– Ответ на этот вопрос ты не сыщешь ни в учебнике по риторике, ни в латинской грамматике. Никто ответа не знает, Дик, – потому что ответа-то и нет. Но по крайней мере тебе дано отдыхать, приятель. Ты можешь уснуть – и забыться. Можешь все выбросить из головы на благословенные несколько часов. Сон! Чего бы Хэм Пике-ринг ни отдал за одно-единственное мгновение сна, одно мгновение покоя!.. Видишь ли, Дик, таким, как я, отдых заказан. Нет, нет, приятель. Для таких, как я, отдыха нет.Клерк одаривает его сочувственным взглядом, в котором отражается также и любопытство, и немалая доля страха.– Что с нами сталось, Дик? Что сталось со мной? А! Отличный вопрос. Дик, ты ведь видишь меня перед собою? Ну конечно же, видишь. Так вот, как же такое может быть, приятель? Ты разве не знаешь, что я покойник?Нет, мистер Скрибблер об этом не знал. Как следствие, нижняя губа его начинает дрожать, глаза вылезают из орбит; он явно не на шутку перепуган.– То-то, приятель! – восклицает мистер Пикеринг, чуть картинно размахивая руками. – Ты видишь перед собою смерть, – смерть, чуждую покоя. Но что это, Дик? Прислушайся! Это грохочет шторм среди моря. Слышишь? Видишь? Ощущаешь его мощь, приятель? Ветер и дождь, сплошная завеса дождя! Палуба раскачивается, шпангоуты трещат. Тебя с ног до головы окатывает соленая вода. Соль у тебя в ноздрях, соль в горле, соль в легких – соленая вода, она повсюду. Крики утопающих. Кошмар, приятель, сущий кошмар! Тьма… парализующий холод… парализующий страх… а вот настал черед и Хэму идти на дно…Мистер Скрибблер потрясен и устрашен. Сердце его неистово колотится о ребра.– Вот и конец. Непроглядная тьма. А в следующее мгновение я – раз, и внезапно оказываюсь в Солтхеде – безо всяких объяснений. Ха-ха! Может, ты мне растолкуешь, что это все значит, приятель? В чем шутка-то? Потому что, черт меня подери, сам я ничегошеньки не понимаю!Матрос разражается безумным хохотом и снова крутится на каблуках. Словно по волшебству, в руках его возникает смятое, забрызганное водой письмо.– Можно тебя попросить о дружеской услуге, Дик?Мистер Скрибблер с замирающим сердцем отвечает согласием, опасаясь, что отказ повлечет за собою самые жуткие последствия.– Возьми вот это письмо и доставь его по назначению, будь так добр. Оно адресовано юной леди, за которой я некогда ухаживал. Ты ее знаешь, приятель?Скользнув взглядом по имени, начертанном на послании, клерк дает понять, что эта дама ему незнакома.– Чудесная девушка, Дик, просто чудесная! Мы могли бы быть счастливы – да только я сам виноват! Жизнь преподала мне суровый урок. Слишком поздно; я уже ничего не поправлю, а вот ты сможешь. Отдай ей письмо; пусть она хотя бы узнает, как я жалею о том, что стал источником стольких бед. Ей не за что себя винить. Видишь ли, Дик, она любила меня, вправду любила, любила всем сердцем.Бедный мистер Пикеринг! Что мертвые знают о любви? А если уж на то пошло, много ли знают о любви живые?– Я вбил себе в голову, будто она мне изменила, и моя гордыня разлучила меня с ней. Она умоляла меня ее выслушать. Умоляла меня, приятель!.. А я вместо того завербовался на треклятый корабль – и только Хэма Пикеринга и видели! А она горюет обо мне и по сей день – Дик, я это знаю. Я ее видел! Отдай ей это письмо от моего имени. Это все, что у меня осталось.Мистер Скрибблер дает понять, что все исполнит как должно, и прячет письмо в карман пальто.– Спасибо тебе, Дик, – благодарит матрос, еще несколько раз крутнувшись на каблуках, – ни дать ни взять нескладный фигурист, забавляющийся на льду. – Спасибо тебе, Дик Скрибблер, Дик-Писака, ибо писакой ты был и останешься. С таким именем особо не соврешь. Тут уж чистая правда – и только. Лишь факт как таковой. В конце-то концов, – объявляет мистер Пикеринг уже совсем другим голосом, – факты это ФАКТЫ.От резкого перехода мистеру Скрибблеру становится еще неуютнее.– Такой уж это мир, Дик. Что ты о нем знаешь? Я-то, пока странствовал, мир сполна повидал – точнее, то, что от него осталось. А ты как думаешь? Везде одно и то же: одни и те же места, одни и те же люди. Ничего нового!Мистер Скрибблер допускает, что так оно и есть, хотя сам он своими глазами не видел.– Сделай же со своей жизнью хоть что-нибудь примечательное, приятель, пока у тебя есть шанс. Не уподобляйся этим всем и каждым повсюду вокруг. Мужайся! Сделай что-нибудь примечательное со своей жизнью, пока не поздно! Поверь мне, Дик, я знаю что говорю. Сделай, как я советую, и тебя будут помнить долго после того, как твоим уделом станут немота и прах.Мистер Скрибблер, несколько волнуясь, соглашается последовать этому наставлению.– Что ж, приятель, – продолжает матрос, украдкой потирая руки; его отталкивающая улыбка отбрасывает на землю слабый блик. – Что ж, Дик, все это очень даже хорошо и славно, но, думается мне, настала пора преподнести тебе нечто примечательное. Вот, возьми-ка это, приятель, и давай жарь!В руке мистера Пикеринга материализуется зажженная спичка, точно так же, как совсем недавно – письмо. Клерк снова боится ослушаться – и тем не менее колеблется.– Что? Отчего ты так напуган, Дик? Неужто никогда не видел пламени? А ну, бери!Собравшись с духом, мистер Скрибблер принимает подношение. Головка спички ярко накалена: сине-желтая слезинка, пылая, трепещет на ветру. На глазах у клерка мистер Пикеринг проносит сквозь пламя сперва ладони, а потом и руки до самого плеча, и конечности его сей же миг вспыхивают, точно сухое дерево.– Глянь-ка на меня, Дик, – говорит он, невозмутимо поднимая руки и демонстрируя их мистеру Скрибблеру со всех сторон. – Глянь-ка на меня! Разве не примечательно? Ха-ха! Да ты, никак, озадачен, приятель? Никакой тайны здесь нет. Ни покоя, ни отдыха. Огонь ничем уже не повредит старине Хэму. Как можно причинить ему вред, если он и без того покойник?Клерк роняет спичку. Вытаращив глаза, разинув рот, он в слепом ужасе шарахается от жаркого, жадного пламени.– Да это только начало, Дик. Мы же только почин положили, приятель! А погляди-ка еще вот на это!Хохоча, матрос дотрагивается руками до груди и ног. В следующее мгновение все его тело объято пламенем: дымится и потрескивает, точно горящее на поле чучело.– В чем дело, Дик? Всегда был трусишкой, а? Всегда ноги в руки – и бежать! А чтоб смело взглянуть в лицо миру – так это нет, ни за что! Твоя вечная беда, приятель, – ты не в силах примириться с миром и бежишь от него. Не в силах перенести собственного позора. Ты совсем не изменился, приятель, ну вот нисколечко! Потому ты больше и не разговариваешь, верно? Взглянул на мир – и лишился дара речи? Ну-ка, посмотри на меня, Дик!Сжавшись от страха, мистер Скрибблер повинуется. Мистер Пикеринг одаривает его прощальным салютом на самый что ни на есть морской лад.– Смотри на меня, Дик!Матрос подносит руку к виску, и голова его взрывается каскадом пламени.– Смотри на меня! – доносится откуда-то голос Хэма. – Уж таков этот мир, приятель, уж таков этот мир!Не в силах более выносить кошмар, мистер Скрибблер падает на колени прямо посреди улицы. Охваченный пламенем матрос освещает улицу, точно праздничный костер. Шум и жар, удушливая вонь дыма и горящей плоти, туман, доносящиеся непонятно откуда крики мистера Пикеринга – все детали складываются в одно грандиозное видение Апокалипсиса.Уж таков этот мир, Дик!Со временем кошмар развеивается, и клерк приходит в себя уже в совсем ином месте.Здесь куда тише, куда спокойнее и совсем не так холодно, хотя и не тепло. Вот – еловый стол, а вот – несколько обтрепанных стульев, и еще покосившийся комод. А еще здесь есть камин – на каминной полке изнывают несколько фарфоровых безделушек, а вот огонь, по счастью, не пылает; нет-нет, он догорел сам собою какое-то время назад. Есть и окно, за ним унылый серый пейзаж. У каминной решетки на ножках притулился низкий диванчик; на нем-то и полулежит сейчас мистер Скрибблер. Знакомое место, уютное место. Его собственная каморка на чердаке.Дрожа, клерк поднимается на ноги, тело слушается плохо. В животе, в самом центре его существа, угнездилось что-то нездоровое. Он вспоминает вчерашнюю ночь, веселую попойку в таверне, встречу с мистером Пикерингом и удивляется, как это ему удалось добраться до дома. Он трет щеки и лоб и, плеснув на руку воды из кувшина, брызгает себе в лицо. За спиной у него раздается резкий свист: между досками рамы просачивается сквозняк. Мистер Скрибблер оборачивается, подходит к окну. Печальным, нездешним взглядом всматривается он в туман, но не различает ничего более примечательного, нежели хорошо знакомый вид на Свистящий холм.Мистер Скрибблер запускает руку в карман пальто и нащупывает кошелек, отлично зная, что денег в нем не осталось. Однако, к вящему изумлению владельца, обнаруживается, что все на месте, – все, вплоть до последней монеты. Кошелек не пуст, но, напротив, пухл. И на мистера Скрибблера снисходит озарение: никаких денег он не растратил, потому что вообще не ходил в пивную, и, стало быть, не было никакой попойки, и никакого мистера Пикеринга, и никакого костра. Вон на диване валяется открытая книга, а в камине – ни следов огня… И он понимает, что вчерашняя ночь – это ночь сегодняшняя; он всего лишь крепко уснул за чтением какие-то несколько часов назад, так что сейчас на исходе тот же самый день.На мистера Скрибблера накатывает приступ неодолимой тошноты. Слова мистера Пикеринга звучат у него в ушах с новой силой, а вместе с ними возвращается и ужас самосожжения мистера Пикеринга. Вслед за первым позывом к рвоте тут же следуют второй и третий. Лицо клерка становится белее морской пены. Он несколько раз судорожно сглатывает, однако исторгающей силе, пробудившейся в его желудке, противостоять невозможно.Он бросается к окну. Поднимает раму. Мистеру Скрибблеру сейчас не до холодного ветра. Он высовывается из окна по пояс, вознамерившись раз и навсегда избавиться от страданий. Свешивается с подоконника – ни дать ни взять салфеточка на ручке кресла, – опустив голову, вытянув вниз руки и упираясь ладонями в стену здания.Он еще успевает обвести взглядом окутанные туманом соседние дома и крутую улочку далеко внизу. По-хорошему, ему полагалось бы не на шутку испугаться, но, учитывая состояние его мыслей – да простится нам ссылка на мистера Иосию Таска, – страх – это не для него. Сейчас мистера Скрибблера занимает только его сон, поскольку приступы тошноты – не более чем отголоски его презрения к самому себе и кошмарной правды, доведенной до его сознания бывшим однокашником.Уж таков этот мир, Дик. Для Ричарда Скрибблера мир значит больше, чем когда-либо – теперь, когда клерк раскачивается над ним, повиснув на подоконнике чердачного окна в «Домах Фурниваля». До чего легко, размышляет бедняга, оторвать ноги от пола и броситься вниз головой в огромный мир, раскинувшийся внизу, – мир, от которого он столько времени держался в стороне и на который глядел сверху вниз не только в прямом смысле, но и в метафорическом. Ну, давай же! Давай! Просто-напросто оттолкнись от пола и соскользни с подоконника вниз. Так будет лучше для всех. Наконец-то настанет конец угрызениям совести и самобичеванию! Срывайся, давай же, приятель, срывайся – и снова станешь частью мира.Гравитация тяжелыми толчками вгоняет кровь все дальше и дальше в мозг. Поток горячих слез струится по лбу и впитывается в волосы. Мистер Скрибблер зажмуривается и словно отгораживается от всего земного, готовясь к тому, что его ждет. Но в это самое мгновение, когда он уже готов исполнить свой замысел, в сознание врывается невнятный шепот многих голосов.А как же Лаура и малютка Фиона? И в самом деле, как же они? Ведь со временем они непременно узнают о его смерти – и о ее обстоятельствах. Да, стоит ему оторваться от пола, и вот он – быстрый, долгожданный конец. Но что будет с ними? Сколько боли причинит им его уход, едва станет известно, что именно он сделал? И как же маленькая Фиона? Как прикажете сообщить девочке, что ее лучший друг, мистер Ричард Скрибблер, покончил с собой? Что ей сказать? Как объяснить столь кошмарное происшествие – ребенку?И как же Лаура? Справившись с горем, она непременно скажет про себя: ох, Ричард, Ричард, ты себе верен – взял да и поставил точку в летописи своего бытия. Выбрал легкий путь – самоубийство. Ричард Скрибблер, ты всегда был трусом, ты им и остался!Сделай что-нибудь примечательное со своей жизнью, пока не поздно.Клерк резко открывает глаза. Глядит вниз – и видит перед собой совсем иной мир; кстати, до него куда дальше, нежели казалось раньше. Исторгающие позывы в желудке затихают, сменяются безумной тревогой: вдруг он уже соскользнул слишком далеко и теперь возврата нет? На одно лихорадочное мгновение подошвы отрываются от пола. Он резко отводит назад руки; он уже чувствует, что соскальзывает вниз – и тут его пальцы вцепляются в подоконник. Лишь благодаря отчаянным, неуклюжим усилиям – и, конечно же, ослеплению паники – клерку удается вернуться в первоначальное положение.Он с грохотом захлопывает кошмарное окно. Уязвленная в лучших чувствах рама не медлит с ответом: сквозь щели между досками прорывается струя ледяного воздуха. Мистер Скрибблер ежится, вдруг осознав, какой в комнате холод. Отгоняя воспоминание об ужасном сне, он разводит в камине небольшой огонь. В каморке становится теплее; Ричард Скрибблер падает на диванчик и вновь пытается заинтересоваться книгой, без особого, впрочем, успеха. Спустя какое-то время он отбрасывает книгу, чувствуя, как неодолимо притягивает к себе пламя: он неотрывно смотрит на огонь, блаженно, умиротворенно, задумчиво, причем ни разу не отвлекшись на тревожные мысли о мистере Хэме Пикеринге.Пока вдруг не вспоминает нечто, что нащупал в кармане пальто, изучая содержимое кошелька. Слегка озадаченный, мистер Скрибблер запускает руку в карман и извлекает на свет смятое письмо, надписанное явно не его рукой. На конверте расплылись водяные потеки. Поднеся послание к самым глазам, мистер Скрибблер читает адрес:
Мисс Нине Джекс Боринг-лейн, Ки-стрит. Глава XIПрофессор Гриншилдз выносит вердикт Послышался шорох дамских юбок, а в следующее мгновение появилась и сама дама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80