Я рассказал ему довольно подробно о лесном чудище, и о воплях женщины, и что Эми рассказала, как она тоже слышала их. Я промолчал о другом шуме, который мы оба слышали.
– Итак, по-твоему, Эми видела и слышала то же самое, что и ты, или хотя бы часть этого? Ясно. Когда это произошло? Ясно. Но этим не ограничилось, так ведь?
– Нет. Я увидел муху, она летала в ванной. Очень маленькая, заметь. – При этом воспоминании я снова начал всхлипывать. – Но она летала как настоящая птица. Медленно махала крыльями. И вскоре она исчезла. Я незадолго перед этим хлебнул изрядно: у меня будто гора свалилась с плеч, когда Эми сказала, что слышала те вопли. Мне кажется, все это как-то связано.
– Вполне возможно. Хотя в таких случаях видения появляются не сразу, требуется куда более длительный отрезок времени. Болезнь медленно прогрессирует…
– Я полагаю, это…
– Конечно, очень похоже на легкую форму белой горячки, но твой деревянный истукан в этот диагноз не вписывается. Тебе уже снилось раньше нечто подобное, Морис?
– Я тебе сказал, что это не сон. Мне никогда ничего не снится.
– Разве нельзя допустить, что ты задремал, сидя в кресле? Очевидно, тебе…
– Нет, я видел все это.
– Ладно. – Он принялся считать мой пульс.
– И что даст тебе измерение моего пульса?
– Вероятно, почти ничего. Все так же сильно потеешь?
– Сегодня совсем не потел.
– Мышцы сводило?
– Не больше, чем всегда.
– Ладно. Итак, все эти твои видения не представляют ни малейшей опасности для здоровья. Вполне понимаю, как они тебя пугают, но постарайся внушить себе, что это иллюзия и не более. Белая горячка – только предупредительный синдром, а не сам кризис, и мы можем с ним бороться. Это обычно вызвано эмоциональным напряжением, в сочетании с алкоголем, конечно; и я думаю, одна из причин – смерть твоего отца. Мне кажется, твои призраки были чем-то вроде прелюдии к истории с мухой, а ощущение, будто вокруг полно зловещих, враждебных тварей, очень характерно для подобных случаев. Ты слушаешь?
– Если в том смысле, что понимаю ли твою мысль, то да.
– Отлично. Что тебе необходимо сейчас, так это немного отдохнуть. Послушай, твой Дэвид – очень деловитый молодой человек, а Джойс…
– В больницу я ни за что не лягу, Джек.
– При чем тут больница, господи ты боже мой! Это частный санаторий, у них весь комплекс медицинских услуг, там очень приятный…
– Я не поеду. У меня столько дел, за всем нужно проследить. Начнем с того, что завтра похороны отца. Вернемся к этому разговору чуть позже. Сделай что-нибудь, чтобы мне продержаться это время. Посоветуй, какие мне… – Я услышал шаги Ника, он возвращался, и я закончил поспешно: – Никому ни слова, а мне выпиши какие-нибудь таблетки. Ведь есть такие таблетки, а?
Вошел Ник.
– Какие-нибудь найдутся. Ладно. Хотя с тобой не согласен. – Джек повернулся к Нику: – Порядок?
– Да. Извини, телефон был долго занят.
– Да, это обычная история. Итак, медицинское заключение о здоровье твоего отца: уж больно часто он прикладывается к бутылке в последнее время. Посему он снизит норму потребления, и медицина в этом ему поможет.
– Не только снизит потребление, черт возьми, – сказал я, – а вообще бросит пить на целых пятьдесят лет.
– Нет, Морис. Это будет самый верный способ… э-э, сделать себе хуже. На первое время тебе нужно только снизить потребление наполовину, и я повторяю: именно наполовину, не больше. Постарайся как можно проще смотреть на все вокруг. Обопрись на своего молодого помощника Дэвида. И поговори с Ником и Джойс о своих проблемах. Это совет медика. Итак, я освободился намного раньше, чем думал. Ник, если тебе не трудно, заскочи ко мне где-то через полчаса, у меня есть кое-какие лекарства для твоего отца. Если что, Морис, звони мне в любое время. Через пару дней все пройдет, при условии, что ты будешь делать так, как я сказал. Ну, до свидания.
– Я провожу тебя, Джек, – сказал Ник.
– Да нет, зачем… Ладно. Спасибо.
Как только они вышли, я закрыл глаза. Просто из предосторожности: я уже чувствовал себя лучше или, другими словами, не так плохо. За исключением тех случаев, когда человеку грозит немедленная смерть, жизнь не сводится к чему-то одному. Есть птица или нет никакой птицы, я все равно собирался заехать поближе к ночи за Дианой и выяснить, что же было захоронено вместе с Андерхиллом. Отправляясь на такое дело, наверное, натерпишься страха, но тем лучше. Меня будет так трясти в ожидании того, что может произойти на кладбище, что и я думать забуду о всяких птицах. Вернувшись, Ник пододвинул стул к моему креслу.
– Его визит не был случайным, так ведь, Ник?
– Верно. Я попросил его заглянуть к нам. А то мало ли что, как он сам сказал.
– О чем ты спрашивал его минуту назад?
– Не считает ли он, что ты сходишь с ума. Он ответил, что некоторые признаки действительно имеются, но в целом он так не думает.
– Ну, это утешительно слышать, должен тебе признаться.
– Что с тобой, папа? Что такое стряслось, я хотел бы знать?
– Ничего не стряслось. Прикладываюсь к бутылке. Ты ведь слышал. Джек – ужасный пуританин насчет выпивки. Это он таким образом…
– Чушь. Хочешь – обижайся, хочешь – нет, только это чушь собачья. Ты решил ничего мне не рассказывать. И тебе кажется, что ты совершаешь героический поступок. Морис Оллингтон – герой, впечатлительная натура, держит рот на замке по поводу того, что гложет его героическую впечатлительную душу. Только дело совсем в другом. Просто ты слишком ленив, высокомерен, ко всему безразличен (так тебе кажется), так что ты не находишь нужным замечать людей, таких как твой cын, твoя жена, не считаешь их достойными того, чтобы посвятить в свою великую тайну, открыть им, как ты себя чувствуешь и что ты думаешь обо всем. Прости, папа, я выбрал не самое удачное время для такого разговора, я знаю, но самостоятельность оправдана лишь в тех случаях, когда дело касается пустяков или когда приходится полагаться только на себя, поскольку просто нет никого рядом с тобой, но в твоей ситуации все обстоит иначе; очень плохо, что ты живешь отдельно от других людей, в особенности от тех, которые зависят от тебя. Я же вижу, что у тебя мерзко на душе, но, если вокруг происходит что-то действительно дерьмовое, этого можно было бы избежать, если б ты сказал заранее о своих делах мне или Джойс. Ну а теперь я прекращаю; продолжу, когда тебе станет лучше. Извини, папа. И забудем об этом на некоторое время. – Он протянул мне руку, и я пожал ее. – Ты мне вот что сейчас скажи: как ты хочешь устроить все сегодня вечером, и я прослежу, чтобы все было по-твоему.
Я высказал несколько туманных пожеланий в том духе, что пусть все идет обычным порядком, а я, может, посижу у телевизора. Не объясняя причины, Ник сказал, что перенесет телевизор (общий, не тот, что у Эми) из гостиной, где он почти постоянно находился, и подключит его к сети и антенне здесь в столовой. Он закончил с телевизором и вскоре после этого уехал, чтобы забрать у Джека таблетки, оставив меня перед телевизором. Я начал смотреть, почти что в манере Эми, программу о проектах обеспечения граждан жильем в (кажется) Солфорде.
Как только Ник ушел, я достал молоток, долото и кусок стального прута из ящика с инструментами в подсобке, взял пару фонарей из ящика стола, где они у меня хранились, и пошел в сарай на улице, где обычно торчал, попивая чай и, не сомневаюсь, плетя какие-то свои интриги, тот старикан, ужасно ленивый и противный (никого лучше я найти не смог), которому я платил за работу садовника. Я отыскал лопату (все указывало на то, что ею давно не пользовались) и уложил инструменты в багажник «фольксвагена». Эти приготовления подняли мое настроение и также помогли в значительной степени задвинуть в дальний угол моего сознания сомнения: чем же я все-таки занимаюсь, черт возьми? Должно быть, где-то на этом этапе я фактически и принял окончательное решение довести до конца свое расследование по делу Андерхилла, в том смысле, что впоследствии я больше не возвращался к вопросу: а не повернуть ли назад? Второй момент, занимавший мои мысли, касался, конечно, того, каким образом подвести Джойс к разговору о моем проекте насчет нее, Дианы и меня в одной постели. Я был настроен уговорить ее на это дело как можно скорее, не имея в то же время ни малейшего представления, с чего начать, да и не зная, как продолжить. Если бы все остальное шло нормально, тогда лучшим выходом было бы, очевидно, для начала как следует напиться или прикинуться сильно пьяным, но напиваться – этот вариант сейчас не подходит, а прикидываться – скорее всего Джойс этим не обманешь, она хорошо знает меня (по крайней мере в таких делах, как выпивка), и ни первое, ни второе, похоже, не произвело бы нужного впечатления. Я обыгрывал все это в уме, делая, в сопровождении Дэвида, быструю ревизию бара, кухни и обеденного зала, но так и не нащупал верного решения. Это не обеспокоило меня, возможно, потому, что перед обходом я открыл бутылочку с пилюлями Джека и проглотил два разноцветных прозрачных цилиндрика, содержащих какой-то крупнозернистый коричневый порошок и имеющих отдаленное сходство с игрушечными песочными часами. Мне придется положиться на вдохновение в нужную минуту, другими словами – опустить рога, и – вперед во весь опор.
Нужная минута наступила где-то незадолго до девяти часов; перед этим у меня состоялся отрывочный разговор с Эми в ее комнате, а заглянув в столовую, я застал там Ника и Джойс. Не успел я налить себе виски с содовой – в пропорции один к десяти – и дать Джойс стакан «Тио Пепе», как Ник сказал, довольно пристально меня разглядывая, что ему хочется спуститься в бар на минутку и мы встретимся позже за ужином.
Джойс поинтересовалась моим самочувствием, и я вскоре удовлетворил ее любопытство, которое, начнем с того, не показалось мне уж очень жгучим. Затем я добавил:
– Налетел на Диану сегодня днем, когда возвращался из Кембриджа.
– Налетел?
– Она выходила из почты, а я как раз ехал мимо, так что я притормозил и подвез ее до дома. Она за покупками, похоже, ходила.
– И что?
– Ну, разговор состоялся прелюбопытный. Ты бы могла вообще представить себе такое: Диана под этим делом? Конечно, не в таком состоянии, как я иногда бываю, но вообще?
– Нет.
– И я бы не поверил, но у нее сегодня был действительно такой вид, будто она под мухой. Или под чем-то другим, судя по тому, что она мне наговорила. Ну неважно, главное, она начинает рассказывать, какая ты ужасно привлекательная, и, по ее словам, у тебя удивительный цвет волос, глаз и всего остального, классная фигура; и так расхваливала, что постепенно до меня стало доходить: она не просто раздает комплименты, у нее конкретное на уме. А через некоторое время все стало проясняться.
– Продолжай.
– Она стала расписывать подробно, какая здесь скучная жизнь в Фареме для таких людей как она, ты и я, и в этом я, конечно, согласен с ней, и нам нужно что-нибудь сделать, чтобы избавиться от скуки, как-нибудь развлечься. Как, например? Ну чем плоха такая идея: нам втроем покувыркаться вместе. – Джойс молчала, поэтому я продолжил: – Она имела в виду лечь всем троим в постель. Сначала я подумал, что она шутит, но она явно не шутила. Я сказал, что не уверен, смогу ли удовлетворить в одиночку двух дам, но она сказала, чтобы я не беспокоился, в этом не будет необходимости.
– Что она имела в виду?
– Ну, мне показалось, что она хотела сказать… В общем-то я уверен, что она имела в виду такой вариант: ты и она делаете приятно друг другу в перерывах. Это было бы смешанным таким мероприятием.
– Ясно. А ты что ответил?
– Я ответил, что, по-моему, в этом что-то есть, но, естественно, не стал давать обещаний, не поговорив сначала с тобой. Да, она еще вот какую вещь сказала: нам не стоит волноваться насчет Джека, о его роли во всем этом, потому что, как выяснилось, она его ненавидит.
Джойс посмотрела на меня – в первый раз с того момента, как начался наш разговор:
– Диана ненавидит Джека?
– Я передаю тебе ее слова.
– Ты хочешь сказать, что не знал этого раньше? – (Теперь молчал уже я, не зная, что ответить.) – С самого начала, как мы познакомились с ними, Диана терпеть не могла своего Джека, и до сих пор она его не переносит. Странно, что ты никогда не замечал.
– Почему ты ни разу не сказала мне об этом?
– Я была уверена: все настолько очевидно, что и не о чем говорить.
– Что-то тут не стыкуется. Я ведь тебя знаю, ты бы обязательно затронула эту тему рано или поздно, хотя бы мимоходом коснулась. Почему ты держала это в себе так долго?
– Похвальная проницательность, – сказала Джойс, как мне показалось, с восхищением, очевидно, искренним, но все очевидное казалось мне подозрительным – по крайней мере в данной ситуации. – Я не касалась этого потому, что ждала, хотела проверить: ты сам когда-нибудь заметишь или нет, – а ты не заметил. Это характерно, оба этих момента; я хочу сказать, что там ты не заметил, но здесь сразу же разглядел, что я специально обхожу эту тему. И ты во всем такой. Ты вроде бы наблюдаешь за всем вокруг, и это у тебя чертовски хорошо получается – в целом; и все же ты ничего не видишь. Ты понимаешь, что я имею в виду?
– Да, и, возможно, ты права, – сказал я, стараясь, чтобы в голосе не звучала нетерпеливость. – Но давай вернемся к предложению Дианы. Похоже, она считает, что мы могли бы…
– Она имела в виду, что ты, ну, сделаешь ее, например; а потом мы с ней чуточку побалуемся друг с другом, пока ты наберешься сил, и потом ты сделаешь меня сзади, а она в это время будет заниматься моим передом; потом мы с ней снова поработаем друг над другом, а ты, может, повторишь все позже – только в обратном порядке; или ты и я могли бы поделить ее между собой, каждый занялся бы своим кусочком, а потом вы вместе могли бы поделить меня между собой и так далее. Я правильно излагаю?
– В основном, да. – В кратком изложении Джойс все это напоминало в общих чертах такую картину: вы знакомитесь с сюжетом «Ромео и Джульетты» в пересказе чернорабочего со стройки. Слушая, я то и дело сглатывал, силясь подавить в себе желание рассмеяться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35