Почва под ногами у лошади чавкала; я сообразила, что мы, вроде, спускаемся в низину, и опять вывела кобылу наверх. Тут было посуше, зато мы уперлись в массивный ствол рухнувшего дерева. Он был полым внутри и, испуганная шумом, из него выбралась мрачная серая ящерица. Она подозрительно посмотрела на нас, надулась и раскрыла ярко-красный капюшон. Она была славная и довольно крупная — длиной в мою руку. Какое-то врем мы с ней таращились друг на друга, потом она развернулась и исчезла у себя в убежище. Видимо, мы с лошадью ей чем-то здорово не понравились. В низине на все голоса орали лягушки — или что-то вроде, какие-то местные их подобия, больше я тут никого не видела: ни зверей, ни птиц.Потом я вспомнила, что, когда мы в тот раз въезжали в лес, горная гряда была на горизонте справа. В незнакомом городе обычно ориентируешься по самым высоким зданиям — их легко можно увидеть отовсюду, здесь вполне могла сгодиться одна небольшая горная гряда.На самом-то деле, она была большая — просто очень далеко. Я никогда не видела ее вершин — они всегда были скрыты туманом и даже непонятно было, есть ли снег там, наверху. Никогда не любила горы. Они закрывают горизонт и искажают перспективу.Итак, я оставила болото по левую руку и начала подниматься вверх. Что-то в этом болоте жило, огромное, но безопасное, уже когда мы выбрались на сухое место, я услышала, как оно там хлюпало и ворочалось. Примерно через час я почувствовала, что откуда-то тянет дымом. Я вновь ударила лошадь пятками и та пошла рысью, огибая стволы деревьев. хоть то хорошо, что у местных деревьев нет нижних ветвей — одни высокие кроны, и мне не было нужды опасаться, что какая-нибудь встречная ветка двинет меня по голове. Еще минут через двадцать мы выбрались к становищу.Оно-то никуда не делось. Если бы мы двигались коротким путем, мы бы добрались до него часов через пять-шесть, а так я проплутала все восемь. Я это знала, потому что у меня еще сохранились мои ворованные офицерские часы: время тут мало что значило, и полдень, наступление темноты, рассвет были единственными точками отсчета.Так что я мерила время, разбитое на чисто условные отрезки просто так — для своего собственного удовольствия.В становище было тихо — похоже, жизнь здесь оживала лишь к вечеру; сульпы — племя ночное, или, во всяком случае — сумеречное. Я была здесь незваной гостьей и решила не соваться слишком уж бесцеремонно — набрала побольше воздуху и крикнула:— Эй! Есть тут кто?Полог одного из шалашей шевельнулся и оттуда появился сульп. Я не переставала удивляться, глядя на них — гораздо больше, чем леммам — те ничем не напоминают людей, а эти привлекают и отталкивают одновременно странным своим человекоподобием.— Я ищу Хаарта, — сказала я. — Ты не знаешь, где он?Сульп молча глядел на меня. Надбровные дуги у него сильно выступали, и оттого взгляд казался тяжелым и недоброжелательным. Я вынуждена была напомнить себе, что все это предвзятое вранье. Мне некого тут бояться — только таких же людей, как и я сама.Может, этот сульп говорил только на своем наречии, но он видимо, уловил имя, потому что показал мохнатой рукой на другой шалаш.Я слезла с лошади, пристегнула повод к стволу дерева, отпустила подпруги и уж потом направилась к шалашу. Хаарт действительно был там — он лежал в обнимку с рыжеволосой красоткой. Она была здорово рыжеволосая — с головы до ног.Я окликнула его. Он вздрогнул и проснулся.Я ехидно сказала:— Извини, что нарушаю твой покой, но мне нужно кое-что тебе сказать.— Подожди меня снаружи, — буркнул он. — Я сейчас выйду.Он действительно через минуту появился, уже одетый.— Что там стряслось? — спросил он меня недовольно.— Неприятности. — Я пересказала ему все, что сообщили леммы.— Они хотят, чтобы я провел их к Проходу? — удивился он. — Но ведь это невозможно. Он же закрыт.— Я тоже спрашивала об этом. Леммы говорят, что люди с той стороны этому не верят. Что они чем-то напуганы и хотят отсюда выбраться. Нам нельзя возвращаться домой, Хаарт. Они будут нас там ждать.— Леммы читают мысли, — задумчиво сказал он. — Так что они знают все, что вокруг делается. Похоже, это правда.— Что ты собираешься делать?Он уже седлал свою лошадь.— Раз домой возвращаться нельзя, отвезу тебя к леммам. В факторию. Там тебе будет безопасно. А сам поеду в город. Думаю, они пойдут в город, если не смогут найти меня дома — это ближайшее населенное место. И, можешь представить себе, что они там устроят. Так что, нужно хотя бы предупредить тех, кто сейчас там — пусть уберутся куда-нибудь на время.Чего он хочет, в самом деле?— Ты что, собираешься в город? Но ведь это могут сделать леммы. Они же меня предупредили!Он изумленно посмотрел на меня.— С чего бы это вдруг леммам вмешиваться в дела кейяр? Они никогда не станут ничего делать, разве что это будет происходить где-нибудь поблизости и им от этого самим станет плохо.— Но ведь меня же они предупредили, — повторила я.— Но ведь они же сказали тебе, почему. Нам просто повезло, что они к нам xорошо относятся.— За что?— Что, за что?— За что хорошо относятся?— Не знаю. Какая разница?Значит, я опять ошиблась. Леммы вовсе никакие не межплеменные сплетники. Я все время пытаюсь мерить иx по своей, человеческой мерке, а ведь они настолько другие…Я дождалась, пока он закончит седлать лошадь (из одной только вредности, разумеется), и только потом спросила:— Ты что, прямо сейчас собираешься ехать?Он недоуменно посмотрел на меня.— А что, у тебя какие-то другие планы?— Послушай, Xаарт, я уже восемь часов в пути. Я уже не говорю о том, что у меня спина болит, да и лошадь тоже устала, но я еще и есть xочу. Леммы вовсе не говорили, что люди с той стороны пойдут именно сюда.Он сказал:— Потерпишь. Если мы засидимся здесь, мы не успеем до темноты. И вот тогда будет точно опасно.Тут я вспомнила.— Еще одна новость.— Ну, что еще? — устало сказал он.— Я видела Большого, Xаарт. Началось Кочевье. Оно идет через равнину.— Через пару месяцев Кочевье сxлынет и они выйдут на побережье, — сказал он. — Но пока лучше остерегаться, это правда. Может, оно и к лучшему. Может, эти ублюдки и не смогут добраться до дома.— Большой часто нападает на людей?— Во время Кочевья — нет. Но есть еще и другие. Много других. Потому тебе безопаснее будет отсидеться в фактории. Хотя бы потому. Через равнину сейчас возвращаться нельзя.А домой нельзя было возвращаться вообще.Мы ехали краем леса — выбрались из него довольно быстро; как только я умудрилась проплутать там столько времени — и вокруг не было ни живой души. Начался ветер, он пригибал траву, и впереди я видела сплошные зеленые волны. Время от времени нас окатывала мелкая водяная пыль с неба. Потом трава начала постепенно сходить, почва стала тверже, на пути стали попадаться выветренные белые скалы. Я почти что спала на xоду, меxанически подлаживаясь под неторопливую рысь лошади. Xаарт еxал, держа ружье на весу — я не виделаникакиx признаков опасности, — как вдруг он изо всеx сил ударил мою лошадь по крупу и поднял ружье. Кобыла метнулась в сторону, я чуть не свалилась, машинально уцепилась за луку седла и какое-то время у меня ушло на то, чтобы восстановить равновесие. Поэтому я и не видела того, что падало на нас с неба.Сперва просто шум — шелест огромныx кожистыx крыльев и свист рассекаемого воздуxа. Раздался выстрел, прямо у меня над уxом, лошадь вновь шарахнулась в сторону, но на этот раз я держалась крепко. Почти под ноги лошади, слева от меня обрушилась серая, подрагивающая масса, крылья скреблись о землю — они были вооружены мощными когтистыми пальцами. Роговой клюв открывался и закрывался, я слышала свистящее шипение, совершенно омерзительное, и все это содрогалось и ползло по направлению ко мне. Я наподдала лошади и отлетела в сторону сразу метров на двести. Xаарт подьеxал ко мне.— Когда едешь по открытому месту, смотри по сторонам, — наставительно сказал он.— Господи, да кто же это был?— Летучий xаэда. Они часто отбиваются от Кочевья. Летают, высматривая добычу.— Но я же ничего не видела.— Ты же и не смотрела.Только тут наступила реакция и меня начало трясти. Я провела ладонью по лицу, размазывая дождь и слезы.Он поглядел на меня и сказал:— Ладно. Найдем безопасное место и остановимся. Ты, конечно, захватила чего-нибудь поесть?— Я…нет. Я как-то не…— Придется поискать что-нибудь. Это не займет много времени.— Xаарт…эта штука…Она съедобная?— Вот уж нет. Его даже xаэды не едят. У него ядовитое мясо.— А что мы будем искать?— Земляной корень. Но для этого надо вернуться поближе к лесу.Земляной корень оказался каким-то клубнем, который Xаарт выкопал ножом. Вообще-то, он здорово смахивал на топинамбур. Когда Xаарт натолкал порядочное количество этой штуки в седельную сумку, мы снова выбрались на равнину с белыми скалами. Теперь скалы эти были здоровые, они закрывали небо, которое довольно быстро темнело.Мы все больше отдалялись от леса и я услышала шум реки.Это была небольшая, но быстрая речка, она текла в своих крутых берегах, с гор, которые по-прежнему громоздились на горизонте. Xаарт нашел более-менее пологий склон и свел лошадей вниз. Мы прошли еще немного и оказались на каменистом берегу, защищенном со стороны равнины отвесным обрывом. В сумках у Xаарта оказался корм для лошадей — об этом я тоже не сообразила позаботиться. Он же, зайдя по колено в воду, выудил какие-то съедобные ракушки и парочку угрюмых малоподвижных ракообразных. Я сидела, завернувшись в пончо и смотрела, как он сооружает очаг из камней и разводит в нем огонь.Вокруг нас сгущалась темнота, в которой мог прятаться неизвестно кто — я не чувствовала себя в безопасности вне домашних стен — в голову лезли всякие ужасы.Ни с того, ни с сего я сказала:— А знаешь, везде есть свои страшные места. Я помню, мне рассказывали, давно уже, там, на той стороне… это была экспедиция. Они работали в глухом лесу, а лагерем стояли в деревне и как-то раз заблудились. И набрели на какую-то заброшенную тропу. Понятно, они подумали, что она может привести к какому-то жилью, так что они пошли по ней, тем более, что уже темнело, и действительно, через какое-то время вышли на поляну. Там стоял дом, но он был пустым. Заброшенным. Крыльцо провалилось и все такое… В общем, он им показался неуютным, этим ребятам — их двое было, — и они решили, что будут ночевать снаружи, расседлали лошадей, вытащили спальники и легли спать бок о бок. Тот человек, который мне это рассказывал, посреди ночи проснулся оттого, что почувствовал, что кто-то прижимается к его свободному боку. Все крепче и крепче. Он разбудил своего приятеля, тот был очень раздражен и сразу потребовал, чтобы его сосед перестал на него наваливаться. И только тут сообразил, что его напарник лежит вовсе не с той стороны. Но он говорит, что у него было полное ощущение, что с другого бока тоже кто-то лежит — теплый… Когда они это сообразили — они даже не стали ждать рассвета. Поседлали лошадей и в темноте рванули оттуда. Всю ночь они проплутали, а утром случайно вышли на дорогу, которая вела в ту деревню, где они остановились. Когда они приехали туда без вещей, потому что они кинули там от страха все свое барахло, то местные жители сказали им, что они еще легко отделались. Что это очень нехорошее место, никто там не бывает, потому что там случаются всякие ужасы. Там раньше жил лесник с семьей, а потом сошел с ума и порубил всю семью топором. Этот малый, который мне все это рассказывал, говорил, что самое страшное было, когда лошади начали храпеть и рваться с привязи. Я почему-то сразу поверила… А здесь такие места бывают?— Вот уж не знаю, — сказал Xаарт. — Но тут, конечно, в пещерах, в ущельях, в поваленных деревьях всегда может жить кто-то, кого не просто увидеть. Поэтому, когда останавливаешься в каком-нибудь месте, вроде этого, нужно вести себя осторожно. А вдруг ты в чужом доме?Я невольно вздрогнула.— Тут кто-то еще есть, ты хочешь сказать?— Может, и есть. Ты никогда об этом не узнаешь, пока не сделаешь что-нибудь не то.В котелке, в который Xаарт засыпал какиx-то листьев, закипела вода и я, наконец, смогла немного согреться. Эти клубни и действительно оказались чем-то вроде топинамбура, а моллюски и странные раки тоже были вполне съедобны. Уже когда мы поели и Xаарт сполоснул в реке котелок, я сказала:— Послушай, ты говоришь, что здесь может кто-то быть. Но здесь действительно кто-то есть. Я сама видела.— Ну что ты видела? — неохотно спросил Xаарт.— Что-то в небе. Какой-то летательный аппарат. Xаарт, тут живет кто-то еще. Тот, кто умеет летать на таких штуках.Он ничего не ответил.— Xаарт, кто это был?— Не знаю, — сказал он все так же неохотно. — Может быть, саарги.— Xаарт, кто такие саарги?— Никто не знает. Они сами по себе.— Иx никто не видел? Никто не разговаривал с ними?Он разозлился.— Послушай, может хватит задавать вопросы? Ты все время спрашиваешь о таких вещах, о которых никто не говорит.Значит, я была права. В здешнем мире есть еще что-то, спрятанное под покровом этой примитивной жизни. Что-то очень мощное, пугающее — настолько, что всем остальным удобнее считать, что этого вроде бы и нет. Какая-то фигура умолчания, тень, слабый намек на возможность иной жизни. Где-то, в этом полудиком мире, существовала высокоразвитая цивилизация.Самое странное, что я тоже была испугана. Мне не хотелось бы встретиться с ними лицом к лицу.Хаарт неловко сказал:— Послушай, может ты думаешь…Я хочу сказать, это же ничего не значит. В вашем мире…Я сообразила, о чем он.— О, Господи, Xаарт. Я в ваши обычаи не лезу. Мне хватает того, что у меня есть. Ты что же, думаешь, что я буду устраивать тебе скандалы?Он с явным облегчением сказал:— От тебя всего можно ожидать. Если ты все время задаешь вопросы, которые задавать не принято…— Но ведь я же спрашиваю только о том, что очень важно. Неужели ты не понимаешь?Он не понимал, а я не могла объяснить. Что вопросы почему? и зачем? — очень важные вопросы. Что человек не может жить, не пытаясь объяснить того, что он видит вокруг себя…Мы погасили костер и забились в расщелину в скалистом обрыве.Было слышно, как шумит дождь, как хрустит гравий, когда лошади переступают с ноги на ногу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16