С января 1944 года и до конца войны ими командовал Кёстринг. Я встречался с Биттенфельдом еще раз в ноябре 1944 года в Потсдаме у генерала Кёстринга. Но об этом я расскажу в другой связи.
Во всяком случае, после образования ФРГ я не был удивлен, узнав, что звезда Герварта фон Биттенфельда поднялась высоко и взошла на дипломатическом небосводе Федеративной Республики. В конце войны он в скромном звании ротмистра добровольно, как и его начальник, сдался в плен американцам. Он с самого начала играл руководящую роль в создании министерства иностранных дел ФРГ, работал как в Бонне, так и на различных важных посольских должностях за рубежом, а затем был статс-секретарем и руководителем бюро президента ФРГ Любке.
Весной 1982 года один из моих друзей, который иногда выезжал на сессии ООН в Нью-Йорк, показал мне попавшую ему там в руки книгу. Эта книга, сказал он, может вызвать у меня интерес. И действительно, я нашел в ней сведения об обстановке в бывшем посольстве фашистской Германии в Москве накануне нападения на Советский Союз. Об этом мне хотелось бы рассказать.
Речь идет о вышедших в 1973 году в Нью-Йорке мемуарах Чарльза Болена «Свидетель истории периода 1929–1969 гг.». В конце тридцатых – начале сороковых годов, то есть когда я переселился в Москву, Болен работал там в американском посольстве, отвечая за «добычу сведений». Целую главу своих мемуаров он уделил своему «источнику в фашистском посольстве».
Доверенным лицом американской разведки в посольстве фашистской Германии в Москве был, как рассказывалось в мемуарах, Ганс-Генрих Герварт фон Биттенфельд. В течение нескольких лет Болен получал от него всю секретную информацию, доступную второму секретарю германского посольства, у которого также существовали давние доверительные отношения с генералом Кёстрингом, Хильгером и с послом Шуленбургом. Эта информация включала в себя также все детали шедших тогда политических переговоров между Берлином и Москвой, а также все тексты заключенных договоров и соглашений.
Начальник разведслужбы американского посольства в Москве Болен обычно встречался со своими «источниками» во время утренних конных прогулок, которые он совершал во время пребывания на даче посольства США, расположенной примерно в 17 км от Москвы, и во время регулярных посещений теннисного корта. Для прогулок он имел в своем распоряжении несколько верховых лошадей. Этих лошадей он, разыгрывая из себя доброго хозяина, предлагал располагавшим нужными ему сведениями дипломатам, которых он, как говорят, хотел «потянуть за язык». Подобные предложения охотно принимались – об этом в свою бытность в Москве слышал и я.
Но иногда «любитель спорта» Болен наносил визиты Биттенфельду в его рабочем кабинете в германском посольстве. Это происходило прежде всего тогда, когда речь шла о каких-либо срочных делах. А кабинет был тот самый, который мне пришлось делить вместе с Биттенфельдом. Теперь я, конечно, лучше понимаю, почему он с такой неприязнью воспринял мое появление в посольстве. Теперь он не мог в моем присутствии принимать в посольстве американского разведчика.
Между прочим, Болен в своих мемуарах пишет о том, что Биттенфельд подготовил и передал ему перед отъездом из Москвы свою замену – советника посольства фон Вальтера. Но, как с сожалением отмечал Болен, этот «источник» оказался не столь богатым.
Остается лишь добавить, что Болен, с которым мне так и не довелось познакомиться лично во время войны, выступал в качестве личного переводчика президента США Рузвельта на его встречах со Сталиным на ряде крупных конференций. Позднее он участвовал в качестве советника президента Трумена в Потсдамской конференции, четыре года был послом США в Москве.
Но вернемся к событиям 1940 года, который для меня был связан с массой переживаний, – оказавшись в Москве и действуя в основном самостоятельно, я пытался утвердиться в посольстве фашистской Германии в качестве заместителя заведующего отделом торговой политики, однако у меня не было дипломатического ранга. Прежде всего мне было необходимо осторожно нащупать возможности для успешного ведения борьбы против фашистского режима и его политики войны. При этом оказалось, что представители крупных немецких концернов считали меня, так сказать, своим сообщником и откровенно делились теперь со мной немаловажными сведениями, которые они мне обычно не доверяли, когда я был лишь членом делегации на торговых переговорах.
Доктор Шиллер
Крупные немецкие концерны, заключившие с Советским Союзом немало соглашений о товарных поставках, получили тогда возможность открыть в Москве свои более или менее постоянные бюро – в то время шли бесконечные переговоры и консультации о заключении новых сделок или о выполнении уже заключенных соглашений, поступали различные особые пожелания в связи с советскими поставками или монтажом немецкого оборудования. Например, в Москве почти постоянно находились высокопоставленные представители концернов Маннесмана и Круппа, «Дегусса» и Отто Вольфа. Особую роль в этих делах играл некий доктор Шиллер, представлявший в Москве концерн «ИГ-Фарбен». Я, собственно, уже не помню, был ли он тогда все еще доктором, или уже носил титул профессора. Но это не так уж важно. Господин Шиллер обращал на себя внимание и своим автомобилем «опель-адмирал», который он привез с собой в Москву. Он также долгое время жил в гостинице «Националь». Он находился здесь якобы главным образом в качестве агента «народнохозяйственного отдела» концерна «ИГ-Фарбен». Для заключения же крупных сделок в Москву обычно направлялись другие специалисты концерна.
Официально задача «народнохозяйственного отдела» концерна «ИГ-Фарбен», где было занято 200–300 научных сотрудников, состояла в подготовке обоснованных анализов положения на рынках. Будучи тогда еще довольно наивным человеком, я поначалу верил этому. Но как-то в начале 1941 года военный атташе генерал Кёстринг вручил мне один из таких «анализом рынка» с просьбой внимательно с ним ознакомиться и сказать свое мнение. На документе стоял гриф «строго секретно» или даже «секрет государственной важности».
Когда я внимательно прочитал этот документ подразделения концерна «ИГ-Фарбен», которое представлял в Москве господин Шиллер со своим «опель-адмиралом», я был чрезвычайно удивлен и даже несколько напуган. Зачем, гадал я, Кёстринг дал на заключение эту работу так называемого «народнохозяйственного отдела» концерна «ИГ-Фарбен» именно мне? Не ловушка ли это, в которую хотят меня заманить? Ведь раньше Кёстринг никогда не давал мне свои секретные документы, к которым я официально не имел ровно никакого отношения. Из этого сфабрикованного «народнохозяйственным отделом» «ИГ-Фарбен» секретного документа со всей очевидностью следовало, что германо-фашистский империализм, начиная, так сказать, от концерна «ИГ-Фарбен» и вплоть до самого Гитлера, активно готовился к нападению на Советский Союз, явно предстоящему в самое ближайшее время.
В этом пресловутом «анализе рынка» «народнохозяйственного отдела» речь шла прежде всего о том, какое военное значение имеет созданный к тому времени в Советском Союзе промышленный потенциал, как долго в случае большой войны с Германией сможет экономическая база Советского Союза обеспечивать свои войска на фронте необходимым оружием, приборами и боеприпасами. Особенно подробно рассматривал «народнохозяйственный отдел» концерна «ИГ-Фарбен» вопрос о том, как долго сможет Красная Армия оказывать сопротивление наступающему крупными силами противнику, когда Украина и другие области европейской части Советского Союза с развитой промышленностью, в частности военной, будут уже оккупированы этим противником, то есть гитлеровской Германией.
Упомянутый «анализ рынка», подготовленный явно по заказу правительства Гитлера, основывался на частично устаревших цифрах и фактах, а также на чистейшем, лишенном какой-либо основы вымысле.
В этом отношении он имел лишь малое сходство с другими подобными «анализами рынка», при помощи которых могущественный концерн «ИГ-Фарбен» помогал вести «научную» подготовку военных агрессий гитлеровской Германии путем обобщения и использования точных данных об экономическом потенциале намеченной жертвы. В данном случае «анализ рынка» был полон антикоммунистических предрассудков, распространенных не только в гитлеровской Германии. Из этого «анализа» со всей очевидностью следовало, что его авторы стремились выработать для фашистского руководства именно такую «научную оценку», которую хотел получить Гитлер для своей агрессивной войны.
Я никак не мог представить себе, что речь шла об оценке, которую следовало принимать всерьез. В документе, например, содержалось утверждение, что производственных мощностей Советского Союза по производству личного огнестрельного оружия и уже имеющихся его запасов не хватит даже для того, чтобы в случае большой войны вооружить призванных по мобилизации солдат винтовками, автоматами и пулеметами. Подобная оценка показалась мне настолько авантюристичной и примитивной, что я подумал: меня хотят использовать для дезинформации Советского правительства. Но в этом случае, конечно, следовало исходить из того, что моя подлинная роль в Москве, моя деятельность антифашиста-подпольщика раскрыты. Но тогда моя жизнь висела на волоске.
Но, обдумав ситуацию еще раз с учетом всех сопутствовавших обстоятельств, я все же пришел к убеждению, что заправилы фашистской Германии находились в плену собственной, основанной на антикоммунистических предрассудках антисоветской пропаганды. Я расценил этот «анализ рынка» как еще одно подтверждение того, что ждать военного нападения осталось уже совсем недолго.
Прежде чем высказать генералу Кёстрингу свое мнение о переданном мне на заключение секретном документе, я связался с моим московским другом Павлом Ивановичем. Надо было информировать его о документе и согласовать с ним мою оценку этого материала, которую следовало высказать военному атташе. Когда он посоветовался со своим руководством, мы условились с ним, что я сообщу Кёстрингу свое упомянутое выше личное мнение вместе с упреком в безответственном легкомыслии в адрес составителя документа и буду упорно отстаивать это мнение. Кёстринг, который обсуждал со мной эту бумагу не менее часа, согласился со мной. С тех пор он был со мной чрезвычайно откровенен.
Как-то раз через много лет после войны я из профессионального интереса смотрел и слушал передававшуюся по телевидению ФРГ беседу с тогдашним министром экономики боннского правительства социал-демократом профессором Шиллером. Я был удивлен, увидев на экране господина Шиллера, работавшего тогда в Москве, – того самого Шиллера из «отдела народного хозяйства» концерна «ИГ-Фарбен», который, по всей вероятности, играл главную роль в подготовке упомянутого «анализа рынка». Вскоре после этой «встречи» господин Шиллер расстался со своим министерским постом, заняв, видимо, более доходное место представителя Дрезденского банка. Потом он совсем исчез из моего поля зрения.
Планы реакции сорваны
Но вернемся к событиям второй мировой войны. С конца 1939 года реакционные круги прибалтийских государств развернули опасную деятельность. «Странная война» и связанное с ней намерение развязать всеобщий «крестовый поход против Советского Союза» побудили фашистские правительства Эстонии, Латвии и Литвы предпринять авантюристическую попытку подключиться к этому «крестовому походу». Они всячески стремились саботировать договоры о взаимной помощи с Советским Союзом. Одновременно указанные правительства все более открыто становились на путь сотрудничества с правящими кругами фашистской Германии и создали направленный против Советского Союза военный союз прибалтийских стран. Вначале они опирались на поддержку империалистических западных держав, а потом стали надеяться на то, что скоро гитлеровская Германия развяжет войну против Советского Союза.
Дипломатические представители прибалтийских стран в Берлине, располагавшие там хорошими источниками информации, сообщали своим правительствам, что гитлеровская Германия готовится к большой войне с Советским Союзом. Реакционное правительство Литвы в феврале 1940 года предложило Берлину объявить Литву «протекторатом» фашистской Германии. В ходе этих переговоров помощник шефа гестапо Гиммлера заявил, что «протекторат над Литвой Германия, возможно, осуществит до сентября 1940 г. и уж во всяком случае не позднее окончания войны на Западе».
Усиливавшаяся опасность оказаться втянутыми господствующими кругами в военную авантюру против Советского Союза привела к мобилизации народных масс прибалтийских стран и к созданию ими антифашистских народных фронтов. Их целью было свержение фашистских правительств, установление демократического строя и защита этих стран в сотрудничестве с Советским Союзом от угрозы со стороны гитлеровской Германии. По оценке советской историографии, к июню 1940 года в Литве, Латвии и Эстонии созрела революционная ситуация. В середине июня правительство Советского Союза публично разоблачило намерение правителей прибалтийских стран саботировать договоры с Советским Союзом о взаимной помощи, указав народам этих стран на грозившую им опасность стать жертвами германского фашизма.
Под давлением народных масс там произошла смена правительств: вместо фашистских правительств были образованы народные правительства. В середине июля 1940 года там состоялись демократические выборы, в результате которых подавляющим большинством голосов одержали победу представители интересов трудового народа. Вновь избранные сеймы провозгласили восстановление в этих странах Советской власти. Они обратились к Верховному Совету СССР с просьбой принять прибалтийские государства в семью народов Советского Союза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76