угловой пенал для ванной комнаты 

 

Мэри тоже была довольна. Однако… за мной установили постоянное наружное наблюдение, все мои встречи стали контролировать ребята из ФБР, все телефонные разговоры прослушивались.
В начале 1986 года меня вызвали в Сан-Франциско для конфиденциальной беседы. На встрече присутствовали мой прежний начальник из советского отдела в ЦРУ Том Миллз, Джерри Браун из контрразведывательного отдела в Вашингтоне и его коллега Майк. Последний сообщил, что из СССР сбежал бывший резидент КГБ в Лондоне Олег Гордйевский, который заявил, что я осведомитель КГБ.
– Это действительно так?
– Абсолютная ерунда. Но это еще не все Смотавшийся в августе 1985 года сотрудник КГБ Виталий Юрченко уведомил ЦРУ, что я уже давно работаю на КГБ под кличкой «Роберт» и что я не просто, предатель, а «крот», то есть советский агент, специально внедренный в Центральное разведывательное управление и действовавший там весьма эффективно. Короче говоря, на меня свалили все провалы американской разведки на территории СССР в середине восьмидесятых. Но это же абсурд. Я был начинающим, оперативным работником и даже не приступил к работе в Москве.
Однако это уже говорит о невысокой степени осведомленности. Во время моей работы в ЦРУ в период с 1981 по 1983 год мне были известны псевдонимы только двух наших агентов в Советском Союзе. Их настоящих имен я не знал. Более того, по меньшей мере один раз в год изменялась вся организация связи с этими агентами…
– Но почему же возникли обвинения в ваш адрес?
– Дело в том, что в 1985–1986 годах ЦРУ потерпело серьезные провалы в Москве. Нужно было за них отвечать, и решили сделать из меня козла отпущения… Поэтому я начал думать о побеге. Сначала я освоил трюк, который в ЦРУ называли «черт из табакерки»: неожиданное выпрыгивание из автомобиля на закрытом для слежки участке пути. Затем я соорудил чучело, похожее на меня, с пенопластовой головой для париков, на которую надел бейсбольную кепку. Вечером мы выехали из дому на машине. За рулем сидела Мэри, рядом я в бейсбольной кепке и под ногами – чучело. За нами, естественно, ехал автомобиль наружного наблюдения. Мы заранее изучили дорогу и знали, где она делает замысловатый крюк. Мэри снизила скорость. Я пригнулся к двери, посадил чучело вертикально и вывалился в кусты. А через несколько минут мимо проскочила автомашина преследователей. Документы у меня были заранее подготовлены. Короче говоря, через пару дней я был уже в Копенгагене…
Мы обсудили схему будущей книги, решили, что я напишу ее от третьего лица. «Дня через три я вам пришлю свои пожелания в письменном виде через Сережу», – сказал Говард, на прощание крепко пожимая мне руку.
В Москву мы возвращались уже вечером.
– Скажите, Сережа, Виталий Юрченко действительно заложил Говарда?
– Об этом вы прочитаете в материалах, которые я вам передам вместе с пожеланиями героя вашего будущего детектива.
Я получил через несколько дней и то и другое. Три странички машинописного текста от Говарда: «Мысли по поводу книги Колосова». Приведу некоторые из этих мыслей.
«Первое и самое главное – я не хочу, чтобы содержание этой книги послужило поводом для судебного разбирательства против меня. Поэтому не следует делать никаких прямых ссылок на меня, особенно в той части, где я говорю о мотивах моего сотрудничества с КГБ или рассуждаю о том, какую помощь я мог оказать КГБ… Я не хочу называть книгу „Исповедь шпиона“ или „Искушение“. Возможно, „Война ЦРУ в одиночку“ подойдет… Любые снимки моей семьи (жены и сына) должны быть не настолько похожими, чтобы их можно было идентифицировать. Мотивы. Я понял, что американская разведка вовсе не собиралась признавать свои ошибки – и относительно меня, и относительно Юрченко, которого они действительно похитили… Кстати, после того как Юрченко покинул США, он утверждает, что никогда не говорил с ФБР, что я советский шпион… Я ужасно хотел повидаться с семьей и понял, что после моего побега сделать это можно лишь с помощью другой сверхдержавы – Советского Союза. Так я оказался в Москве в июле 1986 года и попросил о помощи – это был первый раз, когда я вступил в контакт с правительством СССР. Приехав в Москву, я, естественно, столкнулся с КГБ. Там меня попросили помочь в борьбе с ЦРУ, и я согласился… Почему я это сделал? Во-первых, потому что я не причинял этим никакого ущерба безопасности моей страны. Во-вторых, потому что боролся с ЦРУ, преступной организацией, а не с американским народом. В-третьих, потому что ЦРУ вело и продолжает вплоть до настоящего времени вести со мной борьбу, унижая мое достоинство и не давая покоя моей семье. И, наконец, в-четвертых, потому что я узнал и полюбил русский народ и понял, что войну против него ведет не американский народ, а группка эмигрантов-отказников, работающих в ЦРУ и желающих нанести сокрушительный удар по советском правительству…»
Вот так. Вроде бы все ясно, хотя и не очень убедительно. Во всяком случае, после того, как я проштудировал все материалы по существу вопроса. Кстати, о Виталии Юрченко. Читатели, вероятно, помнят этот скандал и конференцию в пресс-центре МИД 14 ноября 1985 года, на которой перед советскими и иностранными журналистами выступил В. С. Юрченко. Он сообщил, что 1 августа 1985 года был захвачен неизвестными людьми около ватиканского музея в Риме и насильственно в бессознательном состоянии переправлен из Италии в США
А вот что я прочитал у американцев: «В четверг 1 августа 1985 года в 9 часов утра Юрченко сказал своим коллегам в советском посольстве, расположенном на Виа Гаета, что собирается прогуляться и осмотреть музеи Ватикана. Когда он не вернулся к вечеру, в посольстве сильно заволновались. Не дожидаясь утра, чиновники посольства сообщили в полицию об исчезновении Юрченко…
Обратившись утром 1 августа в резидентуру ЦРУ в Риме, расположенную в американском посольстве на Виа Венето, Юрченко попросил связать его с сотрудником ЦРУ, назвав того по имени. Об этом была немедленно уведомлена штаб-квартира ЦРУ на севере Вирджинии. Кейси, Клэр Джордж, Хатауэй и другие ответственные сотрудники ЦРУ были подняты на ноги. Механизм, разработанный для встречи важных перебежчиков, пришел в действие. К тому времени, когда русские обратились в итальянскую полицию, Юрченко был уже далеко – он находился в руках ЦРУ и на военном самолете пересекал Атлантику…»
И далее… «На одном из допросов Юрченко рассказал об уникальном случае проникновения КГБ в американскую разведку. По его словам, этот человек работал в ЦРУ. Он не знал его настоящего имени, но ему был известен его псевдоним – „Роберт“. Юрченко никогда не видел его и не мог описать его внешность. Однако Юрченко сообщил два важных факта. Во-первых, этот сотрудник ЦРУ встречался с руководящими работниками КГБ в Австрии и предоставил им секретную информацию, получив за это денежное вознаграждение. Во-вторых, „Роберт“ проходил подготовку для работы в Москве, но потом это назначение отменили. Однако „Роберт“ был знаком со сложной процедурой поддержания связи ЦРУ со своими агентами, знал их псевдонимы и другую информацию, которая смогла бы позволить установить их личности… Описанию, данному Юрченко, соответствовал только один человек. Его звали Эдвард Ли Говард».
И еще одна небольшая справка: «ФБР стало известно, что на секретном счету Говарда в швейцарском банке лежат 150 тысяч долларов. Кроме того, в пустыне Нью-Мексико он зарыл клад, состоящий из золотых и серебряных слитков, а также валюты… ЦРУ более двух лет держало в тайне дело Говарда и скрывала его от ФБР, даже тогда, когда тот признался, что был готов продать секреты русским…»
Во всем этом калейдоскопе совпадений и противоречий мне предстояло разобраться.
Наступило 19 августа 1991 года. Ну, что вам рассказывать о ГКЧП и «Лебедином озере»? Вы все прекрасно помните. Когда арестовали Янаева, Лукьянова, Язова, Крючкова и еще дюжину разных людей до начальника охраны канцелярии, народ вроде бы возликовал. А вот мой знакомец Сережа как-то позвонил мне и сообщил, что уезжает очень-очень далеко.
– А что делать с материалами? – спросил я его.
– А что хотите. У вас полный карт-бланш: от написания книги до Лефортовской тюрьмы. Решайте сами.
Я спрятал материалы, выписки и свои черновики подальше. А сейчас думаю, почему так долго ждал? Год назад наши разведчики-пенсионеры побывали в гостях у американских коллег в Лэнгли. Один из них, прослезившись, даже вспомнил, какими бравыми ребятами были агенты КГБ из числа американских подданных. И я подумал, почему бы не рассказать нашим россиянам о бравом американском разведчике Эдварде Ли Говарде, который, оказывается, очень любил бывший Советский Союз и русский народ.
И был завербован советской разведкой, кажется, еще до того, как решил податься в ЦРУ…
(Л. Колосов. //Совершенно секретно. – 1995. – №6)

Агенты-добровольцы

Строго говоря, текст, который мы представляем сегодня, не является «рукописью» того рода, что обычно публикуется на страницах. Данные фрагменты вряд ли являются образцом глубоких философских или научных размышлений. Но в серьезности им нельзя отказать: ведь и разведка, столь близкая политической сфере, все-таки тоже имеет свою философию. Аллен У. Даллес (1893–1969), долгое время возглавлявший ЦРУ, считается одним из создателей «философии американской спецслужбы», основные позиции которой он изложил в книге «Искусство разведки». (Она выйдет в будущем году в издательстве АО «Книга и бизнес» в серии публикаций мемуаров «королей шпионажа» – там же увидят свет работы Р. Гелена, У. Колби.) Отрывки из нее, которые мы печатаем, показывают, как западные спецслужбы эксплуатировали тягу к свободе и стремление к лучшей жизни подданных тоталитарного режима. Люди, живущие в таком обществе, как правило, бедны, обделены судьбой, влачат рабское или зависимое существование и потому нередко способны податься соблазну изменить условия жизни и покинуть родину. Но остается вопрос: оправдает ли столь высокая цена такой шаг? Разведчики, впрочем, об этом не много размышляют. Для них психология и другие науки, научные методы анализа обществ и политики – это только средство достижения политических и стратегических целей. И, разумеется, они вовсю пользуются слабостями общественной системы противника…
Выведывание секретов за «железным» и «бамбуковым» занавесами для Запада значительно облегчилось с помощью «добровольцев», которые являлись сами и предлагали свои услуги. Нам не всегда нужно самим добывать секретные сведения об интересующем военные или гражданские власти США советском объекте. Данные о нем могут поступить от людей, хорошо с ним знакомых, которые перешли на нашу сторону. Появление перебежчиков – это не дорога с односторонним движением. С Запада люди тоже уходят к Советам. Но к нам перешло гораздо больше «добровольцев», чем от нас к противнику.
В ходе венгерской революции в 1956 году более четверти миллиона человек бежали на Запад. Эмигранты доставили нам сведения о всех аспектах технологических, научных и военных достижений в Венгрии и тем самым помогли составить прогноз развития этой страны на долгие годы вперед. Среди сотен тысяч беженцев и эмигрантов из Восточной Германии, других сателлитов и коммунистического Китая, прибывших на Запад после конца второй мировой войны, нашлось немалое число оказавших нам подобную помощь…
Я не настаиваю на том, что так называемые «дезертиры» бежали на Запад лишь вследствие идеологического и политического несогласия. Одни потерпели крупные неудачи в своей карьере, другие испытывали страх, что режим в их странах еще более ужесточится, третьи соблазнились возможностью сделать свою жизнь безбедной и легкой. И все же если не большинство, то значительная часть эмигрантов и беженцев оказались у нас по идеологическим мотивам. Они почувствовали такое отвращение к жизни в коммунистическом мире и столь огромное стремление изменить к лучшему свою жизнь, что больше не могли терпеть. Поэтому в данном случае я пользуюсь термином «дезертир» весьма редко и к тому же с оговорками, предпочитая называть таких людей « добровольцами «.
Если человек, перешедший к нам, занимал заметное место в советской чиновничьей иерархии, он хорошо знает сильные и слабые стороны коммунистического режима, его интриги и скандалы, его неэффективность и коррупцию. Если же он специалист, ему непременно известно состояние дел в его области, технологические достижения, секреты производства и так далее. «Добровольцами» могут быть военнослужащие, дипломаты, ученые, инженеры, солисты балета, спортсмены и, правда, не столь часто – офицеры разведки. За «железным занавесом» имеется много недовольных, которых мы не знаем, но которые серьезно помышляют о бегстве. Кое-кто из них еще колеблется сделать последний шаг из-за страха перед неизвестностью, их ожидающей… Граждане стран советского блока… оставались бы гораздо чаще на Западе, если бы у Советов не существовала практика открыто задерживать в качестве заложников их жен и детей.
Советский ученый Олег Ленчевский, стажировавшийся в Англии по стипендии ЮНЕСКО, обратился в мае 1961 года с просьбой о предоставлении ему политического убежища к местным властям. Но напрасно он пытался получить от Москвы разрешение его жене и двум дочерям покинуть страну и присоединиться к нему. Его личное обращение в форме письма к Хрущеву было опубликовано во многих западных газетах. Советский лидер, как и ожидалось, не снизошел до этой просьбы. Да и не мог, поскольку хорошо знал: если бы он выпустил семью Ленчевского из России, это стало бы прецедентом для других диссидентов.
По-моему, если бы гражданам коммунистического мира предоставили возможность свободного выезда за границу, число беженцев из государств за «железным» и «бамбуковым» занавесами достигло без преувеличения астрономической величины. А так, несмотря на все рогатки и препятствия, их количество, начиная с конца второй мировой войны и до конца 1961 года, когда возвели берлинскую стену, составило свыше 11 миллионов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58


А-П

П-Я