В восторге - сайт Водолей 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

И наоборот.
— Как интересно! — сказала женщина.
На самом деле ей это было вовсе не интересно. Она покосилась на свою левую грудь и представила себе, как она смотрелась бы, если бы к ней вернулась молодость. Или если бы грудь внезапно выросла. Она всегда твердила, что очень рада, что у нее не такая огромная, вульгарная грудь. Огромные груди она всегда обзывала американским извращением, бескультурьем, отвратительным для по-настоящему цивилизованных людей.
— Я знаю одну: сама тоненькая, а грудь — пятый номер, — обрадовалась женщина.
Шийлу беспокоили другие проблемы. Она уже целый день не ела. Она напала на старушку, ходившую за хлебом. Хлеб она не тронула.
На следующий день явились девушки.
Через сутки у Шийлы Файнберг была именно такая внешность, которую ее мать называла «кричащей». Нос больше не горбился, грудь вызывающе выпирала, бедра изгибались сладострастной дугой, волосы стали длинными, золотистыми.
Полиция ее ни за что не опознает. Но важнее было другое: своей красотой она сможет покорять самцов человека. Пусть власти напустят на нее свои лучшие силы: сперва им придется найти и узнать ее, а потом устоять перед ее чарами.
Пусть ее ищут — теперь эта проблема отодвинулась на задний план, сменившись другой: ей требовался партнер.
Весь день она испытывала странное возбуждение. Ей было трудно не тереться задом о двери и не распространять по всему Бостону и окрестностям свой запах.
Попросту говоря, у нее началась течка. Она была готова к продолжению рода.
Она еще дважды пообедала. Трупы с выгрызенными животами породили панику. Город наводнили агенты федеральных служб. Здесь были и сотрудники секретной службы министерства финансов США, хотя их это и не касалось, агенты ФБР, хотя преступления не представляли собой покушения на федеральные законы. Трупы изучали специалисты из ЦРУ, хотя закон не разрешает агентству действовать в пределах страны.
Мэр города, столкнувшись с проблемой, оказавшейся выше его понимания, на решение которой у него не было ни малейшей надежды, произнес по телевидению следующие слова: «Мы удвоили бдительность, развернули огромные силы и приближаемся к тому, чтобы положить этому ужасу конец».
Если в этих словах и был какой-то смысл, то лишь тот, что город тратил все больше денег. Выжившим придется расплачиваться за это, платя больше налогов. Стояло лето. Горожане города готовились к ежегодным осенним беспорядкам на расовой основе. Но Шийла знала о них больше, чем знают о себе они сами. Она знала, что люди с разным цветом кожи одинаковы.
Знала она и другое: учитывая продолжительность вынашивания, процесс воспроизводства грозил занять слишком много времени.
«Возможно, — думала Шийла, — мне удастся изготовлять себе подобных ускоренным методом».
Под «себе подобными» она подразумевала не большегрудых блондинок.
Глава 4
В Бостонской биологической аспирантуре, где проводила свои эксперименты с хромосомами печально прославившаяся доктор Шийла Файнберг, были приняты строжайшие меры безопасности.
Люди, вооруженные до зубов, досаждали прохожим на тротуарах перед лабораторией. Допросу подвергались длинноволосые и бородатые. То обстоятельство, что оснований допрашивать длинноволосых и бородатых имелось не больше, чем в отношении коротко стриженных и опрятно одетых, охранников нисколько не тревожило.
Просто они не знали, кого именно ищут.
Ни один из них понятия не имел, что за штука хромосома. Один подозревал, что она страдает левым экстремизмом, однако не был в этом до конца уверен. Все они видели фотографии доктора Шийлы Файнберг, с которых вместо сексуальной грудастой блондинки на них смотрела плоская особа с малопривлекательной внешностью.
Римо и Чиун предъявили удостоверения. Они всегда так поступали, когда не было необходимости силой врываться в помещение. Судя по удостоверениям, оба принадлежали к разведывательному подразделению министерства сельского хозяйства. Это звучало достаточно официально, чтобы проникать, куда следует, и вполне скромно, чтобы не привлекать внимания.
— Этот человек — иностранец, — сказал охранник, указывая на Чиуна.
— Это вы — иностранец, — сказал Чиун. — Все вы иностранцы. Но я стерплю оскорбление.
Чиун, прежде питавший слабость к дневным «мыльным операм», однажды смотрел серию о нетерпимости и с тех пор полагал, что нетерпимость — это плохо. Более того, он считал ее пороком. Он поклялся, что отныне будет делом доказывать, что белые и черные ничем не хуже желтых.
Своими умозаключениями он тогда поделился с Римо.
«С этого дня я буду делать вид, будто твоя кровь не хуже моей, — заявил Чиун. — С мой стороны это будет проявлением терпимости и сострадания. Я буду терпимо относиться ко всем низшим расам. Этот урок я усвоил у вашего общества».
«Папочка, — сказал ему в ответ Римо, — человека делает лучше или хуже других не его кровь. Все дело в том, как он поступает, как мыслит».
«У тебя все это получается неплохо, со скидкой на то, что ты рожден белым».
«Ты взял меня в ученики, потому что никто в твоей деревне не подходил на эту роль. Однажды ты попытался выдрессировать односельчанина, но тот оказался лентяем и предателем. Тебе пришлось искать ученика в мире белых людей. Так ты нашел меня».
«Я не знал, что ты окажешься таким способным. Ты много знал. Я взялся за тебя благодаря твоим знаниям, а не потому, что ты белый. Я скорее поручил бы слону шлифовать алмазы, чем стал бы искать белого для передачи ему тайн Синанджу. Однако ты оказался на высоте, и — о, радость! — благодаря моему таланту педагога мы получили в итоге слона, шлифующего алмазы. Слава мне!»
«Это одна из твоих молитв или упражнение для утреннего пробуждения?» — спросил Римо.
Чиун не понял смысла оскорбления, но уловил язвительный тон фразы. Что ж, когда нежный, любящий бутон раскрывает свои лепестки, даруя благословение, то при этом неблагодарная пчела получает возможность для злого укуса. Цветком был Чиун, пчелой — Римо.
Охранник в дверях Бостонской аспирантуры впился взглядом в удостоверения.
— Вы — Римо Клутье и Ванго Хо Пан Ку ? Так, мистер Ку?
— Совершенно верно, — ответил Чиун.
— Проходите, — бросил охранник.
Длинный ноготь Чиуна мелькнул в воздухе со стремительностью змеиного жала. Охранник ничего не успел заметить. Однако у него зачесалась кисть.
Он потер зудящее место и обнаружил на руке кровь. У него была вскрыта артерия.
То был, разумеется, не слепой акт насилия. Чиун рассматривал это как дар тому, на кого он работает.
Он никогда в жизни не встречал формы правления, подобной американской, и никак не мог взять в толк, почему Смит не торопится убить президента и занять трон, а посему предполагал, что они с Римо работают на благо американского народа. Римо объяснял ему, что охранники — слуги общества.
Поэтому, входя в Бостонскую биологическую аспирантуру, Мастер Синанджу преподал слуге американского общества урок ответственности перед работодателем и проучил за заносчивость в отношении общества как такового.
Кроме того, урок Чиуна означал, что нетерпимость, особенно со стороны низшей расы, будет в Америке наталкиваться на нетерпимое к ней отношение Мастера Синанджу.
Наказание не было настолько суровым, чтобы охранник рухнул на колени и стал взывать о помощи, обливаясь кровью. Тут Чиун проявил понимание, которого так недостает этой нации.
Нельзя сказать, чтобы белые были совершенно ни для чего не пригодны.
Чиун знал, что в некоторых областях они добиваются успехов. К ним относились, к примеру, чудеса, происходящие у них в лабораториях. На протяжении последних полутора веков Мастера Синанджу возвращались в свою корейскую деревню с рассказами о загадках Запада. Сначала это были машины, говоря в которые, люди слышат друг друга за много миль, потом — летающие люди, движущиеся картинки на стеклянных экранах и то, как западный знахарь без всякой умственной подготовки, просто всадив в пациента иглу, умудряется усыпить его, не причинив боли.
Запад был полон загадок. Взять хотя бы распутниц с размалеванными физиономиями. Сам Чиун спрашивал в молодости своего Мастера и наставника о западных женщинах.
«Нет, — отвечал наставник, — неправда, что их интимный орган устроен не так и что в нем есть иголки, которые причиняют тебе боль, если ты не платишь им за услуги».
«Тогда какие они?» — допытывался Чиун, по молодости лет восприимчивый к загадочным историям.
«Какие есть, такие и есть. Сама жизнь — величайшая загадка. Все остальное — это то, что ты знаешь или то, что упустил».
«Мне больше нравится загадочное», — ответил Чиун.
«Ты — самый непослушный ученик, какой когда-либо был у Учителя».
Этот упрек неоднократно адресовался молодому Чиуну, но тот никогда не признавался в этом собственному ученику, Римо. Пусть Римо думает, что это он — самый непослушный ученик во всей истории Дома Синанджу.
Западная лаборатория представляла собой восхитительное зрелище: колбы в форме толстых пальцев, прозрачные пробирки, огоньки, зажигаемые таинственными силами вселенной.
— Это всего лишь лаборатория, папочка.
— Мне хочется увидеть загадочный дематериализатор. Я слышал о нем, но мне уже много лет не удается на него взглянуть. А ваши кудесники давно держат его в своих волшебных дворцах. Давно!
— Понятия не имею, о чем ты. Нам надо найти старую лабораторию доктора Файнберг и понять, кого мы, собственно, разыскиваем.
— Западную волшебницу. Очень опасная порода. Прежде сила Запада никогда не заключалась в ваших уродливых белых телах, а только в ваших волшебных машинах.
— В белом теле нет ничего уродливого.
— Ты прав, Римо. Терпимость! Я должен терпимо относиться к жирным пожирателям мяса. Мертвенная бледность может казаться красотой тем, кто сам мертвенно-бледен.
Вход в лабораторию доктора Файнберг охранялся. Охранники удовлетворились предъявленными им удостоверениями.
— Мне здесь нравится, — сказал Чиун.
В дальнем углу помещения сидел за столом брюнет лет сорока пяти, мрачно смотревший через очки прямо перед собой. Стоило Римо сделать попытку представиться, как мрачный принялся безжизненным тоном повторять то, что твердил уже десяткам людей. При этом он не смотрел на Римо.
— Нет, вещества, с помощью которого можно было бы снова создать то, во что превратилась доктор Файнберг, не существует. Нет, мы не знаем, что за процесс стоит за ее превращением. Нет, у нас не проводится аналогичных экспериментов. Нет, я не являюсь и не являлся членом коммунистической партии, нацистской партии, ку-клукс-клана или любой иной группировки, руководствующейся человеконенавистническими идеями или планирующей свержение правительства Соединенных Штатов. Нет, я не знал, что это может произойти. Нет, мне неизвестно, где может находиться доктор Файнберг, я не знаком с ее близкими друзьями и не знаю, не была ли она сумасшедшей.
— Хэлло, — сказал Римо.
— О, — спохватился мрачный, — так вы не собираетесь меня допрашивать?
— Собираюсь, — ответил Римо, — только я буду спрашивать о другом.
— Да, собираемся, — подтвердил Чиун.
— Чем вы занимались последние несколько дней? — задал Римо свой первый вопрос.
— Отвечал на вопросы.
— Где вы прячете свои волшебные дематериализаторы? — хитро спросил Чиун.
— Минутку, папочка, — сказал Римо. — Дай мне сперва покончить с моими вопросами. — Повернувшись к мрачному брюнету в белом халате, он продолжал: — Ни один человек не интересовался ничем, кроме информации такого рода?
Тот покачал головой.
— А вы только и делали, что отвечали на вопросы?
— В лаборатории — только это. Моя личная жизнь — мое дело.
— Расскажите нам о ней, — попросил Римо.
— Этого я делать не обязан.
Римо дернул собеседника за ухо, и тот решил, что раз Римо так насущно необходим ответ, то он пойдет ему навстречу. Он служит лаборантом. Его подружка попросила кое-что ей принести. Сообщая это, лаборант пытался остановить полотенцем поток крови.
— Ваша подружка — это Шийла Файнберг?
— Вы смеетесь? Ниже подбородка Файнберг походила на кучу окаменевшего дерьма, выше — на полярную сопку. Она была так некрасива, что мне казалось, что она заряжена отрицательным электричеством. Лицо — как сморщенный чернослив.
— А что вы делаете для своей подружки?
— Все, чего она захочет. Она так неотразима, что могла бы заставить иезуита спалить священное писание.
— Что именно вы ей дали?
— Мы называем это изолятором. Это химический состав типа желатина, замедляющий изменение температуры в веществе, которое в него помещено.
— Понятно.
Римо чувствовал, что все это далеко не так безобидно, как звучит.
— Теперь перейдем к серьезным делам, — вмешался Чиун. — Где вы прячете свои волшебные дематериализаторы?
— Что?!
— Такие чудесные устройства, которые раскручиваются и делают из одного вещества другое.
Лаборант пожал плечами.
Чиун заметил на столе пакет молока. В дело пошли длинные ногти: он открыл пакет, вылил молоко в пустую колбу и стал стремительно вращать в ней пальцем.
Постепенно внизу колбы собралась вода, а вверху оказались густые сливки.
— Вы делаете то же самое не руками, а с помощью волшебства, — объяснил Чиун лаборанту.
— Господи, да вы ходячая центрифуга! — удивленно воскликнул тот.
— Вот вы и произнесли это слово — «центрифуга»! Великая тайна центрифуги заключается в том, что вы включением кнопки делаете то же самое, что делает моя рука. У нас никак не возьмут в толк, как это у вас выходит.
— Это вы делаете голыми руками то, что под силу только центрифуге! Невероятно! Как можно сепарировать материю руками?
— Можно, и все тут. Это делают пальцы. А как это получается у центрифуги?
— Согласно научным законам.
— Гений Запада! — вскричал Чиун и стал наблюдать, как новый знакомый осуществляет аналогичный процесс с помощью своего волшебного устройства.
Нет, они не раздают свои центрифуги — таков был ответ лаборанта на очередной вопрос.
Чиун предложил обмен.
— Что вы мне за нее дадите?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20


А-П

П-Я