https://wodolei.ru/brands/Villeroy-Boch/
Сейчас не стоит об этом думать, у нас и так слишком много хлопот!
– Это психушка для уголовников?
– Да, так ее, как правило, называют. На самом деле это неплохая психиатрическая больница. Они не будут держать его там бесконечно – как только поставят диагноз, то сразу решат, что с ним делать. Не будем терять надежду! – Квентин тяжко вздохнул и поднялся. – Думаю, нужно позвонить Хью.
Бледный и совершенно расстроенный после получасового телефонного разговора с братом, Квентин с благодарностью выпил чай, приготовленный Труди.
– Хью потрясен. Боюсь, он просто не выдержит всего этого, – сообщил он сестре.
– Когда ты увидишься с ним?
– Завтра, как только уеду. У меня много дел – надо бы лечь сегодня пораньше. Выпью-ка кое-что из пилюль, прописанных папе, и тебе советую тоже. Спокойной ночи, моя дорогая, – Квентин с не свойственной ему нежностью поцеловал сестру в щеку и отправился спать.
Утренняя процедура в суде продлилась недолго, и сразу по ее окончании Квентин на машине отправился в Челси. У Хью был вид пьяницы, очнувшегося после очередной попойки. Должно быть, он глаз не сомкнул этой ночью.
– Квент, – начал он, схватив за плечо брата и беспокойно заглядывая ему в лицо. – Я не могу поверить, что все это правда. Мне кажется, я в кошмарном сне.
– Охотно верю, – ответил Квентин. – Такое случается только с другими. Трудно сразу поверить, что это близко коснулось тебя.
– Невероятно! Как ты объяснил себе это, Квентин? И что же случилось на самом-то деле?
– Боюсь, – сказал Квентин, усаживаясь на стул, – что все слишком просто. Я сразу стал рассуждать с позиций здравого смысла, как только услышал всю эту историю с поездом. Наш папа болен давно – мы этого просто не понимали. Итог – его нападение на девицу. Теперь сомнений не осталось. Он плохо помнит, как все случилось, и написал ей просьбу о встрече в надежде, что убедит ее изменить показания.
– Тогда почему же она согласилась?
– Мне кажется, она его пожалела. Возможно, мы отзывались о ней слишком дурно… Тем временем у себя в поселке отец казнился раскаянием, и это лишь ухудшило его состояние. Он понимал, что все считают его преступником, и обвинял во всем девушку, с горечью отзываясь о ней, по свидетельству Труди. Не думаю, что он был намерен причинить ей какой-либо вред, когда назначал свидание. Когда он вновь увиделся с ней, сказалось нервное напряжение, в котором он находился… Или их разговор состоялся не так, как хотелось ему, спровоцировав его на дальнейшие действия. Назовем их припадком безумия или чем-то другим в этом роде, когда он, дав волю рукам, перестал понимать, что творит. Такова моя версия происшедшего.
– Но ты, кажется, говорил, что он возвратился туда, где, по его словам, он упал, а это довольно далеко от места, где была найдена девушка.
– Он так сказал… Возможно, он так и сделал – разницы никакой. Он не помнит, что делал с тех пор, как добрался до баржи и до того, как очнулся. Могло случиться все, что угодно… Он мог отойти вместе с девушкой в сторону, задушить ее и вернуться к барже.
– Ясно… Но как же он мог задушить ее, в самом деле? У него бы сил не хватило.
– Значит, хватило. У него ведь только на вид такие тонкие руки. Еще бы – столько возиться в саду! Нужно учесть, что у маньяков во время припадка сил больше, чем у обычного человека.
– У маньяков?… – Хью, казалось, не понял. – Видишь ли, Квент, для меня это все – полнейший абсурд. Я бы скорее поверил, что младенец способен убить свою мать, кормящую его грудью. Маниакальный припадок! Ты хочешь сказать, что у нашего папы…
– Хью, не стоит все это мерить привычными мерками. Неужели ты никак не поймешь? Безумие делает человека неузнаваемым.
– Но он всегда был таким здравомыслящим!
– Скорее всего мы просто многого не замечали. Если его посмотрят врачи…
– Почему вдруг его поразило безумие? Так резко и так внезапно? Последствия солнечного удара? Я ни за что не поверю…
– Должна быть другая причина. Я вспомнил об этой бомбежке в сорок первом году. Возможно, с этого все началось.
– Он ведь не пострадал, – возразил Хью. – Только нервное потрясение…
– Верно. Но вспомни, потрясение довольно значительное. Сколько детей тогда погибло! Папа с полгода не улыбался. Я бы сказал, что последствия сильного шока при столь чувствительном складе характера могли оказаться причиной его теперешнего несчастья.
– Прошло десять лет. Не слишком ли это долгий срок?
– Такие болезни развиваются медленно. Могла сказаться наследственность. Припомни, ведь тетушка Гарриет закончила дни в желтом доме…
– Это еще ничего не значит. Такое случается в каждой семье. Она не была душевнобольной в полном смысле слова, просто у нее бывали странные идеи…
– Давай взглянем правде в глаза. В семье Лэтимеров это уже традиция. Ну, меня еще, скажем, можно назвать вполне уравновешенным типом… А Труди с ее повышенной возбудимостью? А папа с его всегдашними странностями?
– Я бы так не сказал. Эксцентричность еще не безумие.
– Да, но где проходит граница? Хью возмутился.
– Я бы не стал и пытаться ее проводить. И если, Квент, ты хочешь знать мое мнение, ты сам не знаешь, о чем говоришь. Безумие! Как гром среди ясного неба. Да еще неделю назад папино поведение даже отдаленно не предвещало ничего такого. Я не в восторге от того, что мы, сидя здесь, пытаемся себе доказать, что он сумасшедший.
– Ты тем более не придешь в восторг, если мы не сможем этого сделать.
Хью внимательно посмотрел на него и медленно опустился на стул.
– Боже! Наверное, ты прав! Ну и выбор у нас! Скажи мне честно, Квентин, поверят ли судьи, что он сумасшедший?
– Нисколько в этом не сомневаюсь. Для человека с такой репутацией, как у папы, сама эта выходка в поезде – нечто из ряда вон выходящее. Ну а последующие события лишь подтверждают ее необычность. Никто не поверит, что такой человек, будучи в здравом уме, способен совершенно забыть о моральных устоях. Есть и еще доказательства: его состояние и вид, когда он в тот день вернулся домой, продолжительная болезнь и его неспособность оценить всю степень опасности, угрожающей ему. Нормальный человек, безусловно, на его месте пришел бы в отчаяние.
– Я понимаю, – согласился с ним Хью. – Но здесь не все так гладко, как ты хочешь изобразить. Многие из его поступков кажутся ненормальными, но другие вполне объяснимы. Ты говоришь, он не собирался вредить этой девушке, написав ей письмо. Но тогда «почему он назначил свидание в столь мрачном и отдаленном месте? Я знаю, он собирался держать все в секрете от нас, но зачем же такие крайности? Неожиданное помутнение мозгов при виде девушки – это одно, а попытка заманить ее в удобное для припадка место – совсем другое. Можно подумать, что все было тщательно спланировано заранее.
Квентин в свою очередь вопрошающе посмотрел на него.
– Хью, Боже правый! Не хочешь ли ты сказать, что папа совершил умышленное убийство?
Хью немного смутился.
– Все, что я хочу сказать, Квентин, сводится к тому, что версия о безумии папы совсем не кажется мне безупречной. Возьмем, например, историю с этим письмом, полученным им от девушки, в котором она сама назначает ему свидание. Если бы речь шла не о папе, разве тебе не показалось бы, что все это – тщательно подготовленная попытка отвести от себя подозрения?
– Безумный, – ответил Квентин, – вполне способен заранее все подготовить и придумать себе оправдание.
– А затем неожиданно потерять контроль над собой?
– Одно не исключает другого. В любом случае не так уж все и хорошо продумано. Вспомни, что папа забыл свою шляпу на берегу. Какая непростительная ошибка! Совсем не похоже на заранее спланированный поступок. Скорее его совершит человек, который плохо понимает, что вокруг него происходит. Помада! Полиция утверждает, что помада на губах девушки была размазана во время борьбы. Предположительно руками отца. Он вытер руки носовым платком, совершенно забыв об этом впоследствии. Ни один здравомыслящий человек не повел бы себя столь легкомысленно, совершив убийство, в отличие от маньяка, очнувшегося после припадка… Но, Хью, факт остается фактом – мы с тобой ничего не сможем придумать, предоставим слово врачам. Пусть они нам все объяснят.
Хью сохранял скептический вид, но спорить не было смысла.
– Так что же ты предлагаешь?
– Давай-ка я свяжусь с Артуром Хоусоном – попрошу его приехать сюда и осмотреть папу. Он первоклассный специалист, к тому же обладает большим красноречием. Безусловно, тюремные власти сами проведут осмотр, но и нам бы не помешало иметь там своего человека.
– Согласен, Квентин. А как насчет адвоката? Это ты тоже берешь на себя?
– Нет, я не вполне компетентен. Мне больше по сердцу дела о наследстве и завещания. Есть один человек по фамилии Брэддок. Быть может, он согласится помочь. Он опытный адвокат по уголовному праву и мой хороший знакомый. Мы сможем действовать вместе.
Хью кивнул головой:
– Хорошо. Тебе, конечно, виднее…
. Он закурил сигарету и замолчал, погрузившись в раздумья, в то время как Квентин упорно названивал по телефону, пытаясь договориться о срочной встрече с Хоусоном.
– Ну что ж, – сообщил Квентин, посмотрев на часы. – Думаю, мне удастся изловить Брэддока перед ленчем. К тебе я зайду часа в четыре. Ты будешь на месте?
– Конечно. Я несколько дней не буду работать, так что свяжись со мной, если что-нибудь нужно, и я смогу помочь. Пока, Квент, удачи!
Хью с мрачным видом вернулся в комнату, взяв утреннюю газету. «Арест Лэтимера» – огромными буквами! Подробности биографии, фотография Эдварда, которой лет двадцать, не меньше. Хью скривился, посмотрев на нее, сердито отшвырнул газету и вышел на улицу, вспомнив о Цинтии. Ленч прошел очень грустно. Рано утром они говорили по телефону – новостей никаких. Они слишком остро переживали случившееся, чтобы все обсуждать или начать разговаривать о чем-то другом. Расстались они сухо. Цинтия возвращалась в парламент, Хью – обратно домой.
Почти в пять часов пополудни Квентин, немного приободрившийся, зашел сообщить последние новости.
– Ну что ж, все устроилось. Мы обсудили все с Брэддоком, и он согласился работать на нас.
– Что он сказал?
– Его вполне устраивает подобная версия. Он недолюбливает судебную экспертизу, но согласился, что с нашим делом разобраться несложно. Он тоже за то, чтобы Хоусон немедленно обследовал папу.
– А ты с ним договорился?
– Да, все в полном порядке. Хоусон весьма заинтересовался. Он отложит встречи на завтра и первым делом осмотрит папу. Он уже связался с тюремной администрацией и по дороге заедет к доктору Скотту. Возможно Хоусон слишком молод, но мне понравилось, как он держится. Спокойный и уверенный в себе человек. Думаю, мы можем на него положиться.
– Хорошо. Что он тебе говорил?
– Очень мало. Спросил кое-что об истории нашей семьи. Я все рассказал о тетушке Гарриет и о бомбежке во время войны. Он слушал молча, только делал пометки в блокноте. Я рассказал все подробно – о мигренях и обмороках, начиная с прошлого лета… Думаю, он успел составить картину. Весьма заинтересовался историей в поезде… Завтра в девять утра мы с ним снова встречаемся, и он представит свое предварительное заключение о состоянии папы. После встречи я прямиком заеду сюда.
– Слушай, Квент, должно быть, нам это станет в копеечку? У меня лишь фунтов пятьдесят, не больше, но ты можешь этим располагать.
– Я могу снять проценты, – ответил Квентин, – но немного попозже. Нам потребуется оплатить услуги королевского адвоката – самого лучшего, какого только сможем найти. Еще раз поговорю с папой о продаже коттеджа «Лаванда».
– Наверное, это единственный путь. Да и вряд ли теперь он понадобится бедняге. Как ты считаешь, они разрешат мне увидеться с папой?
– Думаю, да. Денек-другой обожди, пока не укрепится защита.
– Сегодня утром я пытался ему написать. Чертовски трудно, никак не мог подобрать слова… Как Труди?
– Я перееду на время в «Лаванду». Нельзя ее оставлять там одну, а уехать она отказалась. Она неплохо держится, кстати. Давно хотел спросить у тебя, а как все восприняла Цинтия?
– Потрясена, но держится стойко. Знаешь, она не верит во все это.
– Не верит во что?
– Ни во что. В то, что папа мог это сделать. Квентин насмешливо улыбнулся.
– Всю жизнь удивляюсь, сколь легкомысленно женщины относятся к фактам.
Глава 8
По обоюдному молчаливому соглашению Хью и Цинтия напряженно слушали вечернюю «музыкалку», стараясь не разговаривать. Примерно в половине одиннадцатого под окном остановилась машина, и Хью с облегчением выключил радио.
– Это, наверное, Квент, – сказал он и вышел открыть брату дверь.
Бледный, усталый Квентин казался расстроенным, и Цинтию кольнуло дурное предчувствие. Торопливо поздоровавшись с ними, он тяжело опустился на стул.
– Хью, – произнес он безжизненным голосом, – боюсь, нам следует приготовиться к худшему.
Оба уставились на него, ожидая удара.
– Хоусон утверждает, что папа абсолютно здоров. Новость оказалась столь неожиданной, что Хью едва сдержал истерический хохот. Он чуть не выкрикнул: «Ах, какой ужас!», но взял себя в руки и серьезно спросил:
– Квент, как все было?
– Хоусон приехал в Эссекс сегодня утром, как договаривались. Он долго беседовал с доктором Скоттом, выведав все о болезни отца. Посовещался с двумя тюремными докторами – один из них врач-психиатр – и осмотрел пациента. Не так-то все просто и быстро, как мне это раньше казалось. Там куча вопросов и тестов. Признаюсь, я не вдавался в детали, но понял, что Хоусон проделал добросовестную работу. И вот его приговор: у папы нет не только ни малейшего признака умственного расстройства, но у него еще и довольно стабильная психика. При других обстоятельствах Хоусон еще помедлил бы с диагнозом и понаблюдал бы папу подольше, но в этом случае промедление нежелательно. Еще он сказал, что редко встречал столь гибкого человека… да, как же он выразился?… Со столь сбалансированным характером.
– Ну что ж, вполне однозначно. Согласны ли с ним все прочие?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
– Это психушка для уголовников?
– Да, так ее, как правило, называют. На самом деле это неплохая психиатрическая больница. Они не будут держать его там бесконечно – как только поставят диагноз, то сразу решат, что с ним делать. Не будем терять надежду! – Квентин тяжко вздохнул и поднялся. – Думаю, нужно позвонить Хью.
Бледный и совершенно расстроенный после получасового телефонного разговора с братом, Квентин с благодарностью выпил чай, приготовленный Труди.
– Хью потрясен. Боюсь, он просто не выдержит всего этого, – сообщил он сестре.
– Когда ты увидишься с ним?
– Завтра, как только уеду. У меня много дел – надо бы лечь сегодня пораньше. Выпью-ка кое-что из пилюль, прописанных папе, и тебе советую тоже. Спокойной ночи, моя дорогая, – Квентин с не свойственной ему нежностью поцеловал сестру в щеку и отправился спать.
Утренняя процедура в суде продлилась недолго, и сразу по ее окончании Квентин на машине отправился в Челси. У Хью был вид пьяницы, очнувшегося после очередной попойки. Должно быть, он глаз не сомкнул этой ночью.
– Квент, – начал он, схватив за плечо брата и беспокойно заглядывая ему в лицо. – Я не могу поверить, что все это правда. Мне кажется, я в кошмарном сне.
– Охотно верю, – ответил Квентин. – Такое случается только с другими. Трудно сразу поверить, что это близко коснулось тебя.
– Невероятно! Как ты объяснил себе это, Квентин? И что же случилось на самом-то деле?
– Боюсь, – сказал Квентин, усаживаясь на стул, – что все слишком просто. Я сразу стал рассуждать с позиций здравого смысла, как только услышал всю эту историю с поездом. Наш папа болен давно – мы этого просто не понимали. Итог – его нападение на девицу. Теперь сомнений не осталось. Он плохо помнит, как все случилось, и написал ей просьбу о встрече в надежде, что убедит ее изменить показания.
– Тогда почему же она согласилась?
– Мне кажется, она его пожалела. Возможно, мы отзывались о ней слишком дурно… Тем временем у себя в поселке отец казнился раскаянием, и это лишь ухудшило его состояние. Он понимал, что все считают его преступником, и обвинял во всем девушку, с горечью отзываясь о ней, по свидетельству Труди. Не думаю, что он был намерен причинить ей какой-либо вред, когда назначал свидание. Когда он вновь увиделся с ней, сказалось нервное напряжение, в котором он находился… Или их разговор состоялся не так, как хотелось ему, спровоцировав его на дальнейшие действия. Назовем их припадком безумия или чем-то другим в этом роде, когда он, дав волю рукам, перестал понимать, что творит. Такова моя версия происшедшего.
– Но ты, кажется, говорил, что он возвратился туда, где, по его словам, он упал, а это довольно далеко от места, где была найдена девушка.
– Он так сказал… Возможно, он так и сделал – разницы никакой. Он не помнит, что делал с тех пор, как добрался до баржи и до того, как очнулся. Могло случиться все, что угодно… Он мог отойти вместе с девушкой в сторону, задушить ее и вернуться к барже.
– Ясно… Но как же он мог задушить ее, в самом деле? У него бы сил не хватило.
– Значит, хватило. У него ведь только на вид такие тонкие руки. Еще бы – столько возиться в саду! Нужно учесть, что у маньяков во время припадка сил больше, чем у обычного человека.
– У маньяков?… – Хью, казалось, не понял. – Видишь ли, Квент, для меня это все – полнейший абсурд. Я бы скорее поверил, что младенец способен убить свою мать, кормящую его грудью. Маниакальный припадок! Ты хочешь сказать, что у нашего папы…
– Хью, не стоит все это мерить привычными мерками. Неужели ты никак не поймешь? Безумие делает человека неузнаваемым.
– Но он всегда был таким здравомыслящим!
– Скорее всего мы просто многого не замечали. Если его посмотрят врачи…
– Почему вдруг его поразило безумие? Так резко и так внезапно? Последствия солнечного удара? Я ни за что не поверю…
– Должна быть другая причина. Я вспомнил об этой бомбежке в сорок первом году. Возможно, с этого все началось.
– Он ведь не пострадал, – возразил Хью. – Только нервное потрясение…
– Верно. Но вспомни, потрясение довольно значительное. Сколько детей тогда погибло! Папа с полгода не улыбался. Я бы сказал, что последствия сильного шока при столь чувствительном складе характера могли оказаться причиной его теперешнего несчастья.
– Прошло десять лет. Не слишком ли это долгий срок?
– Такие болезни развиваются медленно. Могла сказаться наследственность. Припомни, ведь тетушка Гарриет закончила дни в желтом доме…
– Это еще ничего не значит. Такое случается в каждой семье. Она не была душевнобольной в полном смысле слова, просто у нее бывали странные идеи…
– Давай взглянем правде в глаза. В семье Лэтимеров это уже традиция. Ну, меня еще, скажем, можно назвать вполне уравновешенным типом… А Труди с ее повышенной возбудимостью? А папа с его всегдашними странностями?
– Я бы так не сказал. Эксцентричность еще не безумие.
– Да, но где проходит граница? Хью возмутился.
– Я бы не стал и пытаться ее проводить. И если, Квент, ты хочешь знать мое мнение, ты сам не знаешь, о чем говоришь. Безумие! Как гром среди ясного неба. Да еще неделю назад папино поведение даже отдаленно не предвещало ничего такого. Я не в восторге от того, что мы, сидя здесь, пытаемся себе доказать, что он сумасшедший.
– Ты тем более не придешь в восторг, если мы не сможем этого сделать.
Хью внимательно посмотрел на него и медленно опустился на стул.
– Боже! Наверное, ты прав! Ну и выбор у нас! Скажи мне честно, Квентин, поверят ли судьи, что он сумасшедший?
– Нисколько в этом не сомневаюсь. Для человека с такой репутацией, как у папы, сама эта выходка в поезде – нечто из ряда вон выходящее. Ну а последующие события лишь подтверждают ее необычность. Никто не поверит, что такой человек, будучи в здравом уме, способен совершенно забыть о моральных устоях. Есть и еще доказательства: его состояние и вид, когда он в тот день вернулся домой, продолжительная болезнь и его неспособность оценить всю степень опасности, угрожающей ему. Нормальный человек, безусловно, на его месте пришел бы в отчаяние.
– Я понимаю, – согласился с ним Хью. – Но здесь не все так гладко, как ты хочешь изобразить. Многие из его поступков кажутся ненормальными, но другие вполне объяснимы. Ты говоришь, он не собирался вредить этой девушке, написав ей письмо. Но тогда «почему он назначил свидание в столь мрачном и отдаленном месте? Я знаю, он собирался держать все в секрете от нас, но зачем же такие крайности? Неожиданное помутнение мозгов при виде девушки – это одно, а попытка заманить ее в удобное для припадка место – совсем другое. Можно подумать, что все было тщательно спланировано заранее.
Квентин в свою очередь вопрошающе посмотрел на него.
– Хью, Боже правый! Не хочешь ли ты сказать, что папа совершил умышленное убийство?
Хью немного смутился.
– Все, что я хочу сказать, Квентин, сводится к тому, что версия о безумии папы совсем не кажется мне безупречной. Возьмем, например, историю с этим письмом, полученным им от девушки, в котором она сама назначает ему свидание. Если бы речь шла не о папе, разве тебе не показалось бы, что все это – тщательно подготовленная попытка отвести от себя подозрения?
– Безумный, – ответил Квентин, – вполне способен заранее все подготовить и придумать себе оправдание.
– А затем неожиданно потерять контроль над собой?
– Одно не исключает другого. В любом случае не так уж все и хорошо продумано. Вспомни, что папа забыл свою шляпу на берегу. Какая непростительная ошибка! Совсем не похоже на заранее спланированный поступок. Скорее его совершит человек, который плохо понимает, что вокруг него происходит. Помада! Полиция утверждает, что помада на губах девушки была размазана во время борьбы. Предположительно руками отца. Он вытер руки носовым платком, совершенно забыв об этом впоследствии. Ни один здравомыслящий человек не повел бы себя столь легкомысленно, совершив убийство, в отличие от маньяка, очнувшегося после припадка… Но, Хью, факт остается фактом – мы с тобой ничего не сможем придумать, предоставим слово врачам. Пусть они нам все объяснят.
Хью сохранял скептический вид, но спорить не было смысла.
– Так что же ты предлагаешь?
– Давай-ка я свяжусь с Артуром Хоусоном – попрошу его приехать сюда и осмотреть папу. Он первоклассный специалист, к тому же обладает большим красноречием. Безусловно, тюремные власти сами проведут осмотр, но и нам бы не помешало иметь там своего человека.
– Согласен, Квентин. А как насчет адвоката? Это ты тоже берешь на себя?
– Нет, я не вполне компетентен. Мне больше по сердцу дела о наследстве и завещания. Есть один человек по фамилии Брэддок. Быть может, он согласится помочь. Он опытный адвокат по уголовному праву и мой хороший знакомый. Мы сможем действовать вместе.
Хью кивнул головой:
– Хорошо. Тебе, конечно, виднее…
. Он закурил сигарету и замолчал, погрузившись в раздумья, в то время как Квентин упорно названивал по телефону, пытаясь договориться о срочной встрече с Хоусоном.
– Ну что ж, – сообщил Квентин, посмотрев на часы. – Думаю, мне удастся изловить Брэддока перед ленчем. К тебе я зайду часа в четыре. Ты будешь на месте?
– Конечно. Я несколько дней не буду работать, так что свяжись со мной, если что-нибудь нужно, и я смогу помочь. Пока, Квент, удачи!
Хью с мрачным видом вернулся в комнату, взяв утреннюю газету. «Арест Лэтимера» – огромными буквами! Подробности биографии, фотография Эдварда, которой лет двадцать, не меньше. Хью скривился, посмотрев на нее, сердито отшвырнул газету и вышел на улицу, вспомнив о Цинтии. Ленч прошел очень грустно. Рано утром они говорили по телефону – новостей никаких. Они слишком остро переживали случившееся, чтобы все обсуждать или начать разговаривать о чем-то другом. Расстались они сухо. Цинтия возвращалась в парламент, Хью – обратно домой.
Почти в пять часов пополудни Квентин, немного приободрившийся, зашел сообщить последние новости.
– Ну что ж, все устроилось. Мы обсудили все с Брэддоком, и он согласился работать на нас.
– Что он сказал?
– Его вполне устраивает подобная версия. Он недолюбливает судебную экспертизу, но согласился, что с нашим делом разобраться несложно. Он тоже за то, чтобы Хоусон немедленно обследовал папу.
– А ты с ним договорился?
– Да, все в полном порядке. Хоусон весьма заинтересовался. Он отложит встречи на завтра и первым делом осмотрит папу. Он уже связался с тюремной администрацией и по дороге заедет к доктору Скотту. Возможно Хоусон слишком молод, но мне понравилось, как он держится. Спокойный и уверенный в себе человек. Думаю, мы можем на него положиться.
– Хорошо. Что он тебе говорил?
– Очень мало. Спросил кое-что об истории нашей семьи. Я все рассказал о тетушке Гарриет и о бомбежке во время войны. Он слушал молча, только делал пометки в блокноте. Я рассказал все подробно – о мигренях и обмороках, начиная с прошлого лета… Думаю, он успел составить картину. Весьма заинтересовался историей в поезде… Завтра в девять утра мы с ним снова встречаемся, и он представит свое предварительное заключение о состоянии папы. После встречи я прямиком заеду сюда.
– Слушай, Квент, должно быть, нам это станет в копеечку? У меня лишь фунтов пятьдесят, не больше, но ты можешь этим располагать.
– Я могу снять проценты, – ответил Квентин, – но немного попозже. Нам потребуется оплатить услуги королевского адвоката – самого лучшего, какого только сможем найти. Еще раз поговорю с папой о продаже коттеджа «Лаванда».
– Наверное, это единственный путь. Да и вряд ли теперь он понадобится бедняге. Как ты считаешь, они разрешат мне увидеться с папой?
– Думаю, да. Денек-другой обожди, пока не укрепится защита.
– Сегодня утром я пытался ему написать. Чертовски трудно, никак не мог подобрать слова… Как Труди?
– Я перееду на время в «Лаванду». Нельзя ее оставлять там одну, а уехать она отказалась. Она неплохо держится, кстати. Давно хотел спросить у тебя, а как все восприняла Цинтия?
– Потрясена, но держится стойко. Знаешь, она не верит во все это.
– Не верит во что?
– Ни во что. В то, что папа мог это сделать. Квентин насмешливо улыбнулся.
– Всю жизнь удивляюсь, сколь легкомысленно женщины относятся к фактам.
Глава 8
По обоюдному молчаливому соглашению Хью и Цинтия напряженно слушали вечернюю «музыкалку», стараясь не разговаривать. Примерно в половине одиннадцатого под окном остановилась машина, и Хью с облегчением выключил радио.
– Это, наверное, Квент, – сказал он и вышел открыть брату дверь.
Бледный, усталый Квентин казался расстроенным, и Цинтию кольнуло дурное предчувствие. Торопливо поздоровавшись с ними, он тяжело опустился на стул.
– Хью, – произнес он безжизненным голосом, – боюсь, нам следует приготовиться к худшему.
Оба уставились на него, ожидая удара.
– Хоусон утверждает, что папа абсолютно здоров. Новость оказалась столь неожиданной, что Хью едва сдержал истерический хохот. Он чуть не выкрикнул: «Ах, какой ужас!», но взял себя в руки и серьезно спросил:
– Квент, как все было?
– Хоусон приехал в Эссекс сегодня утром, как договаривались. Он долго беседовал с доктором Скоттом, выведав все о болезни отца. Посовещался с двумя тюремными докторами – один из них врач-психиатр – и осмотрел пациента. Не так-то все просто и быстро, как мне это раньше казалось. Там куча вопросов и тестов. Признаюсь, я не вдавался в детали, но понял, что Хоусон проделал добросовестную работу. И вот его приговор: у папы нет не только ни малейшего признака умственного расстройства, но у него еще и довольно стабильная психика. При других обстоятельствах Хоусон еще помедлил бы с диагнозом и понаблюдал бы папу подольше, но в этом случае промедление нежелательно. Еще он сказал, что редко встречал столь гибкого человека… да, как же он выразился?… Со столь сбалансированным характером.
– Ну что ж, вполне однозначно. Согласны ли с ним все прочие?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27