Надо у кого-нибудь узнать дорогу. Он подошел к цветущему молодцу с длинным острым клинком в руке, которым он размахивал, как бейсбольной битой. Римо опрокинул его на пол и нажал указательным пальцем шейное нервное сплетение.— Как мне выбраться отсюда? — спросил Римо.— Моя не понимай англиски.Римо нажал сильнее, но парень твердил одно и то же:— Моя не понимай.— Дерьмо! — выругался Римо.Оставив парня, он нырнул в какое-то маленькое помещение. Там ничего не было, кроме пластмассового ведра и швабры. За ведром виднелась панель из гладкого серого металла со звукоизолирующей резиновой прокладкой. Римо провел по ней руками — под их нажимом панель подалась и бесшумно отодвинулась в сторону В нос ему ударил запах смазки — движущиеся части панели были обильно смазаны.В стене открылся проход в небольшой чулан, где хранились моющие средства. С запахом химических порошков смешивался слабый запах несвежей крови. Римо выбрался в чулан и поставил панель на место.Снаружи по другую сторону чулана доносился звук шагов, слышались голоса людей и кашель.Он открыл дверь и шагнул на роскошный ковер широкого холла, где на стенах висели экзотические гобелены и неяркие лампы отбрасывали свет вверх, на потолки. Это был уже знакомый Римо корабль.Он пошел по запутанным коридорам и вскоре очутился рядом с иранским представительством. Если бы не счастливая случайность, он потратил бы на поиски по меньшей мере два часа. Люди попадались на каждом шагу, но они и сами еще толком не знали корабль.Пропуск у Римо был в порядке, и охрана с поклонами впустила его внутрь представительства. Оно занимало площадь с целый этаж большого жилого дома.Римо неслышно вошел к себе. Чиун что-то диктовал молоденькой машинистке. Диктовал он на персидском языке — фарси. Девушка засмеялась, бросив взгляд на Римо.— Что ты ей сказал, папочка? — не выдержал Римо.— Это непереводимая персидская шутка, — ответил Чиун. Он был одет в розовое, с золотыми нитями вечернее кимоно.— А ты попробуй, переведи, — сказал Римо.— По-английски она теряет весь аромат.— Там увидим. Давай переводи!— "Он идет, как он идет, потому что он идет", — проговорил Чиун. Его пергаментное лицо сияло. Девушка заливалась веселым смехом.— И это все? — спросил Римо.— Да. Вот такая шутка, — повторил Чиун.— Еще раз?— "Он идет, как он идет, потому что он идет".— Но что здесь смешного?— По-персидски выходит очень смешно, — сказал Чиун.— Ладно. У меня для тебя есть новости. За нами следят телекамеры.— В самом деле? — спросил Чиун.Сидячая поза придавала его тщедушной фигуре несколько более внушительный вид.— Да. Корабль здесь не один, их целых два. Кроме того, который знают все, существует другой, как бы встроенный в него.— Нас подключили к общей телесети?— Нет. У них своя сеть. За каждым из нас ведется наблюдение. Через подсобные помещения и, по-видимому, через стены можно переходить из одного корабля в другой. Наверное, именно этим путем прошли люди, убившие ливанцев. Нас и сейчас видят и слышат — Я не очень киногеничен, — сказал Чиун.Однажды его пригласили сниматься в студию. Готовый ролик он раскритиковал. Западной технике еще далеко до совершенства, сказал он тогда. Телевизионщики могут передать сходство, однако они не в состоянии передать грацию, все величие и великодушие человека, наделенного редкостными качествами. Нет, что ни говори, а этим белым еще работать да работать.— Наш корабль — это большая ловушка, папочка, — сказал Римо.— Он похож на весь остальной мир. — С этими словами Чиун указал на потолок, где виднелось некое устройство, установленное, как отметил Римо, под тем же углом, что и телеприемники внизу, в скрытой части корабля.Устройство было сломано: Чиун уже все знал и принял меры, чтобы вывести камеру из строя. * * * В норвежском порту Скаггерак, где был построен гигантский корабль, инспектор Скотленд-Ярда Дауэс, прикомандированный к службе безопасности, используя при анализе ситуации точный метод дедукции, пришел к тем же выводам, что и Римо, который провел прямые наблюдения на борту корабля.Он выявил одного подрядчика, который купил энное количество материалов "X", чтобы построить некий объект "Y", причем какую-то часть материалов (назовем ее "Z") не использовал.— Сэр, — сказал ему инспектор, — ключ к этой загадке заключается в "Z". Буквой "Z" я обозначаю тот остаток материалов, которые вы не использовали при сооружении заказанного вам объекта. Вместо него вы построили нечто другое, скрытое внутри корабля, а посему вы являетесь соучастником преступления. Не пытайтесь это отрицать.И Дауэс предъявил документы, добытые в результате расследования, проведенного им в Греции. Там были указаны объем и время перевозок материалов, полученных от субподрядчика.— Странное дело, сэр, — продолжал Дауэс. — Вы не консультировались с Демосфеном Скуратисом который построил корабль. Вы консультировались с кем-то другим, с кем-то, кто не остановится ни перед чем, для кого ничего не стоит пролить кровь беззащитных людей. С кем-то, кто пожелал вложить миллионы долларов и потратить долгие годы, чтобы добиться своего.Подрядчик слушал с каменным лицом. Они сидели в его гостиной, заставленной грубой мебелью, подходившей по цвету к каменному полу. Большое полукруглое окно-фонарь выходило на фиорд с его прозрачными серебристоголубыми водами. У подрядчика были светлые волосы и ничего не выражающее лицо, похожее на замерзший пруд. Он лениво потягивал сладкое вино.Инспектор Дауэс набил пенковую трубку. Его круглое брюшко выпирало из-под фланелевого жилета.— Я не могу разобраться лишь в одном, сэр, — сказал в заключение Дауэс. — Я знаю, что из нью-йоркского порта вышли в плавание два корабля вместо одного. Их строили много лет. Это потребовало специальных знаний и огромных расходов. Я знаю также, что страшная ловушка была сооружена во время перестройки гигантского супертанкера в комфортабельный лайнер. Известно мне и то, что скифы — древние воины-всадники и в наше время их не существует. Одного только я не знаю, сэр: кому нужны эти убийства, этот чудовищный разгул смерти?Подрядчик допил вино.— Так вы говорить, есть убитые? — спросил он.— Уже много. И вот что я хочу добавить: сам факт, что вы построили ту или иную конструкцию в соответствии с заказом, еще не является криминалом. Этим вы не совершили никакого преступления.Подрядчик налил себе полный стакан вина. Осушив его залпом, он вытер губы.— Не является криминалом? — переспросил он.— Ни в коей мере, — ответил инспектор.— Вы умеете мыслить логически?— Надеюсь, что да.— Если, по вашим словам, убито столько людей, почему я должен представлять собой исключение? Другими словами, что помешает кому-то убить и меня? Если я не совершил ничего противозаконного, я не обязан говорить с вами на эту тему.— Но это может приобрести противозаконный характер, сэр. Я уверен, что у вас в Норвегии существуют законы, направленные против тех предпринимателей, которые заявляют, что строят одно, а на самом деле строят другое. Так ведь?— Да.— Я видел груды обожженных, дымящихся тел, сгоревших местами до костей. Я уверен, такой человек, как вы, никогда не смог бы согласиться взять на себя ответственность за такие страшные дела. Ведь так?Норвежец выпил вино и налил снова.— Так ведь? — снова спросил Дауэс.Хозяин дома отпил полстакана напитка, пахнувшего мятой.— Могли или нет?— Конечно, — сказал подрядчик.— Что «конечно»? — Гость даже поперхнулся.— Я бы мог сделать что-то в этом роде. О чем речь?Подрядчик ударил гостя кулаком под дых. Некоторое время он молча наблюдал, как корчится и блюет на каменном полу эта куча дряблых мышц, потом вышел из дома и направился в небольшой сарай, где хранился разный инвентарь. Там он нашел заготовку — длинный, больше метра, кусок бруса из сырого дуба — и аккуратно обточил его с одного конца рашпилем, чтобы было удобно взять рукой; заусенцы он снял наждачной бумагой, потом стесал мешавший ему бортик. Закончив все эти приготовления, он вернулся в гостиную с видом на фиорд. Инспектор Дауэс еще не оправился от удара: ухватившись за подлокотник кресла, он пытался встать на ноги.— Вы сломали мне ребро, — простонал он.— Не сомневаюсь, — сказал подрядчик и ударил его по голове тяжелым дубовым брусом. Бить было удобно, не зря он стесал бортик.Трехсантиметровыми нейлоновыми лентами он туго примотал к телу Дауэса свинцовые слитки, выполнявшие обычно роль грузил, и сбросил его в чистый голубой фиорд.Потом он вымыл каменные плиты пола горящей водой с порошком, а дубовый брус прибил к потолку сооружаемой им мансарды. Здесь бортик, пожалуй, был бы кстати, подумал он.После этого он сел в свой зеленый спортивный «мерседес» и отправился в Осло, чтобы послать телеграмму в Лондон, в небольшую судостроительную фирму, помещавшуюся на улице Сент-Мэри Экс.Он никогда не понимал, зачем Первому понадобилась такая сложная и дорогостоящая конструкция. На более позднем этапе, когда он узнал, что корабль станет домом для ООН, он решил, что Первый представляет какую-нибудь правительственную организацию, занимающуюся шпионажем.Но когда начались массовые убийства, когда телевидение и газеты стали утверждать, что это дело рук фронта освобождения народа, которого давно нет на свете, подрядчик начал задумываться над происходящим. Однако он уже слишком глубоко увяз в этом деле, чтобы можно было позволить себе задуматься всерьез.Впрочем, ему и не пришлось долго над всем этим раздумывать. На обратном пути его обогнал автомобиль, прижавший «мерседес» к обочине. Думая, что это дорожная полиция, он не глядя протянул в окно свои права. В тот же миг они возвратились обратно: револьвер 45-го калибра всадил ему в лицо пулю, перемешавшую клочки бумаги с кусочками мозга. Пуля вышла через затылок навылет вместе с изрядным куском черепной коробки. Глава 6 Демосфен Скуратис был подавлен. Он отказывался говорить с журналистами, не хотел обедать ни с принцем Монако, ни с Ив Сен-Лораном, не радовал своим присутствием завсегдатаев игорных прите нов. Он оставлял без ответа каблограммы своей давней любовницы и делал лишь самое необходимое для того, чтобы его империя не рухнула под собственной тяжестью.Он жил на яхте, носящей имя его дочери, в открытом море, избегая заходить в порты. Ел он ровно столько, сколько было необходимо, по словам его доктора, для поддержания жизни. В течение суток он несколько раз забывался беспокойным сном, причем не более чем на двадцать минут, а в остальное время мерил шагами палубу из тика. Он не беседовал с капитаном о дальних морях, как делал это раньше в часы бессонницы. Находившись до полного изнеможения, он сваливался и засыпал на блаженные двадцать минут, после чего снова возвращался на палубу. По ночам он выкрикивал проклятья темным водам Атлантики. Днем он проклинал солнце.Команда на «Тине» была вышколенная, приученная не замечать и не обсуждать странное поведение могущественного патрона. Те, кто у него работал, не болтали лишнего о Демосфене Скуратисе, даже если видели, что он целыми сутками мечется, точно пчела, попавшая в бутылку.В Средиземном море, в пятидесяти милях от Марокко, «Тина» взяла пассажира с яхты «Корнинг». Лысый, худой, в очках без оправы, он был одет в темный костюм и белую рубашку с почти бесцветным галстуком. Качку он переносил стойко, подавляя рвоту усилием воли. Это был швейцарский банкир, один из первых банкиров господина Скуратиса.Команда не знала, что Демосфен Скуратис владеет банком, главной задачей которого было снабжать его самыми дешевыми кредитами.Скуратис принял банкира в комфортабельной каюте. Грек сидел, обернув вокруг широкого волосатого торса мохнатое полотенце. Он не брился уже три дня, и его щеки напоминали наждачную бумагу; будто черные виноградины, темнели на лице толстые губы, в любую минуту готовые разразиться проклятиями.Банкиру не нужно было скрывать смятение при виде опустившегося патрона: как истый швейцарец, он не знал, что такое смятение. Без этого легко можно обойтись, считал он. Арабы, евреи, греки наделены бурными эмоциями, но вряд ли они от этого что-либо выигрывают. Итальянцы, к примеру, никогда не хандрят долго, а шведы способны даже на самоубийство, чтобы избавиться от депрессии. Банкир не мог понять, почему мир не устроен по образу и подобию Швейцарии. Но это его и не слишком заботило ему было довольно того, что в Швейцарии живут швейцарцы.Для начала он передал патрону поздравления от совета директоров по поводу того, что Скуратис с блеском вышел из трудной ситуации, получив, благодаря своим редким способностям, 28,3 процента прибыли с учетом девальвации доллара. Потратив весьма скромную сумму на подарки делегатам из стран Третьего мира, грек сумел всучит ООН свою дорогостоящую посудину. Он изобрел гениальный предлог, убедив делегатов, что такое расистское государство, как Америка, не может быть домом ООН, а при голосовании умело манипулировал голосами. В результате Соединенные Штаты уплатили в качестве своей доли расходов на покупку судна сотни миллионов долларов — за сомнительное удовольствие быть заклейменными в глазах мирового сообщества ярлыком расистов. А деньги пошли господину Скуратису.Банкир был рад доложить, что на банковские счета уже поступили последние взносы.— Вы будете преуспевать в жизни, но никогда не станете истинно богатым человеком, — сказал Скуратис.— Я вас не понимаю, сэр.— Вам никогда не стать богатым человеком, потому что вы не испытали бедности.— Сэр?..— Я хотел сказать, бесчувственный вы труп, — вдруг завопил Скуратис, что вы понимаете только цифры, но не людей! А я знаю и то, и другое. Вы не понимаете меня, а я вас вижу насквозь!Он приподнял свой короткий торс с шелковой подушки и раскрошил в стакан с водой белые кубики «маалокса». Вода стала белой как молоко. Скуратис залпом выпил весь стакан.— Я умею считать не хуже вас, господин банкир. Уж не думаете ли вы, что Скуратис держал на воде эту махину и тратил семьдесят две тысячи долларов в неделю для того, чтобы заработать прибыль?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18