барж с углем. Двое повернули в сторону от железной дороги, и начали петлять в угольном лабиринте. Кучи становились все громаднее и величественнее. Когда я смотрел на них снизу вверх, у меня начинала кружиться голова от их крутизны. Временами мне казалось, что мы сбились с пути и теперь плутаем где-нибудь в отрогах Кембрийских гор, но Холмс уверенно шел вперед, не теряя преследуемых из виду и прячась за глыбами в минуту опасности.
И тут нашим глазам предстало поразительное, небывалое зрелище! Прямо среди мрачных черных гор угля, скрывающих все вокруг, мы увидели геометрически правильную вершину, освещаемую лучами солнца. Перед нами, по мере приближения, все выше и выше поднималась громада пирамиды, грандиозная даже по сравнению с гигантскими горами угля. Пропавшая пирамида Хеопса! Я украдкой бросил взгляд на Холмса. Его лицо выражало крайнюю степень отвращения.
Прославленная пирамида была примерно наполовину засыпана углем. По ней с лопатой в руках лазил человек в тельняшке с мокрым пятном на спине, и старательно сбрасывал вниз уголь, откапывая это «чудо света» . Заслышав шаги двух приближающихся человек, он мгновенно выпрямился и, закрываясь рукой от бившего в глаза солнца, удивленно уставился на них. Потом, бросив недоуменный взгляд на часы, кинул лопату и начал поспешно спускаться вниз.
Едва он достиг подножья закопанной пирамиды, как Холмс с револьвером в руке выскочил из-за угольной кучи и громовым голосом проревел:
— Руки вверх! Не двигаться! Стреляю без предупреждения!
И он действительно выстрелил без предупреждения, видимо, случайно нажав курок. Пуля сбила шляпу с моей головы. Человек в тельняшке выхватил из-за пазухи револьвер, но тут Лестрейд метнулся вперед и по бульдожьи вцепился в него. Минута — и подскочившие люди Лестрейда докончили дело. Вся троица оказалась в наручниках.
— Вы арестованы, — тяжело дыша, проговорил Лестрейд. — Именем закона.
— Я протестую, — сказал человек в кожаной куртке с хорошо различимым американским акцентом. — Я буду жаловаться…
— Протестуйте, — устало сказал Холмс, опускаясь на кучу угля. — Жалуйтесь.
Тем временем Лестрейд, пристально смотревший на человека в тельняшке, изумленно присвистнул и хлопнул себя ладонью по лбу:
— Бог ты мой! — воскликнул он. — Моррел! Лопни мои глаза: Моррел!
— Да, начальник, — криво улыбаясь, ответил тот, — вам все-таки удалось замести меня. — Он перевел взгляд на Холмса, и лицо его исказилось ненавистью. — Жаль, что нам не удалось прихлопнуть тебя в Швейцарии! — Он рванулся, но полисмены крепко держали его.
— Вы достойный соратник профессора Мориарти, — улыбнулся Холмс — Ему очень не хватает вас на том свете.
Арест преступников произошел так быстро, что я ничего не успел сообразить. И теперь я во все глаза смотрел на арестованных, пытаясь хоть что-то понять.
— Холмс, — задумчиво сказал я, наконец, — вы знаете, мне кажется, что я видел этих троих раньше.
— У вас прекрасная зрительная память, мой дорогой Уотсон, — с уважением сказал Холмс. Он с минуту подумал и прибавил: — Вот этот — Фрэнк Моррел, преступник мирового масштаба, разыскиваемый полицией одиннадцати стран, похититель пирамиды Хеопса. Вы могли видеть его на похоронах лорда Блэквуда в обличье священника. Этот, — Холмс указал на человека в кожаной куртке, — Айзек Мунлайтнесс, подданный Северо-Американских Соединенных Штатов, скупщик краденных ценностей, а также, — Холмс резко повернулся к американцу, — военных секретов, не правда ли, мистер Мунлайтнесс? За последние годы немало британских военных секретов уплыло в Новый Свет. Нам никак не удавалось поймать его за руку, к тому же, мешало его иностранное подданство. Но теперь мы упрячем его в тюрьму за попытку покупки украденной пирамиды, а там, я надеюсь, раскрутим и весь клубочек. Им, без сомнения, заинтересуется военное ведомство. А видеть мистера Мунлайтнесса, Уотсон, вы могли в отеле «Нортумберленд» среди постояльцев во время нашего столь удачного похода. Американец раскрыл рот:
— Так, значит, вы и есть тот ненормальный?..
— И, наконец, последний, — громко сказал Холмс. Он подошел к высокому человеку в цилиндре, со злобой и страхом следившему за действиями Холмса, и резким движением сорвал с его лица бороду, оказавшуюся фальшивой.
— Позвольте вам представить, джентльмены, — торжественно провозгласил Холмс, — мистера Грегори Блэквуда, убийцу своего родного отца лорда Хьюго Блэквуда, посредника продажи пирамиды Хеопса, похитителя пятидесяти шести фунтов стерлингов и — наконец! — лжепривидения замка Блэквудов!
Глава 16.
— Как вы заметили, Уотсон, дело не представляло особого труда, — начал Холмс, когда мы ехали в кэбе домой из Скотланд-Ярда. — Это было самое банальное дело, которое еще раз продемонстрировало нам простую истину: преступный мир не что иное, как цепь, звенья которой неразрывно связаны друг с другом. Таким образом, потянув за одно звено, мы неизбежно явим свету второе, третье и так далее. Дело Блэквуда о похищении пятидесяти шести фунтов стерлингов вылилось в дело об убийстве старого лорда, а затем в дело о похищении пирамиды Хеопса и о между народных аферах американских бизнесменов. Для меня все было ясно с самого начала, но, как бы это подоходчивей объяснить вам…
Холмс с сомнением посмотрел на меня, вздохнул и начал набивать свою трубку. Когда табак начал вылезать через мундштук, Холмс опомнился.
— Ах, да, — он несколько раз кивнул. — Начнем хотя бы с того, что привидений не бывает. Я никогда не мог понять вашего страха перед призраками. На вас мне было просто стыдно смотреть. Помните ту ночь в замке Блэквудов, когда мимо нас шагало нечто белое? Это нечто отбрасывало тень, припоминаете? А скажите-ка мне, милейший Уотсон, какой мало-мальски уважающий себя призрак позволит себе отбрасывать тень? А? Я ведь еще тогда пытался обратить ваше внимание на это, когда вы так невежливо заткнули мне рот. Мне сразу стало ясно, что это человек. В том, что это Грегори, я не сомневался. Лишний раз подтвердили эту мысль следы на навозной куче, той самой куче, в которую едва не попала химера, так ловко сброшенная нами.
— Холмс, а разве это были не ваши следы? — осторожно спросил я.
— О, какая прозорливость! И как всегда к месту! — раздраженно проговорил Холмс. — Разумеется, там были и мои следы, но это еще ни о чем не говорит. Там были следы сапог, но не простых. Подошва левого была подбита крестом!!! Помните, Грегори говорил, что он применяет это как средство против привидений?
«Не только Грегори», — подумал я и отвел глаза. Я понял, чьи следы были на куче.
— Ясно, что по этой куче лазил Грегори. Но поскольку химера развалила кучу ночью, следовательно, Грегори лазил по ней уже после нашего прихода.
— А зачем ему это понадобилось? Ведь куча так далеко от дорожки.
— Зачем, зачем!!! — взорвался Холмс. — Разве это что-нибудь меняет? Возникает другой, более существенный вопрос: что он делал в замке? И я отвечу вам. Он ломал стену. Вы хотите спросить меня, зачем он это делал? Я отвечу вам и на этот вопрос: он искал деньги.
— С таким же успехом он мог бы искать их в навозной куче, — сострил я, но до Холмса не дошло.
— Очень интересная мысль, — пробормотал он. — Ну, да об этом потом. А сейчас, Уотсон, вас, наверное, очень интересует, зачем он искал деньги?
— Нет, — сказал я с сарказмом, — ни капельки!
Холмс позеленел.
— Вы с ума сошли, Уотсон! — заорал он и с бешенством взглянул на меня.
— Ну ладно, валяйте, — я махнул рукой и, совершенно случайно, попал Холмсу по уху, — извините.
— Деньги — понимаете, деньги! — нужны были ему для того, чтобы отдать карточный долг! — орал Холмс, размахивая руками. — Понимаете? Долг! Д-ол-г!!!
— Как вы сказали? — спросил я очень вежливо.
Холмс зарыдал — Уотсон, помолчите хотя бы пять минут!
— Ну что же, — я демонстративно посмотрел на, часы, — начинайте.
— Понимаете, Грегори играл в бридж и сразу показался мне подозрительным. А как гласит теория вероятности, есть, есть такая теория, Уотсон, и нечего тут улыбаться, так вот, она гласит, что постоянный выигрыш есть явление маловероятное и практически не наблюдаемое, если, конечно, игра ведется честно. Правда, ходили слухи, будто в банке у Грегори хранится большая сумма. Слухи не подтвердились. Я обошел все лондонские банки и ни в одном не обнаружил вклада на имя Грегори Блэквуда…
— Послушайте — перебил его я, — но все банки свято сохраняют тайну вкладов.
— …а следовательно, — продолжал Холмс, как ни в чем не бывало, — оплата проигрыша была ему не по карману. С этого-то все и началось. Грегори знал, что по завещанию отца, ему полагается половина состояния…
— Не выдумывайте, Холмс! — воскликнул я. — В завещании старого лорда этого не было. Лорд завещал Грегори лишь книгу «Торжество добродетели» .
— Этого не было в последнем варианте завещания, — торжественно произнес Холмс. — В первом же варианте состояние делилось поровну между братьями — лорд Блэквуд никогда не скрывал этого — поэтому-то и был так поражен наш друг Дэниел, когда нотариус объявил его единственным наследником. Не меньше, и даже, пожалуй, в большей степени был поражен Грегори — правда, по его лицу этого нельзя было заметить, но, тем не менее, он был просто ошарашен — и недаром, поскольку, зная лишь о первом завещании, он решил отравить отца, чтобы получить наследство и разделаться с долгами…
— Кстати, Холмс, пять минут уже истекли, — лениво проговорил я.
— Чтобы отравить человека, нужен яд, — хладнокровно продолжал Холмс, — но даже на это у Грегори не было денег. И он пошел на крайнее средство. Да, Уотсон, это он украл деньги у Дэниела, он ограбил своего родного брата, он — и никто другой, хотя помнится, вы пытались подозревать слуг, леди Джейн и даже самого Дэниела. Да-да, не отпирайтесь, Уотсон, память у меня феноменальная. Такая идиотская мысль могла прийти только в голову моего друга…
Минут десять Холмс объяснял воображаемой аудитории всю абсурдность моих мыслей, ограниченность моих познавательских возможностей и недоразвитость моей центральной, а также периферийной нервных систем. Потом он спохватился и вернулся к своим рассуждениям.
— Воспользовавшись тем, что в зале никого не было, Грегори влез на шкаф и — одни за другим — вытащил все пятьдесят шесть фунтов стерлингов. Это произошло как раз семнадцатого октября. После этого он пошел в аптеку и купил яд. Подсыпать яд отцу не составляло никакого труда — Грегори часто оставался с ним наедине, но он совершил ошибку, которая его погубила — оставил пузырек с ядом на месте преступления. А я, разбирая коллекцию лорда Хьюго, нашел его. — Холмс самодовольно ухмыльнулся.
— Еще бы — такой известный пузырист, как вы. Пузыролог! Пузырствующий пузыровед! Верлибрист! Остряк, каких мало! Каких очень мало! Каких лучше бы вообще не было! Канализатор! Какой вы умница! Как у вас только башка не лопнула! От ума!..
— Спасибо, дружище, — растроганно сказал Холмс, — вы единственный, кто может оценить меня по достоинству. Итак, почему же старый лорд изменил завещание? Он не хотел, чтобы состояние, нажитое таким трудом, вылетело в трубу, но, не желая разглашать семейную тайну, придал завещанию такую форму, по которой невозможно было бы догадаться о причинах столь странного решения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12