5

Первое, что почувствовал Рейч, когда вышел из забытья, вызванного десперином, это то, что его бреют.
Вибробритва скользила по его щеке. Он поморщился и вяло запротестовал:
– Только не трогайте верхнюю губу, парикмахер. Я хочу, чтобы у меня снова отросли усы.
Парикмахер, которого Селдон соответствующим образом проинструктировал, с готовностью поднес к лицу Рейча зеркальце.
– Не мешай парикмахеру, Рейч. И не волнуйся, – негромко проговорила Дорс, сидевшая у кровати сына.
Рейч скосил глаза в ее сторону и сразу успокоился. Когда парикмахер ушел. Дорс спросила:
– Как чувствуешь себя, Рейч?
– Паршиво, – пробормотал он. – Такая тоска, просто сил нет.
– Это остаточное действие десперина, которым тебя напичкали. Но это пройдет.
– Даже не верится. Давно я здесь?
– Какая разница? Главное – терпение. Все будет хорошо. Ты просто не представляешь, сколько в тебе было этой дряни.
Рейч нервно оглядел палату.
– А Манелла заходила меня навестить?
– Эта женщина? – презрительно переспросила Дорс. – Нет. Тебе пока еще рано принимать посетителей.
Заметив выражение лица сына. Дорс поторопилась уточнить:
– Для меня сделали исключение, потому что я – твоя мама, Рейч. И потом, зачем тебе сейчас встречаться с этой женщиной? Ты не в самом лучшем виде.
– Вот и хорошо, – пробормотал Рейч. – Пусть увидит меня в худшем. Спать хочу… – еле слышно проговорил он, поворачиваясь на бок.
Дорс покачала головой.
– Просто не знаю, что делать с Рейчем, – сказала она позже Селдону. – С ним невозможно разговаривать.
– Он еще очень плох, Дорс, – отвернулся Селдон. – Дай ему поправиться.
– Все время говорит об этой женщине, как ее там?
– Манелла Дюбанкуа. Пора бы запомнить.
– Похоже, он собирается жить с ней. Жениться на ней .
Селдон пожал плечами.
– Рейчу тридцать лет, и у него своя голова на плечах.
– Но мы его родители, и мы должны что-то сказать, какое-то свое слово.
Гэри вздохнул.
– Свое ты наверняка уже сказала, Дорс. А раз так, то, без сомнения, он поступит так, как считает нужным.
– И больше ты ничего не скажешь? Готов сидеть сложа руки, когда он собирается жениться на такой женщине?
– А что я, собственно, должен делать, Дорс? Манелла Рейчу жизнь спасла! Ты что, думаешь, он забыл об этом? Если на то пошло, она и мне жизнь спасла.
Этими словами он только подлил масла в огонь.
– Ты тоже ее спас. Вы квиты, – фыркнула Дорс.
– Вовсе я не…
– Нет, спас, и не спорь со мной! Эти шакалы – военные, что нынче правят Империей, прикончили бы ее, если бы ты не кинул им жирный кусок в виде своего прошения об отставке и не выступил бы в их поддержку, ради того, чтобы спасти ее.
– Может быть, мы и квиты. Я, правду сказать, так не думаю, но Рейч ее пока не отблагодарил. Дорс, милая, будь осторожна в выражениях, когда говоришь о правительстве. Времена теперь уже не те, что были, когда правил Клеон, и всегда найдутся доносчики, которые быстренько доложат куда надо все, что ты сказала.
– Ну ладно. Мне не нравится эта женщина. Это, по крайней мере, позволительно сказать?
– Позволительно, но бесполезно. – Селдон невольно отвел взгляд. Обычно такие спокойные глаза Дорс просто-таки метали молнии. – Дорс, я хочу понять, почему? Почему, за что ты так ненавидишь Манеллу? Она действительно спасла нам жизнь. Если бы не она, и Рейч, и я уже были бы мертвы.
Дорс немного смутилась.
– Да, Гэри. Это я знаю лучше, чем кто-либо другой. И если бы ее не было там, жизнь вам спасла бы я. Ты, наверное, думаешь, что я должна быть ей благодарна. Но только всякий раз, когда я вижу эту женщину, я вспоминаю о своем провале. Я знаю, это дурацкие чувства, неправильные, несправедливые – даже объяснить не могу… Но не требуй от меня любви к ней, Гэри. Я не могу. Не могу.
На следующий день на долю Дорс выпало новое испытание. Врач сказал ей, что Рейч хочет видеть Манеллу.
– Он не в состоянии принимать посетителей, – запротестовала Дорс.
– Совсем наоборот. Очень даже в состоянии. Он пошел на поправку. И потом, он так настаивает… Думаю, будет лучше уступить.
Манелла пришла, и Рейч приветствовал ее с таким восторгом, с такой бурной радостью, каких не проявлял за все время пребывания в больнице.
А Дорс он одними глазами попросил удалиться. Она строптиво поджала губы, но из палаты вышла.
И вот настал день, когда Рейч сказал Дорс:
– Она выйдет за меня, ма.
– Вот уж удивил! – фыркнула Дорс. – Конечно, выйдет! Куда ей еще деваться? Из службы безопасности ее вышвырнули, так, конечно…
– Ма, – сказал Рейч, – если ты хочешь меня потерять, то ты все для этого делаешь. Лучше не говори со мной так больше.
– Я всего лишь хочу, чтобы тебе было хорошо.
– О себе я сам позабочусь. Ма, подумай хорошенько, ну разве на мне верхом можно въехать в респектабельность? Ну посмотри на меня. Что я, красавец писаный? И ростом не вышел… Папа теперь уже не премьер-министр, да и выговор у меня – сама знаешь. Словом, гордиться-то особо нечем. Она могла бы сделать гораздо более выгодную партию, но она дала согласие выйти за меня. И раз уж на то пошло, я хочу на ней жениться.
– Но ты же знаешь, что она собой представляет!
– Конечно. Она представляет собой женщину, которая меня любит. Женщину, которую я люблю. Вот и все.
– Нет, но до того как ты в нее влюбился, кем она была? Ты же знаешь, чем она занималась, выполняя задание в Сэтчеме! Ты, ты сам был одним из ее клиентов. И сколько у нее было таких клиентов? Сумеешь ты забыть о ее прошлом? Пусть она этим занималась, выполняя приказ, все равно. Это сейчас ты можешь себе позволить идеализм, а потом? Настанет день, и вы впервые поссоритесь, да пусть даже не впервые – во второй раз, в девятнадцатый… тебя прорвет, и ты выпалишь: «Ты – шлю…».
– Молчи! – свирепо рявкнул Рейч. – Если мы когда-нибудь поссоримся, я назову ее как угодно: дурочкой, глупышкой, вздорной теткой, балдой, да мало ли еще как. Она тоже может обозвать меня как угодно. Но любые слова забываются, когда помиришься.
– Это тебе так кажется – погоди, еще попомнишь меня.
Рейч побледнел, как полотно.
– Мама, – сказал он, – вы с отцом вместе уже почти двадцать лет. С отцом трудно спорить, но, бывало, вы ссорились и спорили. Я слышал своими ушами. Но разве хоть раз за эти двадцать лет он произнес то слово, из-за которого ты бы почувствовала, что ты – не человек? А я, если уж на то пошло? Я и сейчас этого сделать не могу, хотя я жутко зол. Жутко!
По лицу Дорс, на котором не так ярко, как на лицах Рейча и Селдона, отражались эмоции, трудно было догадаться, какая борьба происходит внутри нее, но она просто лишилась дара речи и ничего не ответила Рейчу.
– А на самом деле, ты просто ревнуешь из-за того, что Манелла спасла отцу жизнь. А ты хочешь, чтобы это было доступно только тебе, тебе одной. Ну хорошо, у тебя это не вышло, так что же? Ты бы предпочла, чтобы Манелла не пристрелила Андорина и чтобы папа погиб ? И я тоже?
Дорс, задыхаясь, проговорила:
– Он же… не пустил меня… пошел сам встречать… садовников.
– Манелла тут, извини, ни при чем.
– Так ты из-за этого хочешь жениться на ней? Тобой движет благодарность?
– Нет. Любовь!
Больше ни слова до самой свадьбы Дорс Рейчу не говорила, а Манелла после церемонии бракосочетания сказала мужу:
– Хотя твоя мама и явилась на церемонию, потому что ты ее упросил, вид ее был подобен одной из тех грозовых туч, что собираются в небе над куполами.
Рейч весело рассмеялся.
– Не дури, у нее не такое лицо, чтобы она могла быть похожей на грозовую тучу. Это у тебя воображение разыгралось.
– Вовсе нет. Что же нам такое сделать, чтобы она подобрела?
– Ничего. Терпеть. У нее это пройдет.
Увы, не прошло.
Через два года после свадьбы родилась Ванда. Во внучке Дорс души не чаяла – Рейч с Манеллой просто нарадоваться не могли, но мать Ванды для матери Рейча так и осталась «этой женщиной».

6

Гэри Селдон боролся с меланхолией. Все как сговорились – Дорс, Рейч, Юго, Манелла наперебой убеждали его в том, что шестьдесят – это еще не старость.
Ничего они не понимают. Ему было тридцать, когда мысль о психоистории впервые пришла ему в голову. Через два года он выступил со знаменитым докладом на Конгрессе математиков, а потом все сразу обрушилось на него: короткая встреча с Клеоном, знакомство с Демерзелем и бегство от мнимой погони по всему Трентору… встреча с Дорс… потом с Юго и Рейчем… а еще был Микоген, Даль, Сэтчем…
В сорок лет он стал премьер-министром, а в пятьдесят ушел в отставку. Теперь ему шестьдесят.
Уже тридцать лет он потратил на психоисторию. Сколько еще лет уйдет на это? И сколько лет ему суждено прожить? Может быть, он умрет, а Психоисторический Проект так и не будет завершен?
«Нет, не моя смерть пугает меня, – думал Селдон. – Пугает меня именно незавершенность работы над Проектом».
Вздохнув, он встал с кресла и отправился навестить Юго Амариля. В последние годы они виделись не так уж часто, поскольку работа над Проектом разрослась необычайно. В первые годы, когда они работали в Стрилингском университете, их было всего двое – Селдон и Юго, и больше никого. А теперь…
Амарилю было уже под пятьдесят – тоже годы нешуточные, и он как бы угас. Не в смысле работы, конечно, нет; он по-прежнему был душой и телом предан психоистории, и больше у него в жизни не было ничего: ни женщины, ни друзей, ни хобби, ни светской жизни.
Амариль, близоруко моргая, посмотрел на вошедшего в лабораторию Селдона, а тот не сумел скрыть молчаливого сочувствия. Да, Юго сильно изменился внешне – отчасти потому, что не так давно вынужден был подвергнуться офтальмологической операции – сказались непрерывные нагрузки на зрение. Видел он теперь прекрасно, однако еще не успел освоиться после операции, а потому часто моргал, и выражение лица у него было какое-то сонное.
– Ну, какие соображения, Юго? – спросил Селдон. – Виден ли свет в конце туннеля?
– Свет? Пожалуй, да, – кивнул Амариль. – Ты, конечно, заметил нашего нового сотрудника Тамвиля Элара?
– Да, а как же! Это же я принял его на работу. Упрямый такой, агрессивный. Ну и как у него дела?
– Знаешь, с ним не так уж просто работать, Гэри. А хохочет он… ну просто на нервы действует. Но вообще он молодец. Новая система уравнений, разработанная им, тютелька в тютельку ложится в схему Главного Радианта, и, похоже, с ее помощью мы сумеем решить проблему хаотичности.
– Похоже или сумеем-таки?
– Пока рано говорить, но я очень надеюсь. Я уже несколько раз пытался найти погрешности, но пока безрезультатно. Уравнения выдержали все проверки. Для себя я их уже окрестил «ахаотичными уравнениями».
– В таком случае, – сказал Селдон, – нужно бросить все силы на самую скрупулезную проверку этих самых уравнений.
– Я уже засадил за эту работу двенадцать человек и, конечно, самого Элара, – кивнул Амариль и включил Главный Радиант. Теперь этот прибор существовал не в единственном экземпляре, и был значительно усовершенствован. В воздухе поплыли мелкие строчки уравнений, которые трудно было разобрать без соответствующего увеличения. – Вот такие дела, – сказал Амариль. – Добавить сюда новые уравнения – и у нас появится возможность делать прогнозы.
– Знаешь, – задумчиво проговорил Селдон, – всякий раз, когда я теперь работаю с Главным Радиантом, я просто нарадоваться не могу, насколько облегчает работу электрофокусировщик. Все так четко и ясно – линии, графики будущего. Это ведь тоже идея Элара, верно?
– Да. Идея его, а сборка и проект Синды Моней.
– Замечательно, что в работе над Проектом теперь занято столько способных мужчин и женщин. Такое ощущение, что прикасаешься к будущему.
– Тебе кажется, что такой человек, как Элар, мог бы возглавить в будущем работу над проектом? – как бы между прочим спросил Амариль, не отрывая взгляда от Главного Радианта.
– Наверное… Когда мы с тобой не сможем больше работать… или умрем.
Амариль откинулся на спинку кресла и выключил прибор.
– Мне бы хотелось закончить работу до того, как мы умрем.
– И мне, Юго, этого хотелось бы. И мне.
– За последние десять лет психоистория же не подводила.
Это было сущей правдой, но Селдон знал, что праздновать победу еще рановато. Все шло гладко, но без особых сюрпризов.
Психоистория предсказала, что имперский центр исследований сохранится после смерти Клеона, правда, предсказала весьма туманно. Так оно и вышло: невзирая на покушение на Императора и конец его династии, центр устоял, и на Тренторе сохранилось относительное спокойствие.
Произошло это благодаря введению милитаристской формы правления – и Дорс была совершенно права, назвав членов хунты «шакалами». Она могла бы выразиться и покрепче, но все равно осталась бы права. И все же им удавалось держать Империю в руках, и, скорее всего, удалось бы продержать еще достаточно долго, для того чтобы психоистория достигла успехов, которые помогли бы ей сыграть активную роль, если бы дела пошли хуже.
Не так давно Юго высказал предложение о создании Оснований – отделенных друг от друга, изолированных, независимых от Империи структур, которые могли бы сыграть роль зародышей нового в грядущие мрачные времена и дали бы начало росткам будущей, лучшей Империи.
Селдон раздумывал о том, каковы могут быть последствия создания Оснований. Но у него не хватало времени, а еще не хватало (самое грустное) – молодости, горения. Уму его, сохранявшему, правда, аналитичность и трезвость, недоставало той гибкости и творческого огня, которые у него были тридцать лет назад, и с каждым годом этот огонь будет гореть все более тускло…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54