За дверью видна искривившаяся река, купы деревьев, ступеньки, сходящиеся к воде…
Двери захлопываются. Река начинает двигаться, все быстрее набирает скорость. Над городом стоит торжествующий бледный день.
— Откуда они взялись? — удивляется Арагорн, перекрикивая стук колес. — Из какой-нибудь другой игры?
— Но ведь мы по-прежнему хоббиты, — рассудительно поясняет Дюша, — так что назгулы совершенно естественно…
Генке кажется, что это как раз неестественно, но она только говорит:
— Послушай, Арагорн, как тебя там, на вокзале будет много народу? Эльфийского, я имею в виду.
— Ну да, — мрачно говорит Арагорн, — все, кто еще остались.
— Что значит — остались? А прочих что, уже истребили?
— Не-а, просто на полевки уехали.
— А ты, значит, нет. Не взяли тебя, да? Ладно, и то хорошо, назгулы в толпе не нападают.
— Назгулы точно из другой игры, — оживленно говорит Арагорн, — накладки-то всякие бывают. Вот прикинь, как-то на хишке берут меня в плен. Ну, сижу я в плену, сижу, потом достало сидеть, и я кончаю жизнь самоубийством.
— А по-моему, ты вполне жива, — замечает Генка.
— Так по игре же. Ну, и пошла в Мандос. Да вы чего, это обитель загробная… А покойники у нас жили на самом краю территории, за Андуином, ну за Яхромой то есть. И вот иду я по тропке, лес вокруг, солнце садится, от земли туман поднимается, ну, жутко мне стало, мало ли кто в лесу ходит… Сморю — мужик идет, катит велосипед, сам с рюкзаком, ну цивил какой-то, кто его знает, что за человек, значит, я с тропки схожу и решаю в кустах укрыться предусмотрительно. Мужик, видно, что-то все-таки заметил, стоит, велосипед поставил, оглядывается, и тут из за поворота выходит, блин…
— Блин?
— Балин! Государь Мории. С топором, в шлеме, с бородой и два меча на поясе. А за Балином вышла и дружина его: шесть витязей — и все в аналогичных прикидах. Мужик и челюсть-то подобрать не успел, как Балин отставляет его велосипед с тропы и вся компания проходит мимо в полном молчании. А тут, с криком «пропустите покойницу», из кустов вылезаю я… В орочьей куртке, что характерно. Мужик как меня увидел, велосипед бросил и как кинется бежать… В направлении, откуда Балин с дружиной пришел. А там как раз эльфы лагерем стояли… [Эта история, видимо, реальна, выложена на том же сайте и принадлежит некоей Митрилиан. Вообще таких историй на толкиенистских сайтах более чем достаточно, из чего можно заключить, что подобные казусы происходили сплошь и рядом. Лично я не очень беспокоюсь за психическое здоровье жителей окрестных деревень, поскольку, полагаю, выезжающие из лесу воины Чингисхана или Белоснежка с семью гномами уже ничего к их обычному состоянию не добавляют. Хотя вот недавно какой-то тип из МАИ рассказывал в передаче как бы про науку про искривления хронологического поля. Мол, там, где они есть, местные жители видят странные картины прошлого — на-пример, людей в средневековых доспехах. Я думаю, они просто какие-то боев-ки видят, сейчас эльфов и витязей в лесах больше, чем грибников. А этот чудак из МАИ поверил… ]
— Ну и что?
— А то, что всякое случается.
Генка пожимает стройными плечами.
Поезд ныряет в тоннель. За темной дверью вьются какие-то загадочные трубки, проносятся призрачные огни. Дюша думает — а если поезд вынырнет не здесь и не сейчас? Немножко в другом мире, где все вроде так же, но на самом деле чуточку иначе? Система-то сложная, топология запутанная, вот случится какой-то схлоп пространства-времени и — нате вам!
У Генки свои заботы.
— Тугрик твой, Дюша, кажется, тоже был Гилдор, да? — спрашивает она. — Преображающийся эльф?
— Вообще-то да, — соглашается Дюша.
— И эта мелкая на Воробьевых, на белой лошади на палочке — тоже Гилдор была. Два, значит, Гилдора. Из них один недоделанный. И назгулов два отряда. Одни просто паноптикум какой-то, а другие — ничего, серьезные назгулы. Это почему, а, Арагорн?
— Я ж говорю, — печалится Арагорн, — накладка вышла.
— Из-за этой накладки эти назгулы нас чуть среди бела дня не замели!
— А в чем, по-вашему, состоит хоббитское предназначение? — Арагорн постепенно приходит в себя, — уходить от назгулов! А мое — защищать вас, маленьких и слабых…
— Хорошо же ты нас защитила!
— Я был не подготовлен, — сухо говорит Арагорн.
— Будто настоящего Арагорна назгулы каждый раз телеграммой извещали…
Станции на миг замирают перед ними — пустые, полные народа, обложенные белой кафельной плиткой, гладким кровавиком, нежнейшим мрамором, похожим на пласты нутряного жира. Генка тревожно меряет взглядом каждую очередную платформу. Лишь когда двери снова захлопываются, она немного расслабляется.
— Ты чего? — беспокоится Дюша.
— Да так… кстати, где у нас Ородруин, а, Эльфийский прихвостень?
— Еще понятия не имею, — вертит головой Арагорн, — это только мастер знает!
— А! — удовлетворенно говорит Генка, — мастер! А ты сам его хорошо знаешь, о потомок эмигрантов с Заокраинного запада?
— Кто ж его знает? — удивляется Арагорн, — мастер — он такой…
— Понятно. Ладно, пошли. Нам выходить. Только осторожно.
— Почему — осторожно?
— Ты что, Арагорн, совсем дура?
У перрона толпится группка эльфов. В высоких сапогах и зеленых плащах, в камзолах цвета прелой листвы, бархатных платьях с разрезами…
— … сбалансирован по гарде, так финтить легче…
— … а как вы пытаете? Мы прибегаем к зеленым яблокам. На ниточке, знаете? Заставляем кусать.
— И тут он вынимает свой двуручник…
— А изнасилование вы практикуете? Мы практикуем.
— Смотри, Дюша, вон Юджин!
Юджин, весь в черном, несмотря на жару — черный плащ, черная шерстяная туника, черные штаны, черные сапоги — машет им затянутой в черную перчатку рукой.
— А, мои маленькие друзья! — говорит он. — Добрались все-таки?
— А почему это мы должны были не добраться? — подозрительно спрашивает Генка.
— Да мало ли, — неопределенно отвечает Юджин.
— Вот они, — раздается в толпе, — вот они!
С подножки соскакивает темный эльф, черные кудри развеваются у него за плечами, черный плащ оторочен серебром. За ним идет девица в парчовом золотистом платье. Когда она изящно подбирает подол, чтобы сойти с вагонной площадки, видно, что на ней алые колготы и остроносые сапоги.
— Сама майа Мелиан!
— Вообще-то сейчас я Йенифер, — говорит девица, принимая чью-то руку и величественно опираясь на нее, — и не выбивайте меня из образа.
За ней из вагона выскакивает еще несколько эльфов в зеленых плащах. Остальные пассажиры нерешительно толпятся на площадке, подавленные этим великолепием. Арагорн толкает Дюшу в бок:
— Гляди, как вылупились! Ну, точно, как мы, когда ехали из Полтавы с игры «Арверниен»…
— Арагорн, — сквозь зубы говорит Генка, настороженно озираясь по сторонам, — заткнись, а? Или нет, лучше скажи, где эти нацменьшинства?
— А?
— Ну, гнум с эльфом? Где?
— Сичас!
И кричит пронзительным голосом:
— Леголас! Гимли! Где вас носит, защитники Средиземья?
Из кольца вокруг питерских эльфов выбирается крепкая коренастая девица в штанах и с волосами, заплетенными в косу.
— Это Гимли? — понимающе спрашивает Дюша.
— Леголас, — поясняет девица, изо всех сил тряся Дюшу за руку так, что тот морщится, — сын Трандуила, короля Лихолесья!
— Так Трандуил вроде на сносях, — конфиденциально говорит Дюша, демонстрируя свою осведомленность.
— Да, ну и что? — пожимает широкими плечами девица, — Гимли! Ты где? Выходи, познакомься с хоббитами!
— Очень приятно, — вежливо говорит Гимли. Он очень похож на Леголаса, только чуть повыше ростом. И тоже девушка.
— А где твой боевой топор, о сын Глоина? — вдруг встревожился Арагорн.
— В автобусе, — поясняет Гимли, — там же, где вон его лук. Мы разве на квартирник не едем?
Тут только Генка замечает, что все эльфы во главе с питерскими бойко тянутся к выходу. На перроне уже почти никого нет. Что-то печально кричит вокзальный репродуктор.
— Как это не едем, — торопливо говорит она, — едем!
— Но это… — пытается притормозить ее Дюша, — разве нам не на игру?
— Ты инструкции получил? — сухо говорит Генка, — нет? Арагорн, ты получил инструкции? Нет? Так какая разница, где их ожидать! Поехали, Дюша, поглядим, что такое эльфийский квартирник…
На стоянке припаркован замызганный автобус — эльфы, галдя, грузятся в него. Как раз в данный момент, изящно приподняв подол платья и выставив ногу в алом чулке, по ступенькам поднимается Мелиан-Йенифер.
Генка энергично протискивается в автобус следом за ней.
Мелиан— Йенифер окидывает ее холодным взглядом.
— Мест нет, — говорит она.
— Постоим. Да, Дюша? Кстати, мы на автобусе, о скитальцы Средиземья? Что, на метро нельзя было добраться?
— Так мы потом на игру едем, — поясняет белокурый эльф в серебристом плаще, — в пансионат «Звездочка». Только это не по Толкиену, по Сапковскому. Эпизод «Ведьмака» будем отыгрывать… Ну тот, со съездом чародеек…
— А!
— Питерцы на «Ведьмаке» собаку съели. Их разработки. А у нас опыт нулевой.
— А!
— Писателя послушаем и погрузимся.
— А писатель-то кто?
— Наш человек, — поясняет эльф.
Автобус, чихая и фыркая, ползет через раскаленный город. Ползет мимо высотка у трех вокзалов, ползут желто-серые здания, надолбы вдоль автострады, троллейбусный парк, скверик, голубая свежеотштукатуренная церковь с соблазнительно-округлым куполом, трамвайная колея…
Генка вытягивает шею и беспокойно смотрит в заднее окно. Она и сама не знает, что ожидает увидеть — черный лимузин с непрозрачными окнами, зловеще следующий по пятам, или еще что похуже — но сзади, за грязным стеклом, льется безразличный поток пестрых автомобилей.
…Рядом с навороченной витриной магазина «Свет» каменная стена с крохотной калиткой. Один из эльфов жмет на грязный звонок. Сквозь щели в ограде видно, как по дорожке, где на выщербленную гипсовую вазу осыпается сирень, идет высокая румяная женщина, майка у нее заляпана пестрыми масляными красками, пестрый подол лоскутной юбки болтается над крепкими голыми щиколотками. От женщины пышет тем плохо скрытым психическим здоровьем, которое иногда отличает талантливых художниц, несмотря на все их старания.
Увидев толпу эльфов у калитки, она нисколько не удивляется, напротив, откидывает щеколду и молча разворачивается и идет по дорожке, шлепая сандалиями без пяток.
Дверь в крохотный флигель открыта. В сенях темно, мутное окошко выходит в сад, на вешалке висит тяжелый зимний тулуп, под ним, приткнувшись друг к другу, расположились валенки с галошами. Эльфы, возбужденно щебеча, вваливаются в сени, вытеснив Генку с Дюшей в большую комнату, заставленную полотнами абстрактного толка. На стенах висят африканские маски и лоскуты каких-то шкур животных вперемежку с эльфийскими луками. С одинокой лампочки свешивается низка костяных бус и деревянная птичка.
Художница вытирает руки замасленной тряпкой.
— Сит даун, пипл, куда можете, — приветливо говорит она. Генка с размаху плюхается на какую-то вышитую подушечку.
Таких подушек по дощатому полу раскидано немерено. Еще на полу наблюдается несколько мутных граненых стаканов, накренившаяся вавилонская башенка стаканчиков пластиковых, три пакета чипсов и высокая дама с проседью в черных волосах, перехваченных кожаным хайратником. Эльфы рассаживаются — на самую высокую подушку, закинув ногу на ногу и блеснув золотой подвязкой, усаживается Мелиан, она же Йенифер. Юджин спокойно садится на пол, подстелив под себя черный шерстяной плащ.
— Это Гил-Эстель? — имея в виду хозяйку и усаживаясь на побитый молью гуцульский коврик, шепчет Дюша Арагорну.
— Ты чего? Вон та — Гил-Эстель! — Арагорн кивает на мрачную седоватую даму, чьи глаза обведены большими темными кругами. — А это ее мама!
— Это — мама?
— Ну да, Василиса Тер-Иванова, в миру известная как Килька! А ты что, ее не знаешь? Странно… Ее вся Арда знает.
— Сколько же ей лет?
— Пятьдесят. А то и больше. Чего ты хочешь, они ж эльфы!
— А я думал, вон та, черная, старше…
— У нее просто была бурная молодость, — поясняет Арагорн звонко.
Гимли с Леголасом усаживаются в уголок, держась за руки.
«Так я и думала», — думает Генка.
— А писатель? — вертит головой Дюша.
— Ой, — выдыхает Арагорн, — вот он!
У писателя тонкая талия, затянутая кожаным ремнем, черная кожаная куртка с заклепками, волосы до плеч, девичьи ресницы и нежная кожа. Он очень брутален.
Пружинистой походкой он выходит из боковой двери и, скрестив руки на груди, становится посреди комнаты.
По прыщеватому лицу Арагорна разливается алый румянец. Дюша немного комплексует. По сравнению с писателем он натурально начинает ощущать себя хоббитом.
— Все, что вы хотели знать об эльфах, но боялись спросить, — говорит писатель, притоптывая остроносым сапогом.
За его спиной Гимли с Леголасом шуршат пакетиком с чипсами. Дюша осознает, что тоже хочет кушать. Типично для хоббита. Хоббиты вообще не склонны думать о высоком.
— Вообще-то, — томно говорит Гил-Эстель, — ничего такого, чего бы я не знала об эльфах, не существует в природе. А вы лучше о себе расскажите.
— Писатель! — говорит писатель, прохаживаясь по комнате со скрещенными руками, — вы, ребята, думаете, что вот станете вы писателями и будут вам и деньги, и слава, и сало в шоколаде… А носом в дерьмо — не хотите? Так вот, друзья, готовьтесь к тому, что вас последующие пятьдесят лет вашей жизни будут тыкать носом в дерьмо! Критики, фэнье, вообще удоды всякие! А ты писатель, ты терпи… Всем по морде не дашь!
— Пятьдесят лет, — бормочет Гил-Эстель, — что для эльфа время…
— Ну, я не эльф, — говорит писатель, у которого чуткий слух. — Вы ведь об этом хотели спросить, да? Так вот, отвечу честно. Не эльф. Так, четвертьэльф… Но, если надо, могу работать правой, как полуэльф, а то и чистокровка.
— Нездешний!!! А много вас, таких, на четверть? — жарко шепчет Арагорн.
— А то, — соглашается писатель, — телевизор не смотрите? Все, вплоть до правящей верхушки нации.
— И сам?
— А то. Полу.
— Это же, — говорит Генка, — что же получается? Бескровный переворот?
— А тебе какого надо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25