Номер оплачен по завтрашний день. Утром мы должны вдвоем обсудить одно деловое предложение.— Твое? — насмешливо поинтересовался Лимон.— Нет. Одного грека. Очень влиятельного человека.Лимон поморщился. Еще в Шереметьеве, миновав паспортный контроль, он дал себе слово больше никогда не заниматься никаким криминалом.Опыт Хромого доказывает, что ханыга-случай не дремлет и поджидает очередную зарвавшуюся жертву.— Я завязал, так что вряд ли смогу быть чем-нибудь полезен.— Не торопись, наемник! — грубо осадила его Инга. — Твои капиталы нуждаются в легализации.Пока они лежат на счетах, никто тобой не интересуется. Но как только крупные суммы придут в движение, тут-то и накинутся на тебя всякие агенты из налоговой полиции. А там и Интерпол нос засунет.Так что не спеши портить со мной отношения.Инга была права. Но именно сегодня у Лимона не было сил говорить о делах. Он поставил бутылку в бар и предложил:— Давай провожу.— Проводи. Я как раз должна зайти за отложенным для меня зеркалом. Это недалеко, в Монастыраки. Заодно увидишь чрево Афин. Там же подберем тебе костюм поспокойнее.Лимон кивнул в знак согласия, и они вместе вышли из номера. * * * …Просыпаюсь от того, что спать страшно. Ни сна не помню, ни видений. Просто возникло ощущение страха. Лучше открыть глаза и прекратить мучения. Голова тяжелая, обрывки воспоминаний грозят навалиться кошмаром. Боже, я за тысячи километров от Москвы. Ни денег, ни даже шубы.Сейчас придут, спросят: «Девушка, вы откуда?» — а я и слова не выговорю… Очень хочется спать, но опасно; Прислушиваюсь — ни одного возгласа, молчание. Дрожь охватывает все тело. Встаю. Иду в комнату, там никого нет, только сильно накурено и вовсю шпарит солнце. Кабинет тоже пуст. В ванную дверь открыта. Там никого. В недоумении выхожу на балкон. На улице намного жарче, чем в комнате. Какое голубое небо! Полный улет! А внизу — разноцветная жизнь. Прямо передо мной на крыше — бассейн. Пальмы в кадках, стоят полосатые шезлонги и всякие мраморные скульптуры. Во житуха! Боже, чему я радуюсь? Раньше у меня не было будущего, а теперь нет и прошлого. Барышня ниоткуда. Куда делся Лимон? Может, пока я спала, его арестовали? Глупости. Но почему он оставил меня одну? В неизвестной гостинице?Несмотря на солнце, начинает бить колотун.Лучше выпить, по-трезвому все равно ничего не понять. В баре полно бутылок. Хрен поймешь, хорошо хоть наша водка стоит. А как жрать захотелось… Кручусь по номеру в поисках какой-нибудь еды! Ни фига подобного. От страха постоянно хочется писать. Бегу в ванную комнату, наступаю на что-то острое, вскрикиваю. Боже! На мраморном полу валяется мой перстень — черный агат. Опускаюсь на колени и накрываю его ладонью, словно он может убежать или исчезнуть. Это все, что осталось от прежней жизни. Были Наташка, Пат, англосакс.., другие. А вместо них на мраморном полу лежит перстень с черным непрозрачным траурным камнем. Заманали. Слезы капают на пол. Как мне жалко их всех и себя…В детстве всегда казалось, что жизнь может переиначиться и сделаться сказкой. Я жила в ожидании чуда, и вот оно свершилось. Вокруг меня — сказка, а я — в ужасе. Смешно сказать, я и не знаю, где эта самая Греция находится. В школе учили, да как-то мимо ушей прошло. Помню, какие-то рабы здесь бастовали. До нашей эры. Сколько людей мечтает начать новую жизнь, и вот тебе на — выпало на меня. С сегодняшнего дня меня могут звать Ларисой, или Элеонорой, или Кристиной. Мне может быть целых двадцать пять лет, а может всего семнадцать. И родителей у меня больше нет. А значит, имею право их придумать. Таких, каких захочу…Маму жалко. Мало того, что живет с очередным подонком, так еще и меня потеряла. Правда, за последние полгода мы один раз разговаривали по телефону. Но все-таки знали о существовании друг друга. А теперь даже открытку послать ей нельзя, менты только и ждут, чтобы я засветилась. Наверное, в Москве уже развешаны мои фотокарточки на стендах «Их разыскивает милиция». А рядом красуется Лимон. Только я на снимках на себя не похожа. Да и где ж их возьмут? Квартиру-то Наташкину Хромой спалил. Бедный дядечка. Не верю, что Лимон против него что-то задумал. Врет, стерва. Тоже мне нашлась любовница. Ни кожи ни рожи. Глаза в каких-то черных кругах. Видать, наркоманка. Волосы торчат перьями, как у ошпаренной курицы.Подумаешь, машина у нее есть! Неужели она его с собой увела? Но я же намного лучше.Зеркало в ванной подтверждает это на все сто.Надо немного загореть и нажраться витаминов. А уж с моими ногами ее и подавно не сравнятся. Пусть худые, зато стройные. Тоже переоденусь в мини.Я же не знала, что здесь уже почти лето. Только бы Лимон пришел поскорее. Попробую выпить немного водки с соком. Может, есть перехочется. Интересно, куда они делись? Знаю Лимона всего ничего, а почему-то уверена — клевый мужик. Такой не бросит, не подведет. Я ему, конечно, никто. Девушка ниоткуда. Даже и потрахаться толком не сумели. Но тут не моя вина. Он сам вернулся доказать. Кто я ему, чтобы доказывать? Таких, как я, — вагон и маленькая тележка. А все же вернулся.Даже убийство хотел взять на себя. На такое не каждый решится. Если бы нас поймали, ему, как пить дать, присудили бы вышку. Пойди согласись на такое. А бросить меня он и в Москве мог бы.Чего сюда тащить? Так, значит, нечего себе душу травить. Вернется, никуда не денется…Когда пьешь водку без закуски, вроде и не пьянеешь, только в животе пустота образуется и бурлить начинает. Эх, знала бы хотя бы английский, заказала бы в номер обед. Лимон заходит, а у меня тут стол ломится от всяких деликатесов. Вот это был бы облом. А так получается, как говорил один наш с Наташкой знакомый, «пить под слюни». Гадость, конечно, но все лучше, чем слоняться из угла в угол и дурью маяться. Хорошо хоть сигареты оставили… * * * Инга ехала медленно. Узкие улочки были забиты машинами. Юркие мотоциклы и мопеды постоянно подрезали, выныривая у капота.— Не знал, что водишь машину, — одобрил ее действия Лимон.— Еще в Москве до тебя научилась. Я ведь способная. Греческий за сутки выучила. Легла перед телевизором, включила его на всю громкость и сутки лежала, не шелохнувшись. У них тут есть круглосуточные программы. В памяти огромное количество слов отпечаталось. На следующий день выяснила по словарю, какое слово что обозначает, и сразу на рынок поехала. Через час уже вовсю торговалась с греками.— Мне такое не по силам, — признался Лимон. — Хотя английский бы выучить не мешало.— А твоя вешалка какой-нибудь знает?— Почему вешалка?— Во-первых, шуба висела на ней как на вешалке, а во-вторых, умудрилась на тебя повеситься.Инге нужно было узнать об отношениях Лимона с Ольгой все до последних деталей. Не из-за ревности, а для того, чтобы снять с него ее гнусный приворот. Лучший способ разговорить Лимона — умело его провоцировать.Сам Лимон стремился доказать, что охладел к Инге совсем не из-за первой попавшейся девчонки, а просто устал чувствовать себя орудием в ее руках. Поэтому он с готовностью рассказал о первой случайной встрече с Ольгой. О том, как ездил с ней к Юрику. Если бы тогда граната рванула на секунду раньше, больше никогда они бы и не встретились. А так старый сводник вывел на него ментов. В рассказе Лимона получилось все ладно. Об одном не упомянул — о нахлынувшем тогда желании самому найти Ольгу. Хотя перед глазами настойчиво возникал тот самый зимний вечер, когда он сидел в темной машине, не зная ни ее квартиры, ни дома ли она. Просто сидел и чего-то ждал. А когда увидел ее в полутьме арки, сразу узнал и не удивился ее появлению.— Ни одна женщина в жизни мужчины случайно не появляется, — выслушав эту полуправду, заключила Инга. — Даже если бы ты связался всего на час с уличной проституткой, то и тогда невольно сделал бы для себя выбор. Либо через несколько дней выяснил бы, что болен, и тогда началась бы совсем другая жизнь. Или, наоборот, обрадовался бы, что пронесло, и тоже вел бы себя иначе, чем до встречи с ней.— Ольга не проститутка! — категорично заявил Лимон.— А кто? — стараясь выглядеть как можно наивнее, спросила Ольга.— Просто девушка, — растерялся Лимон.— Просто девушек не бывает. Они бывают чьи-то или от кого-то…, Видя, что Лимон начинает злиться, Инга прекратила расспросы и, припарковав машину, беззаботно развела руками.— Приехали! Смотри, какое чудо! Здесь народ толпится круглые сутки. Смотри, там на горе античный храм — Парфенон, посвященный богине Афине, а внизу торговая часть старого города. Пошли со мной, поможешь.Они стали пробираться сквозь поток людей, мерно растекающийся по узким улочкам, сплошь состоящих из двухэтажных магазинов, двери которых были приветливо распахнуты или отсутствовали вовсе. Над магазинчиками, закрывая солнце и создавая спасительную тень, висели майки, шляпы, джинсы и всевозможные трикотажные и хлопчатобумажные кофточки и рубашки. На тротуарах лежали груды обуви, преимущественно из грубой рыжей и черной кожи, сумки, медные тазы, чайники, ковши, подсвечники и канделябры. Много висело икон, распятий, стояли груды гипсовых и мраморных копий знаменитых античных скульптур.Продавцы, стоя и сидя возле магазинов, приветливо зазывали покупателей почти на всех языках мира. Немного поменьше оказалось народу на золотой улице. Витрины ювелирных магазинчиков и лавок, примыкая друг к дружке, образовывали немыслимое золотое ожерелье, сверкавшее драгоценными камнями, поражавшее оригинальностью и богатством цепочек, перстней, кулонов, колечек.Лимон остановился как вкопанный. Инга знала, куда его привести. Столько золота сразу он никогда не видел. Это впечатляло.— И никто не охраняет, — выдавил он из себя.— Все застраховано, — успокоила его Инга и рассмеялась, видя его растерянное выражение лица.— Я сюда еще приду, — неизвестно кого предупредил Лимон и спросил:— Тебе куда?— Нужно подняться немного наверх. Там антикварные лавки. Вот уж где старья видимо-невидимо.Лимон покорно отправился за Ингой, легко ориентирующейся в лабиринте восхитительных торговых улочек. Миновав обнесенные железной сеткой раскопки древних строений, покрытые желтой пылью, они вошли в угловой магазинчик, расположенный на небольшой заасфальтированной площади, одна сторона которой упиралась в гранитную породу горы. От этого магазинчик казался уединенным и наиболее древним. Внутри его царил прохладный полумрак. Слабо отблескивали свисающие с потолка бронзовые лампады и старинные люстры. На полках вперемежку с бюстами великих людей и античных богов стояли роскошные хрустальные вазы, кубки, глиняные амфоры, поднятые со дна Эгейского моря. На стенах в широких резных золоченых рамах висели темные полотна художников позднего Возрождения. На полу, изящно изгибаясь, стояли кальяны, торшеры, всевозможные старинные весы, лампы с плафонами, сделанными из разноцветного стекла, многие представляли собой переплетенные виноградные грозди, причем под легким слоем пыли стеклянные виноградинки казались абсолютно настоящими. В центре магазинчика возвышался неизвестный старинный музыкальный инструмент. А на нем нахально устроился граммофон с широкой разукрашенной трубой.Из-за него и появился круглый толстенький грек с непременными черными усиками, лукавыми бегающими глазками и покрытой испариной лысиной. Он поднял руки вверх, приветствуя дорогих посетителей, и воскликнул по-русски:— Мадам! Я уже стал волноваться! Ваш заказ исполнен! Скольких трудов это мне стоило. Я два дня обзванивал старых антикваров и наконец, на ваше счастье, отыскал его!— Спасибо, Димитрис, я знала, к кому обращаться. Но вы уверены, что это зеркало принадлежало графу Бутурлину?— О сомнениях не может быть и речи! На обратной стороне его вензель. Иди, покажу! — При этом грек подозрительно покосился на Лимона.— Это мой друг, — успокоила его Инга. — Познакомьтесь.Лимон протянул руку.— Василий.Димитрис с готовностью пожал ее и заискивающе спросил:— Ты не грек?— Русский.— Я люблю русских. У меня жена русская. Балерина из Херсона. Русские, как и мы, греки, одной с нами веры. Вы молитесь нашим иконам. Я знаю много о России. Только вам не следует дружить с турками.Довольный собой, Димитрис повел Ингу и Лимона в глубь магазинчика. Там, возле узкого пыльного окна, тускло отражая его, на полу стояло зеркало как раз в рост Лимона. Оно было установлено не то на крокодиле, не то на драконе, которого принято изображать под конем Георгия Победоносца.Сама рама представляла собой нагромождение голов различных чудовищ, старавшихся вцепиться друг в друга оскаленными пастями. А наверху рамы, в раскрытых позолоченных лепестках пышного цветка, сидел мальчик, свесив пухлые босые ножки, и держал в руках дудочку.Инга замерла перед зеркалом. Лимон подошел к ней и вдруг заметил, что поверхность зеркала ничего не отражает. Он обернулся в надежде выяснить у Димитриса причину, но тот вдруг куда-то исчез.Когда Лимон снова взглянул в зеркало, то чуть не вскрикнул от неожиданности. Пыльная поверхность как ни в чем не бывало отражала его самого и стоящую чуть ближе Ингу.— Опять чертовщина? — укоризненно спросил он.— Об этом зеркале знаю только я. Оно считается утерянным в восемнадцатом веке. Последний раз упоминалось в описи вещей графа Бутурлина.Его камердинер был уличен Священным Синодом в пособничестве графу и увлечении черной магией.После смерти графа по приказу канцлера наложили арест на все его имущество. Но зеркало, о котором ходило множество слухов, исчезло. Скорее всего его выкрал тот самый камердинер, однако даже под пытками он не признался.— А ты, стало быть, нашла? — иронично заключил Лимон.— Разумеется. Разбитое тобою в Москве зеркало было более ценным. Но я не в претензии — ведь оно спасло тебе жизнь.— До сих пор не понимаю, что тогда произошло. Мне показалось, что какая-то неведомая сила толкнула меня в него, — признался Лимон.Инга провела рукой по пыльной поверхности зеркала. В очистившуюся от пыли гладь ударило солнце и ярко отразилось солнечным зайчиком, прыгнувшим на Ингино лицо. Оно показалось Лимону прекрасным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33