Скорее всего, забился в какую-нибудь нору, откуда его выкурить пара пустяков. Эти два сосунка, небось, покрутили по сторонам головами и – наутек, как бы кто не увидел. Но тут же одернул себя. Нельзя! Не приведи Митра наткнуться на вороватых крестьян, решивших втихомолку угостить своих свиней желудями из господского леса… Но что же тогда делать?Прибыв во дворец, барон отказался от ужина и не раздеваясь прошел к себе в кабинет, где добросовестно перерыл все пожелтевшие от времени свитки, все заплесневелые манускрипты, изъятые у чернокнижников в канун Избиения Волхвов. Ничего не отыскав там, он весь вечер ходил из угла в угол, снедаемый тревогой. Он понимал, что его надежды тщетны – зловещая тайна ментального удара слишком страшна, чтобы можно было доверить ее перу, что его поиски бессмысленны. Но как же быть тогда? Может, вернуться в Амилию! Но почти сутки прошли. Эту тварь мог кто-нибудь обнаружить…Барон подошел к камину. Что-то похолодало под вечер, чувствуется, скоро зима. Он протянул к огню озябшие руки. Живительное тепло быстро согрело, и пальцы стало приятно покалывать. Амальрик присел на корточки пред разверстой пастью очага и залюбовался языками пламени, которые весело потрескивали на смолистых сосновых поленьях. Он любил смотреть на огонь, получая от его созерцания такое же наслаждение, какое иные получают, разглядывая шпалеры или слушая музыку. Пожалуй, огонь притягивал его гораздо больше, чем люди. Они все одинаковы: мелочны, глупы, завистливы, а огонь каждый миг такой разный. То дик и необуздан как молодой жеребчик, плюется искрами и ревет в дымоход, а то тих, печален и робко рдеет на угольях, напоминая сказочный цветок папоротника.В комнате стемнело и на задумчивом лице немедийца мелькали багряные отблески пламени, обрисовывая беспощадные губы, хищный нос и раскосые рысьи глаза. Иногда кажется, что в языках пламени видишь города, объятые пожаром, костры с корчащимися колдунами, факельные процессии санитаров, сгребающих трупы во время чумы, извержения вулканов меркнущие светила или лохматые кометы, несущие безумие. И почему-то никогда – освещенные окна заснеженных домов или фейерверки карнавалов. Амальрик провел теплыми ладонями по лицу. И все же чаще эти рыжие, вишневые, алые, пунцовые и пурпурные протуберанцы напоминают танец саламандр, которым поклонялись древние…Стоп!Амальрик взвился, чуть не опрокинув каминную решетку. Вот оно! То, что нужно!Одним прыжком он подскочил к столу, заваленному свитками и томами и стал лихорадочно в них рыться, что-то бормоча себе под нос и отбрасывая лишнее.Саламандры! Огненные саламандры! Как он мог забыть о них?Аквилонские жрецы считали саламандру червем, резвящемся в пламени. Туранские мудрецы допускали, что это четвероногий зверь, плетущий коконы, из которых впоследствии, якобы, и добывают парчовую нить. Шемиты были убеждены, что саламандра – это птица Баала, вьющая гнезда в очагах. Она умирает, когда тушат пламя, и возрождается, когда его вновь возжигают.Амальрик знал, что все это вздор. Саламандра не червь, не зверь и уж, тем более, не птица. Это дух пламени! Огненный элементал! Воплощение одной из четырех стихий, основ мироздания! Древние маги, которые стояли гораздо ближе к природе, чем их нынешние собратья, умели подчинить себе эти огненные существа и заставляли их служить себе. Сейчас! Сейчас он отыщет нужную формулу, и духи огня, словно рой светлячков, послушно помчаться туда, куда он укажет, и выжгут на лигу внутрь, всю землю вокруг проклятого места! Лес станет пустыней: растрескавшаяся почва, обугленные камни и черные остовы деревьев! Ничто живое не уйдет от них! Конечно, пожар может легко перекинуться на какую-нибудь деревню, но, в конце концов, что такое сотня ничтожных аквилонских жизней…Он нашел нужный свиток и заскользил взглядом по рунам. Эх, жаль, нельзя пользоваться этим заклятьем чаще, чем раз в три зимы. А то бы уж как он отвел душу, превращая в пепел города и веси этой ненавистной державы… Ну ничего, начнем с малого! Он представил себе разбойника, корчившегося в языках пламени, и мстительно усмехнулся. Да, бедняжка, тебе не очень-то будет приятно зажариться заживо…Амальрик Торский закатил глаза и простер руки над очагом. Губы его беззвучно зашевелились. ОБРАЗ ОГНЯ Небольшой отряд наемников, увеличившийся за время странствий по Аквилонии еще на двух человек, выехал на большой амилийский тракт. В этом баронстве удача вновь отвернулась от них, – кого ни расспрашивал Конан, все в один голос твердили, что Тиберий, владетель Амилии, хоть и был неплохим воякой в молодости и немало помахал мечом в свое время, ныне остепенился, полюбил покой, держит всего десять человек дружины – меньше было бы просто неприлично, сообразно с рангом, – и упорно не желает тратить деньги на военные забавы. Врагов у него почти нет, с соседями живет в мире, а если заведется пара лишних золотых, предпочтет скорее купить бычка-трехлетку для своего знаменитого на всю Аквилонию стада, нежели меч или боевые доспехи. Так что для Вольного Отряда здесь работы найтись не могло, и Конан принял решение даже не тратить времени и не заезжать в замок, а прямым ходом направиться в столицу. Тарантия оставалась их последней надеждой.Семеро наемников неспешно трусили по ровной, широкой, прямой, точно полет стрелы, дороге. Настроение, несмотря на то, что со службой пока их преследовали неудачи, было бодрым. Да и много ли надо солдату, чтобы почувствовать себя счастливым? Чтобы была крыша над головой и горячий ужин, чтобы вино плескалось во фляге, да солнце светило, и пыль не летела в глаза…Пока всего этого у них было в избытке. Правда, больше половины сбережений Конана ушло на то, чтобы купить на первой же ярмарке добрых коней для Барха и Невуса, взамен тех, что были загублены трольхом; да нанять еще пару крепких молодцов, все на той же ярмарке. Конан не без оснований считал, что отряд его должен быть достаточно представительным, чтобы будущий наниматель заплатил хорошую цену за службу. Пятеро же это не отряд – так, компания оболтусов! Кто захочет с ними считаться?! В планах же его было довести численность наемников хотя бы до дюжины…И все же, какая досада! Втайне Конан очень рассчитывал на этого Тиберия, ибо немало наслышан был о его подвигах от ветеранов по всему свету. Имя барона до сих пор произносилось ими с уважением. Кто бы мог подумать, что годы способны так изменить человека! И лоб киммерийца невольно морщился под блестящим шлемом.Если бы он еще отвечал только за себя, насколько проще было бы все сейчас. Деньги, крыша над головой, еда – все это было, разумеется, приятно, однако никогда не являлось для варвара первостепенным. Он без труда способен был вынести любые лишения и нужду, в особенности, если азарт и жажда приключений подстегивали его. Но сейчас он чувствовал себя подобно вольному соколу, которого поймали, спутали лапы, нахлобучили клобучок и лишили свободы. И путами этими была для него ответственность за отряд.Сперва было не так. Они не так зависели от него, бунтовали, отказывались считать за старшего, и он не чувствовал себя ни в чем обязанным этим людям, словно то были случайные попутчики. Однако после битвы с трольхом в разоренной деревне все переменилось. Даже когда улеглось возбуждение, наемники Йермака продолжали относиться к нему с благоговением, даря нового предводителя безусловной, нерассуждающей и абсолютной преданностью. Это было приятно, знать, что по одному его слову четыре человека готовы сделать все, что угодно, хоть броситься с обрыва в реку… Но Конан в тот миг даже предположить не мог, какую ответственность наложит это на него. Теперь же он чувствовал себя отцом четверых – нет, уже шестерых – неразумных младенцев, жизнь которых целиком и полностью находится в его руках.Все чаще это тяготило свободолюбивого, привыкшего к одиночным странствиям киммерийца; однако изменить что бы то ни было оказалось уже не в его силах.И сейчас, слушая, как радостно болтают, делясь солдатскими байками, обсуждая женщин и карточные проигрыши, шестеро наемников, он не мог сдержать глухого раздражения. Раньше, помимо всего прочего, ему было куда проще с ними. Можно было пошутить, посмеяться вместе, обсудить какие-то планы… теперь же, возведя своего командира едва ли не в ранг полубога, наемники поставили его особняком, отделились от него незримой стеной преклонения и суеверного страха. Впрочем, это было естественно: старые вояки как дети. Им нужны демоны и герои – иначе жизнь скучна и все их сражения не имеют смысла! Ведь неправда, что они дерутся только за деньги. И тот, кто долго был с ними рядом, знает, что нет на свете больших романтиков, нежели эти грубые, неотесанные сквернословы и богохульники…Так что Конану ничего не оставалось, как примириться со своим положением. В конце концов, и это имело свои преимущества. Ему удалось установить среди парней железную дисциплину, и теперь отряд их был, точно крепко сжатый кулак в латной перчатке. Даже внешне они изменились, стали подтянутыми, собранными. И ежедневные тренировочные поединки на мечах явно пошли им на пользу. Так что будущему нанимателю придется раскошелиться: такой отряд стоит немалых денег. Вот только найти бы его – этого нанимателя!За раздумьями своими Конан и не заметил, как стемнело. А никто из этих обалдуев и не догадался напомнить ему, что пора бы поискать постоялый двор! Впрочем, естественно. Должно быть, решили, что у командира есть свои причины для ночлега под открытым небом, и протестовать даже не осмелились.Киммериец усмехнулся и, съехав с дороги, направил лошадь в лес.– Поищем ручей, – бросил он парням через плечо. – Там и заночуем. А завтра утром двинем в Тарантию!Одобрительный шепот встретил его слова. Наемники уже заскучали без работы – давно пора было найти им пристанище и хорошую службу. Маленький отряд двинулся по лесной тропинке в чащу.Здесь уже было почти темно: робкие лучи заходящего солнца не могли пробиться через густые кроны вековых деревьев и, запутавшись в пожелтевшей листве, гасли, растеряв по пути весь свет. Но тропа была широкой, и кони шли легко, точно почуяв скорый привал. Конан не сомневался, что если дать им выбрать дорогу, они приведут их к воде.И они почти нашли уже ручей, – от земли потянуло сыростью, и откуда-то слева, из-за деревьев, донеслось искристое журчание ключа… но в этот миг чуткое ухо киммерийца уловило едва слышный посторонний звук. Он мгновенно насторожился.Повинуясь жесту командира, наемники застыли, натянув поводья. Прислушались. Да, ошибки быть не могло. Слабый стон раздался впереди. Человеческий стон. Ни минуты не колеблясь, Конан направил коня вперед по тропе.Он соскочил с седла и обернулся. Вроде нет никого. Но стон явственно слышался откуда-то справа. Киммериец обнажил меч и крадучись пошел на звук. Через несколько шагов он понял, откуда доносятся стоны – под корнями огромного дуба виднелось отверстие, напоминавшее медвежью берлогу. Оно было полускрыто разноцветными ворохами осенних листьев и поэтому не бросалось в глаза.Варвар осторожно раздвинул мечом смешанный с землей перепутанный ком молодых отростков на корнях, у входа в нору.– Огня! – приказал он.Барх быстро высек искру, запалил трут и соорудил факел. Конан осторожно посветил факелом внутрь.Он увидел крепкого бородатого мужчину со сломанным носом. Судя по чертам лица, тот был родом из Гандерланда.Вдруг раненый открыл глаза. В мутных зрачках отразился свет факела. Его лицо исказила гримаса страха.– Вы опять пришли, – прохрипел он, и на губах запузырилась кровь, – в прошлый раз мне удалось ускользнуть… Заползти сюда… Но вы нашли меня и здесь! Будьте вы прокляты, палачи!..Он попытался плюнуть в сторону северянина, но потерял сознание. Голова его тяжело упала на ворох листьев.Киммериец пожал плечами и приказал своим солдатам вытащить раненого наружу.– Только будьте поосторожнее, болваны! – пробурчал он. – Похоже этот молодчик и так потерял полбочонка крови! Странно, что он не отдал концы. Видно, крепкий оказался гандер, Кром его побери!Наемники осторожно вытащили раненого наружу, и Конан склонился над ним. Привычная картина. Киммериец столько крови повидал на своем веку, что ничего не могло уже смутить его душу. И труп на поляне неподалеку он окинул равнодушным взглядом, лишь отмечая про себя, что тому парню они едва ли смогут чем-то помочь… А вот раненый – дело другое.Опустившись перед ним на колени, Конан плеснул ему в лицо холодной водой, а когда тот снова открыл глаза, поднес к губам умирающего бурдюк с водой. Тот сперва не мог пить, расплескивал воду, захлебывался, но затем как будто пришел в себя и принялся глотать, жадно, давясь прохладной влагой, точно живительным нектаром.Наконец раненый напился, и глаза его закрылись: он вновь потерял сознание. Киммериец убрал мех и уверенными, осторожными движениями принялся осматривать его. Большинство ран показались ему неопасны – так, царапины; конечно, порез на боку довольно глубокий, но клинок скользнул по ребрам и не задел жизненно важных органов. Крови, правда, потерял много, но ничего, через пару седьмиц организм наверстает упущенное. Однако перерезанные на ногах сухожилия наводили на размышления. Едва ли подобное ранение могло быть нанесено во время боя; здесь чувствовался холодный злонамеренный расчет. Но кто же – и за что – мог обойтись так с этим беднягой?– Не люди – собаки! – в сердцах высказал Невус общее мнение. – По мне уж лучше сразу порешить, чем вот такое делать…Он кивнул головой на ноги несчастного.– Точно, Эрлик их забери, – поддержал его Жук. – Что будем делать с ним, капитан? – И шесть пар глаз уставились на киммерийца в уверенном, слепом ожидании чуда.По счастью, тот действительно знал что делать. И, если только грязь не успела проникнуть в раны, этого горемыку еще можно было спасти.По команде Конана на поляне у ручья разожгли костер и осторожно перетащили раненого, уложив его на сложенные у самого огня плащи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58