Я стоял вместе со всеми и следил глазами за уходившими, пока их фигуры были еще различимы между деревьями. Я стоял и думал о великом родстве, каким спаяло нас всех общее дело.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
До железной дороги оставалось примерно около километра, когда вернувшиеся разведчики остановили группу Крутикова. Полотно охранялось парными дозорами фашистов. Перейти дорогу и не вызвать шума оказалось делом чрезвычайно трудным. Крутиков решил дождаться темноты. Едва начало смеркаться, он двинулся дальше. Партизаны подошли к дороге совсем близко. Силуэты солдат, проходивших взад и вперед по насыпи, ясно различались на фоне снега.
— Снять часовых — рывком вперед! — предложил кто-то, когда фигуры гитлеровцев показались в очередной раз.
— Пока не надо, — коротко сказал Крутиков. Он уже решил про себя, что подождет еще полчаса, до половины седьмого, и, если ничего не изменится, пойдет напролом.
Однако не прошло и двадцати минут, как появилась новая, никем не предвиденная возможность.
— Поезд! — прислушиваясь к доносившемуся издали гулу, сказал Пастухов и вскочил на ноги.
Своим движением он как бы подсказывал нужное решение. Все невольно поднялись. Шум поезда был теперь слышен явственно.
Медлить невозможно.
— Вперед! — скомандовал Крутиков.
Быстро простившись с провожавшими разведчиками, группа тронулась с места. Теперь шаги людей скрывал грохот поезда. Оставалось пропустить его и сразу же пересечь насыпь. Все это было проделано успешно. Группа оказалась на опушке леса, за линией железной дороги.
Впереди лежало небольшое село, а за ним чистое снежное поле.
Борис Крутиков раньше не был профессиональным военным. Он работал где-то на Полтавщине. В свое время прошел действительную службу в Красной Армии и был призван вновь, когда началась война. Лейтенант Крутиков с особым рвением относился к службе, был ею целиком поглощен и требовал того же от подчиненных, к которым, как и к себе, был придирчив, ничего не прощая и не зная снисхождения.
Нынешнее задание особенно увлекало Крутикова. Эта опасная игра пришлась ему по душе. Казалось, он стал теперь еще строже и собранней, больше молчал и не располагал ни к каким разговорам, кроме деловых. Изредка, во время привала, он вмешивался в беседу, но и тут неизменно переводил разговор на то, что более всего его занимало, и заканчивал очередным внушением за нечаянно оброненное русское слово (разговаривать в группе разрешалось только по-украински) или же «репетицией». «Репетиция» заключалась в выкрикивании бандеровских приветствий и пении песен. Лейтенант, как истый режиссер, тщательно следил при этом за каждым из исполнителей.
Партизаны, очевидно, хорошо усвоили свою роль, потому что в первом же селе «боивка» бандеровцев их накормила, во втором им удалось достать лошадей с ездовыми и заодно узнать пароль, а дальше они уже продолжали путь на санях. На рассвете седьмого января они были в Дубенском районе.
И везде на своем пути они видели, с какой откровенной ненавистью относятся к ним, одетым в форму бандеровцев, крестьяне.
— Как мне это знакомо! — сказала как-то Наташа Жене. — Хочется сбросить с себя эту личину и громко сказать людям: «Да мы же свои, партизаны…»
— Отставить разговоры! — прикрикнул на них Крутиков.
Примерно в трех километрах от шоссейной дороги Дубно — Луцк Крутиков, ехавший на передних санях вместе со своими «адъютантами» Корнем и Шевченко, приказал остановить лошадей и сделать привал. Требовалось решить, как быть дальше. На шоссе полно немецких машин.
— К лесу, — предложил Шевченко. — Непременно к лесу. Вон там домишко — постучимся. А чуть что, так лес рядом.
— Погреться? — проворчал Крутиков. Видно было, что ему до смерти не хочется сворачивать куда бы то ни было в сторону от намеченного пути.
Но он поглядел на Корня, оттирающего варежкой нос, на Дроздовых, принявшихся плясать, чтобы отогреть ноги, на Наташу, которая сначала тоже пританцовывала, а теперь стояла не двигаясь, одолеваемая усталостью, и согласился.
— Ну, будь по-твоему. К дому! — сказал он Шевченко.
Испуганная женщина долго стояла на пороге, оглядывая пришедших и не решаясь впустить. Наконец она отступила, бросилась в заднюю комнату и вышла оттуда с мужем. Они молча смотрели на входивших в хату незнакомых людей, на то, как те отряхивали на пороге одежду и снимали шапки с кокардами в виде трезубов, как сбрасывали полушубки и рюкзаки, как рассаживались, одни на табуретках, другие прямо на полу… «Будьте ласковы, заходите до хаты», — пробормотал хозяин свое запоздалое приглашение и ушел к себе. Хозяйка последовала за ним.
Валентин Шевченко хорошо знал Дубенский район. Они с Крутиковым легко наметили дорогу до бывшей австро-русской границы. Здесь кончалась Волынь и начиналась Галиция. Дальнейший путь мог указать Василий Дроздов. Где-то в восьмидесяти километрах от границы лежала деревушка, в которой они с Женей жили до своего ухода к партизанам. Крутиков подозвал Дроздова, и они долго сидели втроем, склонившись над картой.
Их отвлек часовой, доложивший, что к дому идут двое вооруженных людей, по всем признакам бандеровцы.
— Пойду погляжу, — сказал Шевченко.
Через минуту он вернулся. Все настороженно ждали его слов.
Бандеровцы заявили, что «районный эс-бэ» (служба безопасности) Дубенского района Калина находится в соседнем доме и желает видеть нашего командира.
— Надо идти, — сказал Крутиков, вставая из-за стола. — Ничего не поделаешь: начальство… В конце концов, документы у нас в порядке.
— Постой! — остановил его Корень. — Мы сами начальство, нехай они к нам приходят.
Крутиков согласился.
— Приготовить оружие! — приказал он.
Вскоре снова вбежал часовой. На сей раз к дому приближалась группа вооруженных бандитов.
— Вот видишь! — сказал Шевченко. — Гора не идет к Магомету, так Магомет идет до той горы. Ну-ка, Микола, — обратился он к Корню, — пойдем, примем гостей.
Они оба вышли и спустя короткое время передали через часового, что среди «гостей» находится и «сам» Калина.
Крутиков тем временем совещался с Бурлаком и Пастуховым. Каждый из них предлагал свой план встречи. Договорились, что Крутиков беседует с «районовым» в первой комнате, все остальные переходят во вторую, к хозяевам. Шевченко и Корень остаются снаружи, получив «подкрепление» из двух человек… Там, на хозяйской половине, сразу три окна, и все три выходят в разные стороны, к тому же и дом стоит на бугорке — место, значит, для наблюдения удобное. Убедившись, что все готово к приему, Крутиков крикнул Дроздову, выходившему для «подкрепления» наружной охраны:
— Проси!
Это было знаком и для всей комнаты. Здесь сейчас же запели самую отвратительную из бандеровских песен. Крутиков кинулся к двери, куда уже входил «районовый эс-бэ», стал «смирно», вытянул руку вперед и рявкнул бандеровское приветствие.
Калина оказался щуплым человечком, лицо его было напудрено, волосы завиты, на ногтях блестел лак. Крутиков ухитрился избежать рукопожатия, взял под козырек и, изо всех сил стараясь быть вежливым, спросил, чем он может быть полезен. «Районовый эс-бэ» предложил выйти за клуню для разговора. Крутиков взял с собой Корня, и они вышли. Калину сопровождал один из его «свиты» — типичный уголовник по кличке Цыган.
За клуней Крутикову было предложено предъявить документы и доложить о целях и пути следования отряда. «Районовый эс-бэ» долго вертел в руках бумажку, а Крутиков тем временем отвечал на вопросы о «целях».
— Почему едете без связных? — спросил Калина. — Почему не по линии связи?
— А зачем? — искренне удивился Крутиков. — Дорогу я знаю, пароль у меня есть…
— Да?! — недоверчиво пробормотал «районовый эс-бэ», и Крутиков, бросив взгляд на его пальцы с ярким маникюром на ногтях, все еще державшие «удостоверение», почувствовал неодолимое желание тут же, на месте, застрелить это двуногое, вызывающее в нем омерзение.
— Вы абсолютно правы, — ни с того ни с сего вмешался Корень, — без связного далеко не уедешь. Дайте нам связного, а?
Калина поднял на него глаза и… согласился.
Тогда Крутикову пришло в голову потребовать заодно и сани — пять пароконных повозок. «Районовый эс-бэ» согласился и на это. Независимый тон, каким с ним говорили, то, что его заставили ждать у дверей дома, а может быть, и презрение, сквозившее в каждом слове и жесте Крутикова и Корня, — все это подействовало гипнотически. Калина решил, что разговаривает с каким-то начальством.
— Вот видишь, — говорил Крутикову Корень, — вышло по-моему! Здесь у них так: где нахальство, там и начальство.
И когда оказалось, что сани вовремя не поданы, Крутиков и Корень решили взять их силой. Это им удалось довольно легко.
С помощью двух бандеровцев, выделенных Калиной для связи и, конечно, для наблюдения, погрузившись на сани, группа благополучно перевалила шоссе и оказалась на берегу реки. Предстояла переправа. Но тут случилось неожиданное. Один из связных, тот самый Цыган, изрядно выпивший перед дорогой, но успевший уже отрезветь, узнал вдруг Наташу Богуславскую.
Он долго и откровенно присматривался к ней, затем подошел, взял ее за плечо и сказал:
— А я тебя знаю, красотка!
— Как же, — насмешливо отвечала Наташа, отстраняясь, — сватов ко мне присылал.
— Сватов? — зло повторил Цыган. — Ты уж вросватана. — И он обвел рукой вокруг ее шеи, показывая петлю.
Дело принимало серьезный оборот. Василий Дроздов, присутствовавший при разговоре, бросился за Крутиковым.
— Эту дивчину, — произнес Цыган, обращаясь к Крутикову, — разыскивает «эс-бэ».
— Ее? — спросил Крутиков недоверчиво. — Ты вот что, Цыган, ты давай-ка лучше лодку ищи.
— Лодку найдем! — входя в раж, грозно заявил Цыган, удерживая Наташу. — Я знаю эту невесту. Пусть она скажет: кто оружие к партизанам увез? Что? Не помнишь такого случая? Так мы напомним… А ты чего? — крикнул он на Крутикова, схватившего его за руку. — Большевичку укрываешь?
— Доедем — разберемся, кто она такая, — миролюбиво сказал Крутиков. — А сейчас иди ищи лодку, или… — Крутиков нарочно помедлил, — или придется тебе окунуться в воду, а плавать ты не умеешь. Понял?
Цыган переглянулся со своим напарником. Их было двое, а в группе двадцать один человек.
Сопровождаемый Дроздовым и Приступой, бандит отправился на поиски лодки.
Больше он ни слова не проронил о Наташе.
Он помог найти лодку, переправился вместе со всеми, но в группе подозревали, что он успел сообщить о своей догадке ездовым, отправлявшимся на санях обратно. Следовало торопиться. В ближайшем хуторе Крутиков снова достал лошадей и сани, и, не задерживаясь, отряд помчался дальше. Во время стоянки Цыган и его напарник исчезли. Разыскивать их было некогда, да и бесполезно.
На следующую ночь группа перешла границу Галиции. Дорога лежала на Боратын — родную деревню Дроздовых.
Это был трудный путь. Шли по колено в снегу. Каждый шаг стоил больших усилий. А тут еще разыгралась пурга, и идти стало еще тяжелее.
— Ничего, — успокаивала Женя, по мере приближения к родной деревне спешившая больше всех и забывшая про усталость, — это хорошо, что пурга: следы заметет.
Показалась деревенька.
— Это не наша, — сказала Женя, — наша дальше.
Видя, что все выбились из сил, Крутиков решил сделать остановку. Он облюбовал для этой цели крайнюю хату, в окне которой мерцал слабый свет. Не успели партизаны приблизиться, как из хаты выбежала женщина, вероятно, хозяйка, и, завидя незнакомых с трезубами, подняла крик. Со всех сторон начали сбегаться крестьяне, вооруженные вилами, топорами и кольями. Деревня, в которую, видимо, нередко наведывались бандиты, на этот раз приготовилась к отпору. «Раскрыться? — мелькнуло у Крутикова. — Нет-нет, — сразу же решил он, — чем черт не шутит…»
Превозмогая усталость, отряд бросился в сторону.
Поблизости от Боратына, по словам Дроздовых, должен был находиться домик лесничего, поляка, которого звали пан Владек. Место для остановки казалось подходящим.
— Этот пан Владек верный человек? — несколько раз осведомлялся Крутиков у Дроздовых.
— Человек хороший, — отвечала Женя, и Дроздов поддерживал ее оценку. — Ему можно поверить. Знаем его хорошо. О нем весь народ хорошо отзывается. Он у нас лет десять лесничим.
Пан Владек, круглый, румяный, неопределенного возраста человек, принял партизан очень радушно. В Дроздовых он узнал своих старых знакомых.
— Так, партизаны, выходит? — говорил он немного удивленно и как бы не веря тому, что видит. Он суетился, усаживая пришедших гостей; велел затопить печь, чтобы лучше обогреть хату. — А я открываю дверь и думаю: что еще за хлопцы пришли до меня ночью? Пустил — и тревожусь, а тут, можно сказать, пришла ко мне Советская власть!..
— Пан Владек, — сказал Крутиков, — мы будем просить вас помочь нам выбрать более безопасную дорогу.
— Не надо говорить «пан Владек», — поправил его лесничий, — лучше сказать «товарищ Владек». Дорогу я вам укажу. Я всю округу на пятьдесят километров знаю. Если у вас, товарищ командир, есть карта, я покажу по карте, как вам надо идти. Вам надо идти на Гуту-Пеняцкую. Немцев там нет. Вот она, Гута, недалеко. — Владек взял карандаш и начертил им кружок на карте, раскинутой на столе. — Это не деревня, а крепость. Вокруг нее крестьяне поставили свои посты с пулеметами. Почти у каждого есть винтовка, гранаты. Женщины и те владеют оружием. Только вы там эти… ваши снимите. — Он показал на трезуб на шапке Крутикова, которую тот забыл снять.
— Кокард, товарищ Владек, мы снимать не будем, — подумав, не согласился Крутиков с советом лесничего. — Мы сделаем иначе. Мы попросим вас сходить в Гуту… Хорошо бы сейчас же, ночью, и предупредить о нашем приходе. Мы будем там завтра. Сейчас половина третьего, — Крутиков взглянул на часы. — До рассвета мы успеем отдохнуть, а с рассветом выйдем. Вы нам окажете большую услугу.
— Хорошо, — согласился Владек. Было по всему видно, что он рад оказать услугу партизанам. Он быстро оделся, снял со стены охотничье ружье и, сказав гостям, что могут располагаться у него в хате как дома, ушел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66